Смутные годы

А навстречу им уже пылила отборная рота гусар. За ней покачивалась на ухабах карета. Подле неё гарцевали два ротмистра, а далее бесконечной вереницей выползали и выползали из-за леса полки.

Карета гетмана подкатила к толпе и остановилась. Пахолики распахнули у неё дверцу и откинули ступеньку. Из кареты вышел Жолкевский. К нему тут же подошли полковники, молодцевато соскочившие с коней.

Бутурлин, не ожидавший такой большой свиты полковников, что окружила гетмана, поначалу замялся было…

Жолкевский уловил это, понял его состояние и, чтобы поддержать его, кивнул головой ему, как старому приятелю: «Доброго здравия, пан воевода!»

Бутурлин прокашлялся: «Кха… Кха», – скрывая за этим своё минутное замешательство. Затем он солидно обратился к гостям:

– Его королевского величества гетмана Станислава Станиславича с товарищами приветствую я, Иван Бутурлин, воевода города, и все жители Можайска!

Он легонько подтолкнул плечом стоявшего рядом Микункова. Тот шаркнул сапожищами в пыли, шагнул вперёд на негнущихся от слабости ногах и поднёс хлеб-соль гетману.

Жолкевский дружески подмигнул растерянному купцу, мол, не робей, отломил небольшой кусочек от ржаного каравая, пухлого и тёплого, только что вынутого из печки, приятно пахнущего. Обмакнув его в мелко размолотую соль, он с удовольствием съел его.

И он поклонился в пояс им, горожанам. Заметив, что это понравилось им, он широко улыбнулся и свободно заговорил на сносном русском языке, чтобы этим ещё больше расположить их к себе:

– От наияснейшего господаря Сигизмунда III, короля польского и великого князя литовского, я, польный гетман Станислав Жолкевский, приветствую вас как моих приятелей! Его королевское величество, как государь христианский и наиближайший родич государя московского, вспомнив братство, с прадедов наших идущее, и сжалившись над гибнущим в раздорах Московским государством, пришёл к вам королевским могуществом не для того, чтобы воевать или проливать вашу кровь! А дабы с Божьей помощью оборонить от всех недругов и избавить от конечного разорения! И вы, Можайского города всякие люди, встречая нас хлебом-солью, положили общему делу добрый почин! Наияснейший господарь Сигизмунд III милостиво принимает вас под защиту державы своей! И согласен дать на Московское царство королевича Владислава, уступая великим просьбам боярина Михаила Салтыкова и митрополита Филарета с товарищами! И быть ему на Руси, как прежние природные государи были! И править во всём, как и они правили!

Он закончил свою речь, взглянул на воеводу и стоявших с ним людей, предоставляя им возможность действовать дальше.

Жолкевский улыбнулся воводе и учтиво предложил ему сесть в свою карету:

– Иван Матвеевич, прошу, прошу сюда!

Он считал Бутурлина уже своим приятелем. Тот первым из воевод приехал к нему в Царёво Займище с челобитной о мирной сдаче города после Клушинского сражения. Он принял его, любезно выслушал, угостил напитками. Ещё молодой, неглупый и уже умудрённый жизнью воевода понравился ему.

С кавалькадой всадников его карета подъехала к воротам крепости и остановилась. Он вышел из неё, чтобы, по уже выработанной привычке, самому осмотреть крепостное сооружение, подошёл к глубокому рву подле каменной проезжей башни… Через ров был перекинут из брусчатки мост, а за ним тёмным провалом зияли ворота с поднятой решёткой. Окружённая валом и невысокой бревенчатой стеной, обмазанной глиной, крепость была похожа на обычный замок: большой, серый, какого-нибудь худородного феодала. Её можно было принять и за монастырь в глухом русском городишке, каких он насмотрелся под Псковом…

«Ещё в походах с Замойским», – подумал он.

– Станислав, пожалуй, удобнее места для ставки не найти, – прервал его воспоминания Парыцкий.

Жолкевский, у которого перед мысленным взором мелькнуло было лицо канцлера, его друга и покровителя, машинально кивнул головой:

– Да, да!.. Все свободны, устраивайтесь! – Затем он спохватился: – Да, панове! Учтите, будут жалобы горожан на ваших людей – буду наказывать, и строго!

Он сел в карету и въехал в ворота крепости. Карета прокатила с десяток саженей и остановилась подле воеводских хором. Он вышел из кареты. За ним из кареты вышел Бутурлин.

Жолкевский в это время внимательно рассматривал внутри крепость: её большой двор, застроенный жилыми избами. Над ними, в центре крепости, возвышался каменный храм. На другом же конце двора виднелась зелейная изба, а около съезжей стояли амбары.

– Пан гетман! – обратился Бутурлин к Жолкевскому. – Ты не будешь знать нужды в стенах этого города! Посадские и всякие приказные без лиха примут, как желанного гостя, если пришёл оберегать от сицевых воров и шкоды гулящих!

Жолкевский улыбнулся, поблагодарил его за это доверие, попрощался с ним. Он прошёл в воеводскую избу, отведённую ему под ставку, и облегчённо вздохнул, уже устав от надоедливых хозяев.