Смутные годы

Медведь взревел, замотал башкой и рванулся вслед за бойцом. Тот же был увёртлив, как угорь, опять подколол его рогатиной, заводя, чтобы он открылся и подставил уязвимое место. Но зверь не поддавался на ложные выпады… Вскоре он устал гоняться за противником и просто начал уходить от него, вовремя ускользая, когда тот пытался загнать его в угол.

Схватка перешла в игру, в смекалку, кто кого перехитрит, разжигая зрителей.

– Кончай его, сукин сын! Конча-ай! – завопил Димитрий, но его голос потонул в рёве опьянённых азартом охотников.

Боец забегал по загону, возбуждённый борьбой с хитрым зверем, не давая ему ни секунды покоя.

Затравленно отбиваясь от человека, зверь всё-таки достал его. Острые когти прошлись по стёганому армяку и располосовали живую плоть. Запах крови одурманил его, он потерял осторожность, взревел и ринулся на ненавистного врага.

Но боец тут же ловко сунул ему в пасть рогатину.

От боли медведь ещё сильнее взревел, ударом лапы вышиб из рук бойца рогатину и вскинулся на дыбы. Широко открыв окровавленную пасть, он пошёл на бойца, неуклюже загребая передними лапами пустоту…

Вот этого-то момента боец и ждал, подталкивал на это зверя. Он выхватил из-за пояса нож, метнулся под грудь медведю, сунул ему в пасть рукавицу и ударил его под рёбра ножом. От точного удара в сердце зверь слабо рыкнул, конвульсивно дёрнулся и повалился на бок, подминая собой бойца. Придавленный тяжестью его огромной туши и, видимо, покалеченный, боец с трудом выбрался из-под него и отполз в сторону.

Над поляной пронёсся дружный вопль зрителей. Тут же распахнулись ворота загородки, мужики подхватили под руки бойца и вытащили его наружу. В загон вкатилась телега. Холопы затянули на неё убитого медведя и вывезли за ворота.

В этот момент вокруг царя поднялась какая-то суматоха.

Пожарский, не понимая, в чём дело, тоже протолкался туда, ближе к царю.

– Нельзя тебе, государь, нельзя! Не дело! – кипятился, отговаривал Басманов от чего-то царя. – То дело холопское! Злой черни потеха!..

– И просвещённые государи тешатся, как простолюдины ищут усладу! – поддержал Бучинский в чём-то царя.

– Хватит! – резко оборвал их тот. – Захарка! – крикнул он ловчему. – Готовь зверя!..

Мужики вывели из клетки другого медведя, держа его на цепях, а подле леса, отрезая ему путь к бегству, встали стрельцы и ловчие с собаками.

На поляну самозванец выехал на коне. В одной руке он держал рогатину, на другой же, как и у бойца, у него была надета тоже лосиная рукавица. За голенищем сафьянового сапога у него торчал нож, на поясе висел ещё один. Он был одет в простую русскую рубашку, поверх которой натянул лёгкую кольчугу. Вместе с ним на поляну выехали двое ловчих с рогатинами.

«Зачем это?» – с недоумением подумал Пожарский о рискованной царской затее, когда для этого было полно людишек с Ловчего двора.

Рядом с ним засопел Хованский. Дохнув на него перегаром, он пробормотал:

– Этот возьмёт… Малютиной Марье свернул шею… А устоит ли зверь?..

– Никита, не то говоришь! – зашипел князь Дмитрий на зятя. – Очнись! Спьяну-то в голове ветер задул!.. Дарью с детьми пожалей хотя бы!..

Ему было больно видеть, как Никита стал таять после смерти Годунова, стареть прямо на глазах. Было обидно и за Дарью, да и за себя тоже.

Хованский замолчал, опёрся на него рукой и, покачиваясь на ногах, тупо уставился на самозванца.

Тот же махнул рукой и крикнул: «Пускай!»

Мужики сбросили с медведя цепи: тот почувствовал свободу и откатился от них.

Самозванец подал знак рукой: оставаться всем на местах. Затем он пришпорил коня и направил его на зверя. А тот взметнулся навстречу ему. Самозванец ударил его рогатиной: целился в шею, но промахнулся. И зверь тотчас же опустился на лапы. Самозванец развернул коня и снова кинул его вперёд. Медведь же шустро подкатился под ноги коню, тот шарахнулся в сторону и сбросил седока…

Самозванец вылетел из седла, ловко перевернулся в воздухе и, как кошка, приземлился на ноги.

Всё произошло так быстро, что никто даже не успел двинуться с места и открыть рта.

Самозванец же крикнул: «Стоять!» – присел и замер, готовый к нападению зверя.

Атака медведя была стремительной. Он взвился на дыбы над маленьким человечком, чтобы раздавить его…

Сильный удар рогатины опередил его, и он рухнул у ног самозванца. Тот же, выдернув рогатину из зверя, занёс было её для нового удара, но, видя, что зверь лежит мёртвым, вскинул её над головой, воинственно потряс ею и издал по-польски ликующий крик: «Viva-at!»

В ответ над поляной пронёсся восторженный рёв гусар и казаков, жадно следивших за поединком.

Пожарский заметил, как посерело лицо у старого князя Михаила Нагого и тот отвернулся, чтобы ничего не видеть.

Самозванец бросил рогатину и ушёл в царский шатёр. Там же скрылись и Басманов с Меховецким. Яков Маржерет сразу поставил своих наёмников у шатра и привычно зашагал взад-вперёд подле него.