Собравшийся заново к намеченному сроку «на Зборное воскресенье» 21 февраля 1613 года земский собор принял историческое решение об избрании Михаила Федоровича на царство. Авраамий Палицын сообщал, что накануне заседания ему представили «койждо своего чину писание» об избрании Михаила Романова «многие дворяне и дети боярские, и гости многих розных городов, и атаманы и казаки», прося возвестить «о сем державствующим тогда бояром и воеводам»[764]
. Однако у этого автора всегда было велико стремление приписать себе несколько большую роль, чем это было на самом деле. «Писания» безусловно существовали, но все вместе они были собраны не накануне в Богоявленском монастыре, где тогда находилось подворье Троице-Сергиева монастыря, а были предъявлены митрополиту Кириллу в день открытия собора. В грамоте в Казань к митрополиту Ефрему писали, как «на упросный срок» 21 февраля сначала состоялся молебен, а потом возобновились заседания земского собора: «был у нас в царствующем граде Москве всяких чинов с выборными людми изо всех городов и царствующего града Москвы со всякими жилецкими людьми и говорили и советовали все общим советом, ково на Московское государство обрати государем царем, и говорили о том многое время, и приговорив и усоветовав все единым и невозвратным советом и с совету своего всего Московского государства всяких чинов люди принесли к нам митрополиту, и архиепископом, и епископом и ко всему освященному собору, и к нам бояром и ко окольничим и всяких чинов людем, мысль свою порознь»[765]. Это и есть описание того самого собора, изменившего русскую историю. Понять происходившее можно лишь раскрыв, что стоит за каждой из этикетных формул текста грамоты. Очевидно только, что собор продолжался долго, разные чины — московские и городовые дворяне, гости, посадские люди и казаки — должны были сформулировать свое единое мнение («мысль»). Такая практика соответствовала порядку заседаний земских соборов позднейших десятилетий. Важной, но не раскрытой до конца является ссылка на то, что решение принималось «со всякими жилецкими людми» из Москвы. Отдельно упомянутое участие московского «мира» в событиях отнюдь не случайно и является дополнительным свидетельством об его вторжении в дела царского избрания. Подтверждение этому содержится в расспросных речах в Новгороде в 1614 году стольника Ивана Ивановича Чепчугова (и еще двух московских дворян). По словам Ивана Чепчугова, который воевал в земском ополчении и как стольник должен был участвовать в деятельности земского собора, казаки и чернь «с большим шумом ворвались в Кремль» и стали обвинять бояр, что они «не выбирают в государи никого из здешних господ, чтобы самим править и одним пользоваться доходами страны». Сторонники Михаила Романова так и не отошли от Кремля, пока «дума и земские чины» не присягнули новому царю[766].Еще один рассказ о царском выборе содержит «Повесть о земском соборе 1613 года». Согласно этому источнику, 21 февраля бояре придумали выбирать царя жребием из нескольких кандидатур (заимствованная из церковного права процедура выбора, по которой в XVII веке избрали одного из московских патриархов). Все планы смешали приглашенные на собор казачьи атаманы, обвинившие высшие государственные чины в стремлении узурпировать власть: «Князи и боляра и все московские вельможи, но не по Божьей воле, но по самовластию и по своей воли вы избираете самодержавна». Имя нового царя Михаила Федоровича на соборе тоже было произнесено в этот день казачьими атаманами, верившими в историю с передачей царского посоха по наследству от царя Федора Ивановича «князю» (так!) Федору Никитичу Романову: «И тот ныне в Литве полонен, и от благодобраго корени и отрасль добрая, и есть сын его князь Михайло Федорович. Да подобает по Божии воли тому державствовать». Ораторы из казаков очень быстро перешли от слов к делу и тут же возгласили имя нового царя и «многолетствовали ему»: «По Божии воли на царствующем граде Москве и всеа Росии да будет царь государь и великий князь Михайло Федорович и всеа Росии!»