Смута в России. XVII век

Дорога от Москвы до Костромы заняла у послов Земского собора больше десяти дней, и они оказались там «в вечерню» 13 марта (ровно год спустя после прихода в Кострому нижегородского ополчения князя Дмитрия Пожарского и Кузьмы Минина). Крестный ход к Михаилу Романову, находившемуся в Ипатьевском монастыре, был назначен на 14 марта. Еще только светало, когда все собрались на костромскую соборную площадь. После молебна в Успенском соборе Костромы, участники Земского собора взяли принесенные из Москвы образы московских чудотворцев Петра, Алексея и Ионы, а костромичи вынесли особо чтимый ими чудотворный образ Федоровской иконы Божьей Матери[785]. Процессия двинулась крестным ходом через весь город в Ипатьевский монастырь. «С третьяго часа дни и до девятого часа неумолчно и неотходно» молили послы и все собравшиеся люди Михаила Романова и инокиню Марфу Ивановну, чтобы они согласились принять царский престол. Отказываясь «с великим гневом и со слезами» от такой участи, будущий царь ждал того же, что и собравшиеся вокруг него — подтверждения своей «богоизбранности». Михаил Романов уже никак не мог следовать собственным желаниям, видя перед собою множество коленопреклоненных людей, но он должен был убедиться, что все происходящее было не обычным человеческим выбором. Когда царь Михаил Федорович впервые обратится с посланием в Москву к Земскому собору и боярам, он напишет об этих решающих часах: «И мы, для чюдотворных образов пречистыя Богородицы и московских чюдотворцов Петра и Алексея и Ионы, за многим молением и челобитием всего Московского государства всех чинов людей пожаловали, положилися на волю Божию и на вас, и учинилися государем царем и великим князем всеа Русии, на Владимерском и на Московском государстве и на всех великих государствах Росийскаго царствия, и благословение от Феодорита архиепископа резанского и муромскаго и ото всего освященнаго собора и посох приняли. А сделалося то волею Божиею и Московского государства всех вас и всяких чинов людей хотением, а нашего на то произволения и хотения не было»[786]. За строкою этих документов остались чувства матери инокини Марфы Ивановны, с неподдельным страхом опасавшейся потерять сына, которому вместе с царским венцом вручали разоренную и мятущуюся державу, совсем не успокоившуюся из-за многочисленных междоусобиц.

Костромское посольство исполнило свою миссию и немедленно составило грамоту в Москву, где извещало митрополита Кирилла и весь Земский собор о согласии царя Михаила Федоровича принять царский престол. Грамоту от послов боярина Федора Ивановича Шереметева и архиепископа Феодорита поручили отвезти дворянину Ивану Васильевичу Усову и зарайскому протопопу Дмитрию. В руках этих гонцов на короткое время оказалась не просто грамота, они должны были известить столицу об окончании Смуты. В Москве целый месяц с 24 февраля, когда было решено отправить посольство в Кострому и до 24 марта, когда было объявлено об успехе земского посольства, никто ничего не знал о том, когда новый царь Михаил Федорович появится в Москве.

Было навечерие праздника Благовещения[787], когда в Москве объявили о приезде гонцов из Костромы с долгожданными вестями о согласии Михаила Романова, принявшего царский престол от послов земского собора. Такое совпадение с великим церковным праздником не могло считаться случайным и получение известия именно в этот день восприняли как еще один важный знак. Все люди, собравшиеся в тот момент для праздничной молитвы в Успенской соборной церкви Кремля, «руце на небо воздев» благодарили Бога, «яко едиными усты», за то, что дожили до этого дня.

Благовещенская лазурь 1613 года дала надежду: нa то, что Смутному времени пришел конец, но должно было смениться еще много дней и ночей, чтобы мучительная историческая полоса в жизни целого поколения людей навсегда стала одним воспоминанием.

Эпилог Смуты

  есть ли эпилог у Смутного времени в России? Можно назвать конечные даты людей и обстоятельств, но с большими историческими эпохами происходит по-другому, даже оставаясь в прошлом, они продолжают влиять на настоящее. Из всего этого и состоит история страны, с тем самым «генетическим» кодом, который уже сложился и воспринят нами таким, как есть. Здесь не будет унылого заключения историка, которому обязательно нужно все разложить по своим архивным полкам, назвать правильные даты и «вооружить читателя» знанием выводов, к которым пришел автор книги. Лучше вспомнить, что стало с теми людьми, чьи имена часто встречались, а может быть даже и не названы в тексте, какова была их личная история и что происходило в Московском государстве «после 1613 года».