Смута в России. XVII век

С.Б. Веселовский, опубликовавший эти материалы, писал, что «чуть не в каждой грамоте, посланной от воевод кн. Д.Т. Трубецкого и И.М. Заруцкого, мы читаем одну и ту же жалобу: ратные люди бьют боярам челом о жалованье «безпрестанно, а дать им нечего, и они от голода (можно добавить и холода — В.К.) хотят идти от Москвы прочь»[643]. Поэтому «великие Росийской державы Московского государства бояре», как их называли под Москвой, стали думать не столько об организации осады, сколько о создании правительства. Оно должно было обеспечить участников ополчения под Москвой необходимым денежным жалованьем и поместными дачами. С этой целью ополчение рассылало по городам своих воевод, давая им наказы собирать окладные и неокладные доходы в таможне, на торгах, перевозах, мельницах, строить самим «кабаки» для торговли «питьем» и как можно скорее присылать собранные на местах деньги, «а дата их служилым людям на жалованье для земские подмосковные службы». Н.П. Долинин составил список из 45 городов, признававших власть подмосковного боярского правительства к январю 1612 года. В него вошли ближайшие к Москве города — Серпухов, Зарайск, Коломна (она почему-то пропущена в списке Н.П. Долинина, хотя хорошо известно присутствие там двора Марины Мнишек). Продолжал поддерживать полки Первого ополчения Замосковный край — Владимир, Ярославль, Кострома, Нижний Новгород, Тверь, а также Вологда и Поморские города (Тотьма, Соль Вычегодская, Чаронда). Вполне благоприятно относились к подмосковным «боярам» в землях Строгановых. Грамотам и указам, рассылавшимся из подмосковного ополчения подчинялись в Украинных, Рязанских и Заоцких городах (Тула, Орел, Кромы, Переславль-Рязанский, Калуга) и даже в мятежном Путивле в Северской земле. На северо-западе в союзе с «боярским» правительством князя Дмитрия Тимофеевиче Трубецкого и Ивана Заруцкого действовали Торопец, Великие Лукки, Невель и Псков[644].

Земскому правительству под Москвой не просто приходилось удерживать свою власть. За годы Смутного времени люди приучились жить самостоятельно и по-своему распоряжаться в своих городах и уездах. Например, денежные доходы, которые требовало присылать ополчение, шли в раздачу дворянам, стрельцам, пушкарям и казакам на местах. Грамоту на поместье, выданную от очередного правительства крестьяне могли просто не послушать, посчитав ее «воровской». Крайний случай сепаратизма произошел в то время в Казани, полки из которой, напомню, пришли в июле 1611 года под Москву к воеводам Первого ополчения. Однако, вслед за гибелью Прокофия Ляпунова, в Казани отказались признавать боярское правительство, и дело было не в высокой сознательности казанских властей, вступившихся за дворян, «притесняемых» казаками, как можно было бы подумать. До недавнего времени были известны лишь неясные оговорки «Нового летописца» о том, что казанскому дьяку Никанору Шульгину «хотящу в Казани властвовати». Однако только после находки комплекса документов о «деле Шульгина» выясняются многие детали беспримерного, даже для своего времени, самоуправства этого дьяка, «присвоившего» себе Казанское государство в 1611–1612 гг. Началось же все с того, что в Казани отказались менять воевод (а их уже там и не было), и убили гонца, привезшего грамоты подмосковного ополчения[645].

Были еще «блуждающие» уездные дворяне из служилых «городов» Смоленска, Вязьмы, Дорогобужа и Белой. Кто-то из них пришел воевать под Москву, другие оказались в Калуге и Брянске, где сидели воеводы Первого ополчения. Дворяне и дети боярские этих уездов, контролировавшихся королевскими войсками, получили от подмосковных «бояр» поместья из дворцовых владений в возмещение потерянных поместий и вотчин. Однако, когда смольняне попытались закрепить за собою дворцовые земли в Арзамасском, Курмышском и Алатырском уездах, а также в Ярополческой волости (Вязники), то встретили не поддержку уездной администрации, а мужиков с топорами. «Повесть о победах Московского государства», написанная одним из таких смольнян, описала их битву с арзамассцами, которые «неразумнии тогда явившеся, не разумеша помощи Божия и Московскому государству очищения, совету всей земли не послушаша и смольяном кормов и запасов дата не восхотеша, и начата протавитася и не возмогоша». Автор «Повести» пишет о победе смольнян над арзамассцами, побитыми «за непокорство» и «два острожка у них взяли». Однако арзамасские дворяне, наоборот считали, что мужикам, соединившимся со стрельцами удалось отстоять свои земли от новоявленных помещиков: «и бои с мужиками были, только мужиков не осилили»[646]. По тем же причинам не удалось исполнить распоряжение об испомещении дьяка Афанасия Евдокимова в Курмышском уезде. Крестьяне отговаривались, «что за помещики-де мы не бывали ни за кем; сами-де мы земскую служим службу»[647].