Читаем Смута полностью

Тут-то вдруг и встрепенулся шут на своем гнезде. Закудахтал что есть мочи, руками захлопал, как крыльями.

– Ты снесся, что ли? – спросил Вор.

– Снесся, государь.

В это самое время дверь распахнулась и вошел Рожинский с двумя людьми.

– Он снесся, – сказал Вор Рожинскому и заглянул в корзину. – Ты обманщик! Где же яйцо?

– Это вы обманщики, явились за золотыми яйцами, но не только чужих не добыли, но и своих собственных не сумели позолотить. А у меня, у шута, все взаправду. – Кошелев быстро скинул штаны, нагнулся, и ясновельможные паны увидели в его заднем проходе яичко.

Шут взял его двумя пальцами, вынул и удивился:

– Голубиное! Я превращаюсь в голубя.

– Просто в твою задницу куриное не влезло, – сказал Вор. – В следующий раз я прикажу затолкать в тебя за такие шутки яйцо страуса.

– Будьте любезны! – раскланялся шут. – Но я чаю, страусы от Московии так же далеки, как далеко вам, господа тушинцы, до государыни Москвы.

– Ты воистину дурак, – сказал Вор. – Гетман быстро укоротит тебе язык.

Однако гетман даже не поглядел в сторону Кошелева. Он сел за стол, налил себе вина, выпил.

– Сладко ты кушаешь, государь! А войску платить нечем. Сапега за деньгами две хоругви прислал.

– Оттого, что я есть и пить перестану, денег прибудет? – спросил Вор и ударил в ладоши. – Эй, наседка! Снеси мне яичко, только не простое – золотое!

– Золотые яйца на Руси одни московские куры несут. Будете в Москве, будет вам и золото.

Заруцкий снова запел:

Не иди, невестка, дорогою,Не иди, невестка, долиноюИ стань, невестка, калиною,Будет мой сынок с войны идти,Будет калиной дивоватися…59

На 7 февраля 1609 года был назначен совет депутатов от всех войск с единственным вопросом – о жалованье. Вечером шестого приехал из-под Троицы Ян Сапега. В его честь у царя был ужин для самого узкого круга людей. Кроме Сапеги, пригласили Рожинского, Заруцкого, Станислава Мнишка. Вор присутствовал с Мариной Юрьевной да с шутом Кошелевым, сидевшим за отдельным столом.

– За нашу милую далекую родину, которая да воцарится на российских просторах, дабы преобразить и украсить эту дикую страну высшей красотой и божественными добродетелями!

Такую речь произнесла хозяйка России, и ясновельможные паны выпили сей тост с воодушевлением.

По молчаливому уговору о делах совета не говорили, но без политики застолье все же не обошлось. Рожинский посетовал, что зима отодвинет победу до лета.

– Мы напрасно распылили наши силы. Выход один: надо обратиться к королю Сигизмунду и попросить у него коронное войско, – сказал Сапега.

Рожинский нахмурился, и Марина Юрьевна поспешила увести разговор в безопасное русло.

– Господа! – сказала она. – Наши величества пригласили вас отдохнуть от боев и от дел государства. Все это в полной мере будет у вас завтра. Шут! Где ты? Повесели нас. Государь говорил мне, что ты искусен в гадании. Погадай.

– Я гадаю на квасной гуще. А где взять квасу во дворце? Квасок хлебают в избах.

– Вот тебе моя рука, шут! Что скажешь?

Кошелев медленно выбрался из-за своего стола, медленно подошел к стулу государыни, принял в свои длинные белые ладони ослепительную и на его белизне ручку Марины Юрьевны.

– У тебя будет сын.

– Сын?!

– Да, будет сын.

– Я в восторге! А что еще ты мне скажешь? Буду ли я счастлива?

– Да, государыня! Ты изведаешь счастье.

– Спасибо, шут. Но, может быть, тебе открыто и самое сокровенное? Долог ли мой век?

– Вопрос жестокий, государыня. Шут обречен говорить правду. Правда такова: твой век короток.

Марина Юрьевна отдернула руку, но спохватилась и погладила шута по груди.

– Погадай и мне! – сказал вдруг казак-боярин Заруцкий.

Шут взял его за руку.

– Все через край и ничего до конца, – сказал он. – Будешь ли счастлив? Будешь. Будут ли тебя любить? Будут. Исполнится ли твое потаенное желание? Исполнится. Но не до конца. Ты хочешь знать, что тебя ждет?

– Да, – сказал Заруцкий, весело поглядывая на сидящих за столом.

– Ты умрешь страдая.

– Чтоб казак да умер покойно?! Спасибо, шут. Я доволен твоим гаданием.

Шут пошел вдоль стола и взял протянутую руку Рожинского.

– Князь, тебе надо поберечься. Твоя болезнь у тебя за плечами.

– Ты хочешь напугать нас?

– Не хочу и не желаю этого. Моя жизнь в ваших сильных руках. Я мог бы не гадать, но мне приказано, и я исполняю приказание моих господ. Твоя рука мне говорит, князь, что ты умрешь.

Опустил вялую руку Рожинского и сам взял дрожащую от напряжения руку Сапеги.

– Какая сила и ясность! Какая воля! Этой воле будут покорны многие тысячи.

– Буду ли я в Москве?

– Будешь, ясновельможный пан. Но ты не будешь у себя дома. Ты тоже умрешь.

– Довольно! – Сапега оттолкнул шута.

Шут, согнувшись в поклоне, спиной отступал к своему столу.

– А мне ты не погадаешь? – изумился Вор.

Шут поклонился, приблизился к государю, взял его руку.

– Я жду твоих вопросов, повелитель.

– Начнем с конца. Долог ли мой век?

– Увы, повелитель. Ты умрешь.

Вор расхохотался.

– Ты воистину шут! Ведь он всем сказал сущую правду, мы – умрем. Погадай Станиславу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Великая судьба России

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза