Смутные времена. Книга 2

Надпись опять была на русском и всего из нескольких слов. Борман поморщился. Русский он учить не собирался. Зачем его учить, тратить время на этот язык недочеловеков, если под рукой всегда есть переводчики?

Рисунок тоже был непонятен Мартину. То что на нем изображен фюрер, он, конечно, сразу понял, узнав его по косой челке и усикам, но вот почему в нос этому карикатурному изображению уперся палец высунутый из сжатого кулака, было ему не понятно. Борман взял лист с появившимся рисунком в руку и, взглянул на него с обратной стороны, но там он по-прежнему оставался девственно чист. "Очень личный секретарь" вздохнув, принялся разглядывать рисунок, пытаясь понять, что же означает этот загадочный рисунок и стоит ли его показывать Фюреру.

"В прошлый раз Фюрер очень был расстроен",– вспомнил он обстоятельства передачи Фюреру предыдущего похожего послания и последствия, которые имели место. Очень негативные.

Мартин Борман поскреб гладко выбритый подбородок и задумался, тяжело и даже угрюмо. Лицо его приняло это озабоченное выражение и свидетельствовало, что решение дается "самому личному секретарю" нелегко.

"Не отдашь если то… а вдруг донесет кто-нибудь?"– Борман оглянулся, меняя угрюмое выражение на обеспокоенное. "Кругом глаза и уши",– даже в своем кабинете сегодня он был не уверен, что за ним не наблюдают.

"А вдруг"!– мысль эта пришла в голову, как здравомыслящая и Борман решительно надавил пальцем на кнопку, вызывая своего сотрудника-секретаря.

– Переводчика с русского языка ко мне,– распорядился он и секретарь, щелкнув каблуками, исчез за дверью. Переводчик появился через минуту, облизывая жирные губы. Борман оторвал его от завтрака и переводчик, прибежал, дожевывая дежурный бутерброд на бегу.

– Переведи, Пауль,– сунул ему лист Борман.

– Тут написано по-русски.– "Ты снова в дерьме. Твои Карл и Фридрих",– перевел Пауль.

– Та-а-а-к,– Борман опять принялся скрести подбородок.– Фраза была явно оскорбительного свойства и перед ним снова остро встала дилемма.– "Вручать или не вручать"? Принц Датский Гамлет в пьесе Шекспира со своей "Туби оно туби", пожалуй, посочувствовал бы сейчас "самому личному секретарю" Фюрера, у него, пожалуй, острота была более реальной. Фюрер мог разгневаться, забыть все заслуги и припомнить все промахи. Борман сунул злополучный лист бумаги с рисунком в конверт и положил его в папку с корреспонденцией, сунув предусмотрительно опять в самый низ.

"Может наши успехи как-то сначала смягчат сердце Фюрера и он воспримет это послание юмористически?"– подумал Борман, надеясь, что несколько стабилизировавшееся положение на фронтах в последнюю неделю, сгладит негативные известия. А утаить послание, да еще с тайнописью он уже не мог, показав его переводчику и ознакомив Пауля с содержанием.

– Пойдете со мной на доклад к Фюреру,– сухо бросил он ему, поднимаясь со стула.

– Слушаюсь,– вытянулся Пауль и кинулся открывать перед "самым личным секретарем" предупредительно двери.