Сначала в Ярославле повторилась та же история с «уставом» Кузьмы Минина, что и в Балахне, только «лучшим» людям ярославского посада не было смысла прикидываться нищими. Их торговля была хорошо известна по всей Волге. К моменту, когда ополчение выступило из Нижнего Новгорода, там уже были получены «неокладные доходы» с самых заметных ярославских купцов: с Григория Никитникова — 500 рублей, с Василия и Степана Лыткина — 350 рублей, с Второго Чистова — 100 рублей. Сбор затронул также Строгановых, у которых было взято сразу больше 3000 рублей. Деньги брали в долг по указу нижегородских воевод и «выборного человека» Кузьмы Минина. Формулировка цели этого сбора позволяет узнать официальную цель ополчения, как ее декларировали в Нижнем Новгороде: «ратным людям на жалованье которые пошли из Нижнего с стольником и воеводою с князем Дмитром Михайловичем Пожарским, да с выборным человеком с Кузьмою Мининым для Московского очищенья»[691]
. Поэтому, когда нижегородское ополчение дошло до Ярославля, то ярославскому земскому старосте Григорию Никитникову, уже участвовавшему своими капиталами е обеспечении движения, изначально было сложно подчиниться нижегородскому мяснику. Пришлось Кузьме Минину показывать, что ос не зря называется «выборный человек», а не просто земский старосте Нижнего Новгорода. «Повесть о победах Московского государства» рассказывала: «Пришедше князь Димитрей Михайлович с полки и сташа в Ярославле. Козьма же Минин пришед в Ярославль и поиде в земскую избу денежнаго збору и для кормов и запасов ратным людем по его нижегородцкому окладу. Ярославцы же посацкия люди, Григорий Никитин и иныя лутчия люди, послушати его не восхотеша. Он же много тязав их своими доброумными словесы и повеле не в честь взял их, Григорья Никитина с лутчими людми, и отвести ко князю Дмитрии Михайловичу, и повеле жывоты их напрасно брати. Они же вси, видевше от него велику жестость и свою неправду, ужасни быша, и вся вскоре с покорением приидоша, имение свое принесоша, по его уставу две части в казну ратным людем отдающе, 3-ю же себе оставиша»[692]. Впрочем, и здесь, как и в Костроме, всех звали для участия в земском совете. Григорий Никитников и другие «лучшие» ярославские посадские люди тоже вошли в него с самого начала.Первая грамота «ото всей земли» была направлена из Ярославля в Сольвычегодск 7 апреля 1612 года. В ней наконец-то формулировались цели создавшегося движения и определялась позиция по отношению к подмосковным «таборам» князя Дмитрия Трубецкого и Ивана Заруцкого. Призыв собрать свой «земский совет» и прислать для этого «изо всех чинов людей человека по два» с наказами выборным («и с ними совет свой отписати, за своими руками») достаточно говорил о том, что в Московском государстве начинал создаваться новый земский центр власти. Главное, что, пожалуй, впервые жители Московского государства услышали такой беспощадный анализ не того, что происходит сейчас, а всех лет Смуты, воспринятой как наказание за грехи: «По умножению грехов всего православного крестьянства, по праведному прещению неутолимой гнев на землю нашу наведе Бог». Отправной точкой стала смерть царя Федора Ивановича: «первое прекратил благородный корень царского поколения». А дальше разные цари сменяли друг друга, но ничего не удавалось сделать. Борис Годунов происходил «из синклиту», то есть из боярского сословия, и его царство скоро прекратилось. Гришка Отрепьев — это «предотеча богоборного Антихриста», он «безстудно нарек себя царем Дмитреем» и «чародейством» захватил престол, приняв от Бога «пагубную смерть». «Потом же произволися бо царьствовати царю Василию», — начинал автор грамоты (какой-то земский историк) рассказ о недавних временах, но тут произошло «межусобное кровопролитье», в котором были виноваты «воровские люди», приходившие под Москву «с Ивашкой Болотниковым». «Оставшеи воры» продолжили смуту, стали собираться в Украинных городах «и меж себя выбрали вора и назвали его тем же проименованием, царем Дмитреем». С этого момента началось вмешательство «литовского короля» и случились самые тяжелые времена: «и мнози от грабителей и ненасытных кровоядцов царями себя называше Петрушка, и Август, и Лаврушка, и Федка, и иные многие, и от них многия крови разлияшася и безчисленно благородных людей мечем скончаша».