Первый же вопрос, о который может споткнуться любитель исторической занимательности, состоит в том, когда именно это происходило? Удивительно, но датировка выступления Минина может быть самой разной. Повторю, вслед за С.Ф. Платоновым: «К сожалению, нельзя с желаемой полнотой и точностью изучить первый момент движения в Нижнем; для этого не хватает материала… Не с большею надеждою на безошибочность своих заключений, чем все прочие писатели, высказываем мы наш взгляд на это дело»[660]
. Самой ранней из вероятных дат можно считать время получения в Нижнем Новгороде патриаршего воззвания 25 августа 1611 года. Но если бы это было так, то нижегородское ополчение должно было всячески подчеркивать, что оно образовано под воздействием проповеди патриарха Гермогена. Этого не случилось. Ничего не проясняет ссылка Авраамия Палицына в своем «Сказании» о влиянии на выступление в Нижнем Новгороде троицких грамот, — их текста нет в распоряжении исследователей, как нет и свидетельств контактов нижегородцев с Троице-Сергиевым монастырем. В известной грамоте из Троице-Сергиева монастыря 6 октября 1611 года (адресованной, правда, в Пермь, а не в Нижний Новгород) архимандрит Дионисий, келарь Авраамий Палицын и соборные старцы недвусмысленно призывали «быти в соединенье» и идти «в сход» к подмосковным полкам князя Дмитрия Трубецкого и Ивана Заруцкого. Очень эмоционально комментировал это троицкое послание И.Е. Забелин: «Народ в сентябре уже повсюду, из грамоты Гермогена знал, что под Москвою хотят присяг воренку; народ в это время, по слову Гермогена, писал под Москву поучение к боярам, чтоб не совершали такого вопиющего позора, а в троицкой грамоте его зовут, умоляют идти и помогать тем самым боярам!.. Народ с чувством негодования писал о смерти Ляпунова, поминая его добрым словом, а власти не промолвили в его память ни одного слова». И дальше один из первых историков нижегородского движения задается риторическим вопросом: «Неужели в то время потерян был у всех здравый смысл, чтоб пойти на призыв этой не совсем понятной для народа грамоты?»[661].Противоречие троицких грамот настроению Нижнего Новгорода является всего лишь версией И.Е. Забелина, пытавшегося показать, исходя из своего понимания Смуты, что «в это время всесторонним банкротом оказался не народ, а само правительство, сама правящая и владеющая власть». Сколько бы ни была привлекательна такая общедемократическая концепция Смутного времени, лучше все-таки проанализировать сами источники. При этом выяснится, что троицкая грамота 6 октября 1611 года не содержала в себе ничего принципиально отличного от прежних грамот, рассылавшихся из Троице-Сергиева монастыря. Цель октябрьского послания состояла в том, чтобы сообщить текущие новости о том, что происходит в полках. Троицкие власти убеждали пермяков, что под Москвою едва ли уже не одолели врагов: «бояре и воеводы… стоят на Москве в большем в каменном Цареве городе, а изменников и богоотступников и предателей веры крестьянския, Михайла Салтыкова да Федьку Андронова с товарищи и польских и литовских людей осадили в Китае городе и в Кремле, и над ними прося у Бога милости промышляют и тесноту им чинят великую, в Китае городе дворы верховым боем выжгли все и ожидаем Божия милости и помощи, на врагов победы». Все эти детали соответствовали июлю 1611 года, до «Сопегина прихода», когда у ополченцев были отвоеваны башни Белого города. Пожар Китай-города, случившийся в сентябре, тоже еще не означал разгрома. Настоящий смысл троицкой грамоты в сообщении о приходе под Москву гетмана Яна Карла Ходкевича: «А ныне пришел к Москве, к литовским людем на помощь, Хоткевич с польскими и литовскими людьми». По сведениям, полученным «от выходцев и языков» (очевидно, что в Троице-Сергиевом монастыре пересказывали грамоту с «вестями» из подмосковного ополчения) с гетманом Ходкевичем под Москву пришло «с две тысящи человек, и стали по дорогам, в Красном селе и по Коломенской дороге». Интересно перечисление наличных земских сил в тот момент: «А Коширяне, и Туляне, и Колужане и иных Замосковных городов, дворяне и дети боярские и всякие служилые люди к Москве пришли, а из северских городов Юрий Беззубцов со всеми людьми идет к Москве ж наспех, а по сторону Москвы, многих городов дворяне и дети боярские и всякие служилые и ратные люди сбираются ныне в Переславле Залеском, а хотят идти в сход к Москве ж». Оказать помощь им, а не казачьим таборам звали пермяков из Троице-Сергиева монастыря. И такой призыв вполне мог быть воспринят и в Перми, и в Нижнем Новгороде, и в других городах[662]
. Показательно, что в троицком послании снова использовали ярчайший текст цитированной выше июльской грамоты в Казань, а не придумывали что-нибудь новое: «Где святыя церкви? Где Божии образы? Где иноки многолетними сединами цветущие…»[663].