Смутные годы

А в это время гусары получили хороший отпор от мушкетёров, когда столкнулись с наёмниками де ла Гарди: те встретили их дружным залпом. Тогда Струсь отвёл свой полк, затем снова бросил его на шведов. Гусары прорвались через проходы в плетнях под градом пуль с двух сторон и тут же столкнулись с конными англичанами и французами. Те ударили навстречу им и выбили их назад. Ещё не раз водил гусар в атаку полковник – и всё безуспешно… Бой за плетни продолжался долго. И каждый раз после наскока гусары откатывались назад с уроном для себя. Положение опасно затягивалось. И Струсь обратился за помощью к гетману.

– Что, он так и не убрал эти чёртовы плетни? – раздражённым встретил Жолкевский вестовых полковника. – Я же приказал ему!..

Он опасался, что русские опомнятся, соберут разбежавшиеся полки и всё пойдёт тогда по-другому. И как только пехотинцы с пушками выползли наконец-то из леса, он тут же послал их к Струсю.

Пушкари вышли на левый фланг, саженей за сто до плетней развернули фальконеты, ударили по плетням картечью. И сразу же туда устремились пехотинцы. Залп картечи накрыл наёмников. Они запаниковали, а когда перед ними появилась смело наступающая польская пехота, то они побежали из-за плетней.

Струсь, теперь уже уверенный в успехе, снова поднял в атаку гусар на конных французов и англичан. Те, под натиском тяжеловооружённых латников, стали отходить к своему лагерю. Не отпуская их, гусары ворвались в их лагерь вслед за ними. Спасаясь от них, наёмники проскочили через свой лагерь и рассыпались в стороны. Вместе со всеми из лагеря бежали де ла Гарди и Горн.

В погоне за ними гусары тоже проскочили через их лагерь. И этим сразу воспользовались три тысячи пеших наёмников, стоявших в стороне, не участвуя в деле. Они заняли опустевший лагерь и приготовились к обороне.

Гусары оправились от азарта погони, вернулись к лагерю наёмников и оказались перед свежими ротами, которые засели за козлами. Взбешённый Струсь кинул на них свой полк и был отброшен залпом из мушкетов.

Сражение шло уже четыре часа. Гусары переломали копья, устали и начали выдыхаться.

Резервов же у Жолкевского не осталось, заменить полки свежими было нечем. Ситуация становилась критической. Он столкнул с поля боя Шуйского, но не получил окончательной победы.

– Мирослав, скачи живо к Струсю! Пусть он пугнёт шведов! – приказал он поручику. – Ложно атакует! Мои роты пойдут справа! Но в бой не ввязываться! Передай ему: надо вынудить их отпасть от Шуйского!

Мирослав и с ним его приятель Любомир ускакали на левый фланг. А роты гетмана обошли деревушку с засевшей там пехотой Шуйского и подступили вплотную к лагерю наёмников. Слева, от леса, туда же придвинулся полк Струся. И они взяли наёмников в клещи. Прошло немного времени, и оттуда, из лагеря, к гусарам стали переходить мушкетёры.

От шведов Мирослав и Любомир вернулись к Жолкевскому с парламентёрами.

– Пан гетман, де ла Гарди и Горн бежали! – сообщил один из парламентёров, кирасир, закованный наглухо в латы. – Командование войском принял полковник Линке. Он предлагает переговоры. Хотел бы обсудить условия, которые удовлетворили бы и наших воинов…

Жолкевский велел Мирославу тут же лететь обратно в стан Линке и привезти условия сдачи наёмников. Мирослав и Любомир снова ускакали к шведам и вскоре вернулись назад. Линке просил у гетмана гарантии безопасности наёмникам и сохранения личного имущества в обмен на то, что они не будут служить ни царю Василию, ни самозванцу, не будут выступать и против короля. Жолкевский быстро оформил договор в письменном виде и отправил посыльных назад к шведам. Линке под присягой подписал договор. За ним его подписали капитаны наёмников…

Русские же, которые оказались в деревушке вместе с князем Дмитрием, укрепились со всех сторон телегами и козлами, стояли в обороне и успешно отбивали мелкие приступы Зборовского. Атаки на деревушку следовали одна за другой и уже длились два часа. Наконец гусары отошли, оставили её в покое.

В середине дня в деревушку прибежали из стана наёмников два шведа. И Гаврило Григорьевич тут же ввалился с ними в избу к Шуйскому, где тот в это время сидел и что-то обсуждал с Боборыкиным и дьяком Алексеем Аргамаковым.

– Дмитрий Иванович, от шведов – гонцы!

– Что ещё?! – паническим голосом вскрикнул князь Дмитрий, увидев растерянное выражение на лице сокольничего. Вид у него был подавленный. Он потерял представление о происходящем на поле боя, не знал, что делать, и готов был ухватиться за любую подсказанную мысль.

– Шведы договариваются с Жолкевским о сдаче!..

На упитанных, обвисших щеках князя Дмитрия выступил болезненный румянец.

– Измена! – взвизгнул он, не дослушав сокольничего. – Где Голицын?! Де ла Гарди где?!

Он густо наморщил лоб, усиленно потёр его рукавом кафтана, успокоился, тяжело вздохнул и попросил Пушкина:

– Гаврило Григорьевич, душечка, спасай дело! Скачи к шведам – не дай измене хода!

– Да как же я один-то! – вырвалось у сокольничего.