Смута в России. XVII век

Видение было и самому Кузьме Минину, о чем осталось свидетельство «Книги о чудесах Сергия Радонежского», составленной патриаршим казначеем, а потом келарем Троице-Сергиева монастыря Симоном Азарьиным в 1654 году. Он успел расспросить о событиях Смуты самого архимандрита Дионисия, поведавшего, как Кузьма Минин рассказал ему в Троице-Сергиевом монастыре в 1612 году о троекратном явлении ему чудотворца Сергия Радонежского. Источник убежденности Минина, оказывается, состоял в том, что нижегородский земский староста считал себя лишь проводником воли, продиктованной свыше. Слова чудотворца Сергия из видения Кузьме Минину, чтобы «казну собирати и воинских людей наделяти и идти на очищение Московского государства», стали программой деятельности нового земского движения. Осознанное Кузьмой Мининым небесное заступничество помогло ему выступить первым, прежде нижегородских воевод, дворян и детей боярских. Кузьма Минин пересказывал архимандриту Дионисию явленные в видении слова: «старейшие в таковое дело не внидут, наипаче юнии начнут творити». С.Ф. Платонов и, вслед за ним, П.Г. Любомиров понимали эти слова как отсылку к «нижегородской молодежи», которая, якобы увлекла отцов на новый подвиг»[656]. Однако очевидно, что в этом случае речь идет о «младших» посадских людях, начинавших действовать первыми, без «лучших» людей посада и «старейшин», управлявших Нижним Новгородом. Эти слова можно сравнить с недоуменным вопросом Меланьи, жены Бориса Мясника, обращавшейся к «жене в светлых ризах» во владимирском видении в августе 1611 года: «Госпожа, аз есть млада; аще и повем не поймут веры»[657]. О том же должен был думать и Кузьма Минин, начиная свою проповедь. Поэтому отнюдь не случайно, что он решился действовать лишь тогда, когда его самого (совсем немолодого человека) выбрали в земские старосты. Весь нижегородский подъем напоминает историю Жанны Д'Арк, а если учесть свидетельство Симона Азарьина, то сходство между «орлеанской девой» и нижегородским мужиком, может быть, даже больше, чем мы думаем. «Жанна Д'Арк» из мясной лавки — такова Россия!

У историков, практически, нет шансов повлиять на историческое сознание там, где действуют законы мифологии. Начало Кузьмой Мининым обсуждения в земской избе насущного вопроса о том, что делать дальше из-за остановившегося общего дела под Москвой со временем обросло такими яркими подробностями и образами, которые все равно будут восприниматься реальнее острожного исторического рассказа. Кто же не знает, как Кузьма Минин призывал на нижегородском торгу отдать последнюю рубашку на создание ополчения, как он готов был заложить свою жену, чтобы только уплатить полагающийся сбор, как дружно нижегородцы откликнулись на его призыв и принесли все, что у них было, чтобы начать поход на Москву. Об этом же свидетельствуют источники. «Новый летописец» приводит речь Кузьмы Минина, который «возопи во все люди»: «будет нам похотеть помочи Московскому государству, ино нам не пожелети животов своих; да не гокмо животов своих, ино не пожелеть и дворы свои продавать и жены и дети закладывать и бита челом, хто бы вступился за истинную православную веру и был бы у нас начальником»[658]. Симон Азарьин тоже говорил, что Кузьма Минин «первое собою начат» сбор денег на новое ополчение, «мало себе нечто в дому своем оставив, а то все житье свое положив пред всеми на строение ратных людей». Много потрудился над распространением мифических деталей дела Кузьмы Минина известный чиновник и литератор П.И. Мельников (Андрей Печерский) в середине XIX века. И сколько раз уже рассказана притча о вдове, принесшей «старостам сборным» 10 тысяч рублей из своих 12 тысяч, чем «многих людей в страх вложила»[659]. А разве можно иначе представлять начало нижегородского дела, хоть раз увидев огромную картину Константина Маковского «Воззвание Кузьмы Минина к народу», созданную им в 1896 году (ныне — в собрании Нижегородского государственного художественного музея). Отложим в сторону патриотические картинки (не о Маковском речь), рисовать которые во все времена находилось немало охотников.