Смутные годы

А рано утром со стороны выгоревшего городка послышался необычный шум. И в острожке тут же сыграли тревогу. Забегали по окопам сотники, на башнях завозились у нарядов пушкари. Стрельцы и казаки, не выспавшиеся и злые, засели за тыном, стали готовиться к бою.

Валуев и Елецкий поднялись на башню и уставились на лагерь противника, стараясь разглядеть, из-за чего сходят с ума гусары так рано, когда обычно, в иные дни, дрыхнут до полудня.

А там с громким барабанным боем в стан вошло войско гетмана, и роты выстроились широким фронтом на виду у русских. Гремела, не умолкала, весёлая барабанная дробь. Ей вторили флейты, ликующие крики тысяч воинов, мушкетная пальба, свист и топот копыт.

В это время, спустившись с башни, за невысоким тыном шёл Валуев, а за ним сотники. Около казаков и даточных он остановился.

– Ну что, лапотники, приуныли! Шума испугались?! Так на то он и гусар, чтобы шуметь! Что за гусар – без шума, да в поле?! Там он силён, а при стенке жидок! Уступает нашему брату, пешему-то! Сильно уступает! Тут ведь в глаза надо друг дружке взглянуть! И кто кого!.. Только в моргалки не играть! Он же не девка, чтобы на него пялиться! – прищурился и оглядел Григорий воинов. – Зыркнул – и за глотку!

Мужики молча таращились на него, слушали, хмурили лбы. По их виду было заметно, что они долго не высидят в осаде.

– Григорий, гляди, гляди! – прервал Елецкий тягостную тишину в окопах.

– Ого! Вот тебе и гусары, мать их…! Ха-ха!

– Вдарить по ним из затинных, а?!

– Ну-ну, я вдарю вам по роже! – ворчливо оборвал Валуев расходившихся казаков, с тревогой наблюдая за тем, что делают поляки.

А на поле, перед острожком, жолнеры выставили в ряд трофейные знамёна Шуйского, подкатили и его карету.

– Да то же Шуйского! – недоумённо посмотрел Елецкий на Валуева, ожидая от него реакции.

– Брешет поляк, в обман берёт! – сказал Григорий и выругался. – Чёрт-те что!.. Отставить, не смотреть! – прикрикнул он на стрельцов, тут же понял бессмысленность этого запрета, махнул рукой и ушёл с позиций.

Знамёна и повозка простояли перед острожком до полудня. Потом в острожке увидели странную процессию. Она направилась к ним: впереди шли две сотни жолнеров, а за ними чётким порядком двигались наёмники. Они подошли на выстрел и встали перед острожком.

Озадаченные этим стрельцы и казаки высыпали на брустверы и башни.

Валуев, разглядев наёмников, с удивлением узнал шведов и французов, с которыми два месяца назад штурмовал Иосифов монастырь, когда выбивал оттуда Рудского.

– Что скажешь, Григорий? – с надеждой в голосе спросил Елецкий его.

Стрельцы в окопах тоже уставились на Валуева: все ждали ответа. Вот сейчас он скажет что-то такое, что всё вот это обернётся уловкой гусар и все вздохнут и от души посмеются.

– Пошли ещё дозорных, – пробурчал Валуев, пряча глаза от служилых. – Пусть проведают: где войско Шуйского…

Ближе к вечеру перед острожком появился ротмистр Дуниковский с белым флагом и двумя гусарами.

Григорий выехал к ним с Тухачевским.

– Пан Валуев, – начал ротмистр, – войско Шуйского разбито. Князь Дмитрий бежал. Надеяться тебе не на что. Пан гетман не желает проливать кровь и предлагает тебе сдать острожек, целовать крест королевичу Владиславу на условиях, на каких ему присягнули Салтыков с боярами.

– Салтыков мне не указ, – сказал Григорий. – А крест уже целовал Василию. И в другой раз целовать иному негоже для чести. Кто на Москве сидит – тому целуем! Королевич же твой – вон где!

– Пан воевода, ты не выдержишь и двух дней! Подумай о людях!..

Григорий нахмурил брови. У него ещё теплилась надежда на помощь Шуйского. Но и она уже таяла. Сейчас же ему нужно было исхитриться и выиграть время.

– Передай гетману: завтра думать будем!

Ночью, на совете с Елецким, Валуев решил уходить из острожка. Пробиваться же он был намерен в сторону плотины, через городок, ибо позади острожка их прочно отсекли от Можайской дороги.

– Григорий, ты что, белены объелся?! – выступил против этого Елецкий. – Гетман перед тобой! Сидеть, только сидеть, к земле, крепче!

Но Григорий, вот уж характер, упрямый, как барабан, настоял на своём: приказал выходить вечером и отрываться от гусар под покровом темноты…

Стрельцы и даточные атаковали окопы жолнеров и прорвали кольцо окружения. За ними из острожка устремились верховые. Войско Валуева, вперемежку из пеших и конных, покатилось по полю к плотине. Но не успели они дойти до неё, как на них сбоку обрушились гусары. Пешие сразу побежали назад, под защиту острожка. За ними, отбиваясь от гусар, отошли и казаки.

Валуев был вне себя от ярости. Теперь не могло быть и речи о том, чтобы вырваться из осады: второй раз гетмана не провести. И совсем его добили рассказами дозорные, которые вернулись из-под Клушино… Ах! Как ловко гетман, дьявол, обманул его: из-под самого носа ушёл на битву и вернулся назад. А он и ухом не повёл!.. И этим он был унижен больше всего…