Смута в России. XVII век

Что же услышала «вся земля» из Нижнего Новгорода? Во-первых, обращение от необычного городового совета, куда вошли не местные власти и воеводы, а набранные на службу люди, действовавшие совместно с нижегородским посадом: «Дмитрей Пожарской, Иван Биркин, Василей Юдин, и дворяня и дети боярские Нижнево Новагорода, и смолняня, и дорогобуженя, и вязмичи, (и) иных многих городов дворяня и дети боярские, и головы литовские и стрелецкие, и литва, и немцы, и земьские старосты, и таможенные головы, и все посацкие люди Нижнево Новагорода, и стрелцы, и пушкари, и затинщики, и всякие служилые и жилецкие люди челом бьют». В грамоте излагалась история создания Первого ополчения, рассказывалось о разорении «до основанья» «царственного преименитого града» Москвы, говорилось о сведении с патриаршего престола «необоримого столпа и твердого адаманта святейшаго Ермогена». В Нижнем Новгороде напоминали то. что уже и так было известно во всей стране («и вам то самим извесно»), как распалось прежнее ополчение. Правда, здесь тоже не упоминали о гибели Прокофия Ляпунова (значит не все, по И.Е. Забелину, упиралось в народное чувство негодования). О причинах разъезда дворян и детей боярских из подмосковных полков говорили: «иные от бедности, а иные от казачья грабежу и налогу». В полном соответствии и даже с дословным совпадением с призывами патриарха Гермогена нижегородцы обвиняли остававшихся под Москвою (не называя по имени ни Трубецкого, ни Заруцкого): «а как дворяня и дети боярские из под Москвы розъехались, и для временные сладости, грабежей и похищенья многие покушаютца, чтоб пане Маринке з законопреступным сыном ее быти на Московском государстве или ложным вором, антихристовым предотечам, чтоб им волю отца своего сатаны исполнити и грабежами, и блуду, и иным неподобным богом ненавидимым делам не престати». Протестуя против этого, в Нижнем Новгороде все-таки главной причиной выступления называли необходимость оказания помощи «верховым городам» в борьбе с литовскими людьми.

По отношению к объединившемуся в лице Нижнего Новгорода и Казани «Низу», ближайшими «верховыми» были города, лежавшие вверх по Волге — Кострома и Ярославль. В конце января к ним действительно опасно приблизились передовые отряды фуражиров войска гетмана Карла Ходкевича. Вполне возможно, что существовали планы захвата этих городов польско-литовскими отрядами. 25–26 января 1612 года в Переславль-Залесский, Кострому и Ярославль были посланы грамоты московской Боярской думы, подписанные семью боярами (не путать с 1«семибоярщиной») князем Федором Ивановичем Мстиславским, князем Иваном Семеновичем Куракиным, князем Борисом Михайловичем Лыковым, Федором Ивановичем Шереметевым, Иваном Никитичем Романовым, Михаилом Александровичем Нагим, князем Андреем Васильевичем Трубецким (за него подписывался боярин Михаил Нагой), окольничими и думными дьяками. Смысл этих грамот состоял в том, чтобы побудить упомянутые города к отказу от поддержки Ивана Заруцкого и подмосковных полков. Сидевшие в Москве бояре ссылались на посольство боярина князя Юрия Никитича Трубецкого, писавших «з (большого сойму, с совету всее Польские и Литовские земли», что королевич Владислав будет отпущен в Московское государство, а король Сигизмунд III проводит его до Смоленска «своею королевскою парсуною, со многою конною и пешею ратью». До этого времени костромичам и ярославцам предлагалось «сослатися» «о добром деле» с «наивышшим гетманом великого княжества литовского Карлом Хоткеевичем и с нами бояры к Москве»[680]. Другими словами, этим городам снова пытались навязать уже полностью скомпрометированную программу летних договоров 1610 года с гетманом Станиславом Жолкевским. Между тем в Ярославле и, даже в Костроме, где сидел более лояльный к Боярской думе воевода Иван Петрович Шереметев, предпочли писать не в Москву, а в Нижний Новгород. Хотя очень показательно, что боярские грамоты ничего не знают о деятельности там Кузьмы Минина и князя Дмитрия Пожарского. Вскоре слухи о нижегородском движении достигли столицы и «ошибка» была исправлена. В связи с «собранием в Нижнем ратных людей», по сообщению «Нового летописца», патриарху Гермогену было предложено написать, чтобы они «не ходили под Московское государство». Отказ патриарха Гермогена привел к тому, что «оттоле начата его морити гладом и умориша ево гладною смертью»[681]. Замученный «литовскими людьми» патриарх Гермоген погиб 17 февраля 1612 года.