Стремление князя Дмитрия Михайловича Пожарского в стольный град бывшего Суздальского княжества защищать «отцовские гробы» понятно, но тогда этого сделать не пришлось. Было бы наивно думать, что широко заявив о созданном в Нижнем Новгороде движении, собравшиеся там во имя идеалов привычного общественного порядка люди встретят повсеместную поддержку. Скорее наоборот, как всякий политический жест, совпадающий с накопившимися в обществе ожиданиями, вызов воевод князя Дмитрия Михайловича Пожарского и Ивана Ивановича Биркина был принят и реакция на их выступление не замедлила себя ждать, как в Москве, так и под Москвою. Подмосковным полкам во главе с Иваном Заруцким появление нижегородской рати расстроило выстроенные комбинации с объявлением «своего» царя. В итоге им стал для Первого ополчения не царевич Иван Дмитриевич, а его мнимо, который уже раз спасшийся, «отец» Дмитрий Иванович. Практически, все уже знали, что это «с Москвы из-за Яузы дьякон Матюшка», но игра в самозванца продолжалась. Если рассмотреть ее через призму конфликта двух ратных сил — подмосковной и нижегородской, то можно увидеть, что для Ивана Заруцкого в возвращении к имени царя Дмитрия Ивановича была еще скрыта возможность проверить своих сторонников: также ли слепо они продолжают поддерживать подмосковные «таборы». И он должен был убедиться, что начинает проигрывать. «Новый летописец» написал об этой присяге, легшей тяжелым пятном на всю историю Первого ополчения: «Под Москвою ж воевод ы и казаки поцеловаша тому вору крест. Кои ж бьппа под Москвою Дворяне же, не хотяху креста тому вору целовати. Они же их хотеху побита и сильно иных ко кресту приведоша, а иные ис-под Москвы утекоша»[683]
. Троицкие власти, выгораживая своего любимца боярина князя Дмитрия Трубецкого, писали, что он тоже был принужден «силою» принять эту присягу царю Дмитрию, но ведь принял же! Поэтому попытки келаре Авраамия Палицына в своем «Сказании» описать, как после этой присяги князь Дмитрий Трубецкой обращался в Троице-Сергиев монастырь» чтобы оттуда «писали» к князю Дмитрию Пожарскому и умоляли его «о немедленом шествии под царствующий град Москву, и все бы воиньстио было в соединении»[684], выглядит как очень большое преувеличение. Достоверно известно другое, что после присяги «Вору», находившемуся в Пскове, совсем рядом с Нижним Новгородом, в соседнем Арзамасском уезде воевода Григорий Плещеев перешел на его сторону, нарушив единение «понизовых» городов. Точно такая участь ждала и другие городе, которым предстояло присягнуть самозванцу вслед за подмосковным таборами.Первый военный удар планам нижегородского ополчения нанес Иван Заруцкий, когда попытался в союзе с Андреем Просовецким захватить «Ярославль и все Поморския грады, чтоб не дата совокупится Нижегородцкой рати с Ярославцы» в середине февраля 1612 годе Когда в Нижнем Новгороде получили от ярославских гонцов известие о том, что их союзнику в «верховых» городах угрожает опасность, и отправили передовой отряд во главе с князем Дмитрием Петрович» Лопатой-Пожарским и дьяком Семейкой Самсоновым. Они выполним наказ «идти наспех в Ярославль» и успели опередить приход туда рая Андрея Просовецкого, а казаков, бывших в Ярославле, «переимаху в тюрьму пересажаху». Все это заставило нижегородскую рать выступив в свой поход, но уже не тем маршрутом, как планировалось раньше, s не соблюдая никакой видимости возможного союза с казаками, с которыми началась открытая война.