Все говорит о том, что в Нижнем Новгороде исподволь создавался земский центр сопротивления подмосковным казакам и самообороны. В конце 1611 года от того, что делалось в подмосковных полках можно было подумать, что возвращаются времена прежней розни, снова возникнет угроза Нижнему Новгороду. Поэтому и был предпринят найм ратных людей для обороны города, для чего были приглашены дворяне и дети боярские из Смоленска и других городов «от Литовской украйны». Мы знаем, что потом состоялся отдельный поход нижегородского ополчения для освобождения на Москвы уверенно говорим об этом, как о начальной цели действий Кузьмы Минина и жителей Нижнего Новгорода. Но прежде, чем эта цель бы окончательно сформулирована, тоже прошло время. Объявлять сразу о самостоятельном походе под Москву в городе, где сидит воевод направленный «боярами» Первого ополчения, было бы, по мены» мере, самонадеянно и опасно, если вовсе не бессмысленно. Еще в 21-числах декабря 1611 года в отписках из Нижнего Новгорода в Кумыш, говорили о целях сбора ратных людей: «а из Нижнева итьтии с нами под Москву против литовских и польских людей»[674]
. Тогда это означало только то, что нижегородцы собирались оказать поддержку подмосковному ополчению. Такой политический жест был жизненно необходим, пока в Нижнем Новгороде не выяснили общее земское настроение по отношению к «боярам» и казакам, стоявшим в поля» под Москвою.Показательно, что в тексте документов, вышедших из нижегородского ополчения, тоже не говорится о каком-либо противопоставлении с подмосковным «таборам» вообще (а не казакам) при начале движения. В первой окружной грамоте ополчения князя Дмитрия Пожарского и Кузьмы Минина, отправленной из Ярославля 7 апреля 1612 года, говорилось о складывании нового земского ополчения: «Да по милости всемогущаго Бога, Его праведным неизреченным призрением, в Нижнем Новегороде гости и все земьские посадские люди, ревнуя по Бозе, по православной християнской вере, не пощадя своего именья, дворян и детей боярских Смольян и иных многих городов сподобили неоскудным денежным жалованьем, и тем Московскому государьству и всему православному християнству великую неизреченную помочь учинили»[675]
. Автор «Бельского летописца» писал лишь о найме на службу ратных людей в Нижнем Новгороде, относя его очень поздно к зиме 7120 (1611/12) года: «Того же году зимою учал збиратца в Нижнем Новагороде князь Дмитрей Михайловичь Пожарской да от молодчих от торговых людей с ним посацкой человек нижегородец Кузьма Минин с понизовскою силою и с разоренными городы, которые там от голоду и от разоренья зашли, бегаючи от гонения от литовских людей з смольняны и з беляны, и з дорогобужаны, и вязмечи, и брянчаны, и с рославцы, и с ыными со многими с порубежными с разоренными городы. И учали им давать князь Дмитрей Михайлович Пожарской да Кузма Минин многие столовые запасы и денежное великое жалованье по тритцати по пяти рублев, смотря по человеку и по служжбу своим презреньем, и учинили ратных людей сытых и конных, и вооруженных, и покойных, и запасных»[676].Создавшееся первоначально нижегородско-смоленское «ядро» ополчения уже не стало решать, как прежде, одни локальные задачи. В Нижнем Новгороде задумались о судьбе всего Московского государства. Первые «программные» грамоты от имени земского совета во главе с воеводами князем Дмитрием Пожарским и Иваном Биркиным, дьяком Василием Юдиным (но не Кузьмою Мининым) сохранились в списках, указан только год их создания — «120» (1611/12). П.Г. Любомиров датировал их началом декабря 1611 года. Не в последнюю очередь на его датировку повлияло упоминание о посольстве в Казань из Нижнего Новгорода воеводы Ивана Ивановича Биркина, чье имя упоминается в составе первоначального земского совета рядом с князем Дмитрием Михайловичем Пожарским[677]
. В 20-х числах декабря он был в селе Мурашкино. Но в это же время в Нижнем Новгороде собираются «для земского совета» старосты, целовальники и лучшие люди из того же Мурашкина и других крупных нижегородских вотчин. Поэтому поездку Ивана Биркина можно вполне связать и со сбором доходов и с организацией «совета» в Нижнем Новгороде. Еще 15 января 1612 года в Казани выдавались ввозные грамоты «по указу Великого Росийского Московского государства и всее земли бояр». Если в это время воевода Иван Биркин был там, то он должен был санкционировать подобные распоряжения?[678] Гораздо убедительнее осторожная датировка С.Ф. Платонова, считавшего, что первые нижегородские грамоты появились не позднее начала февраля 1612 года[679].