Смутные времена Лепрозория (СИ)

Все в нем было таким возвышенным, благородным. Кимоно простого кроя, бледно-лилового цвета — но из дорогой ткани, с утонченной отделкой швов и краев. На волосах темно-лиловая лента — но из паутинного полотна. Дзюбан, выглядывающий из-под кимоно у горла — тоже из паутинной ткани, самой дорогой в империи, самой приятной к телу. Наручи — из качественной плотной кожи, шнуровка не из сшитых обрезков-полосок, а цельные. Стальные пластины без вмятин и глубоких царапин — из хорошего металла. Да и сам он — будто холеный кот. Почти каждый день — купание в ледяной горной реке, чтобы было чистым тело и волосы. А на теле — ни следа лепры! И никакой болезненной худобы — поджарое тело, исчерченное старыми шрамами и татуировками. Даже когти на лапах — подстрижены, ногти — сточены, и все-все зубы на месте — ровным рядочком с выступающими клыками.

Это был не просто «кот». Это был тигролев.

И она рядом с ним казалась себе крохотной замухрышной куницей. В старой охотничьей форме, шитой-перешитой, из льна. В шерстяном сукне плаща моль давно прогрызла дыры. Прохудившиеся сапоги и дырявые портянки, которые уже сложно было обернуть вокруг стопы так, чтобы скрыть дыры в слоях. На наручах — глубокие борозды и вмятины. Тело чистое разве что условно — в такой холод руки дрожали так, что помыться было невозможно, да и не были такие частые ванны чем-то привычным. На спине — разводы едва зажившей лепры. Ногти — обломаны и обгрызены, часть зубов бесследно потеряны в походах по болотам благодаря тамошней пище.

Она как будто оказалась рядом с ним случайно.

И эти манеры! Переодеться? Он повесит на ветках свое кимоно. Высушиться? Отвернется и взмахом руки уберет всю воду от тела и волос. У костра посидеть? Сложит подсушенный хворост. Холодная ночь? Укроет своей одеждой и сядет рядом зверем. Подняться? Руку подаст.

И Нэм прекрасно видела — он делает так не из желания ей угодить, это просто кажется ему само собой разумеющимся.

Но вот что она не понимала, так это то, чем были заняты его мысли. Отвлекать его казалось чересчур грубым. И куница просто смотрела на него. Как он разводил огонь — на пне, чтобы тепло держалось после ужина всю долгую зимнюю ночь. Как готовил — он чистил грибы ножом! Хотя можно было просто потереть их снегом. Как думал — просто уставившись куда-то в лес. Как спал — свернувшись в клубок и накрыв звериный нос лапой, и бока дикого зверя грузно вздымались от каждого вздоха, а круглые пушистые уши подрагивали на громкие шорохи.

Вот и сейчас Тайгон резал грибы охотничьим ножом Нэм, а она топориком рубила тощих соек по суставам.

Птицы закончились быстро и отправились в кипящую воду к вываренным травам. Нэм обтерла топорик сперва об снег, а после — об плащ, и спрятала в ножнах. Теперь оставалось только ждать, когда приготовится пища, и смотреть, как готовит Тайгон.

Он сосредоточенно резал грибы, и так ровно — будто это предполагалось не быстро съесть посреди леса, пока горячее, а подать к императорскому столу. И когда он наклонял голову так, что радужка глаз была не видна, и хвост волос оказывался скрыт — он выглядел совсем другим. Казалось, что вот он вскинет голову, усмехнется, как обычно, и заговорит голосом Райги — настолько он был на него похож.

— Что-то не так? — он почувствовал на себе ее пристальный взгляд.

— Никогда не замечала, что вы с Райгой так похожи, — пожала плечами Нэм и из вежливости отвела взгляд.

— Мы близнецы, — хмыкнул он. — По словам отца, когда совсем маленькие были, он даже Тору от нас мог отличить, только пеленку размотав.

— Вы с Райгой на одно лицо, — Нэм снова посмотрела на него, отмечая знакомую линию скул, щеки, подбородка, границы губ, звериного носа — только выражение лица другое, но это то же самое лицо.

Тайгон кивнул:

— Одно лицо, одно тело. Мы различаемся только шрамами и отметинами, которые на нас оставили время… и Тора. В детстве нас еще и стригли одинаково, и одевали одинаково — мы любили путать окружающих. Даже мама не всегда угадывала.

— Но сейчас вы уже никого так не обманете, — улыбнулась Охотница.

— Почему? — шисаи удивленно вскинул брови. — Волосы можно отрезать, а одежду поменять.

Нэм показала пальцем на свои глаза:

— Взгляд! У Райги совсем другой взгляд. А еще голос — вы совершенно по-разному говорите.

— Да неужели?

— Ну правда же! У Райги всегда на лице написано снисхождение к окружающим. Не презрение… а как будто ему уже надоело в сотый раз говорить одно и то же, — она пощелкала пальцами, подбирая подходящие слова. — А у тебя глаза добрые, совсем добрые… И голос твой тоже — немного бархатный, как будто ты деревенский кот у печки, и «р» ты выговариваешь, будто подмурлыкиваешь. А у Райги голос резкий и колючий, очень звонкий, он будто рычит на каждую «р». Он даже шепотом не звучит так мягко, как ты просто разговариваешь.

Тайгон с улыбкой выслушал ее.

— Но он умеет говорить, как я. Мы учились этому друг у друга. Я тоже умею говорить так, как он.

Нэм прищурилась, не веря:

— Нет. Ну нет же?

Кот покрутил ножом, прося — развернись. И Нэм, фыркнув, села к огню боком и для верности закрыла глаза руками.