Смутные времена Лепрозория (СИ)

— Кай… создатель крылатых отмечал такой недочет, но не нашел, как исправить его, — Тора прикусила язык и, замотав вокруг ладони рукав, сдернула большую ветку терновника с облупившегося угла стены. Сероватая поверхность тут же показалась на свет — спустя долгие десятилетия.

— Все равно бред. Только представь, сколько сил и времени придется вложить в эту сомнительную идею.

Тора согласно кивнула:

— Есть и второй вариант. Нужно усилить религию и ввести церемонии омовения в водах Самсавеила для всех — еженедельно и в принудительном порядке. Храмы у нас есть, хоть и заброшены, алтари тоже никуда исчезнуть не должны были.

Райга прыснул смехом:

— Кайно об этом расскажи. Может, его от ужаса хватит сердечный удар!

Тора опустила руку и, глядя Райге в глаза, тихо начала:

— Но если на троне будем мы…

— Нет, — резко оборвал ее Верховный шисаи. — Я на трон не хочу. Тайгон, думаю, тоже. И тебе не советую.

— Ты не сможешь вечно держаться от Кайно подальше! — Тора взмахнула рукой с ножом, едва не расцарапав руку о колючки.

— Он все равно умрет раньше меня… — тихо прошипел Райга под нос.

— Это не повод бросать всех на произвол, — она обвиняюще ткнула его пальцем в грудь.

— Я не «бросаю на произвол», я оставляю все так, как есть, — он смахнул ее руку. — Работает — не ломай!

— Оно сломано! Это надо чинить! Надо спасать! — закричала она, сжав кулаки.

— Вот сама и чини, спасительница мирозданья, кумо тебя раздери! — прошипел он. В зрачках-щелках мелькнуло лиловое пламя.

— Именно это я и делаю! — огрызнулась Тора.

— Тогда чего тебе нужно от меня?!

— Помощи! Простой, мать ее, помощи, Райга! — с надрывом закричала Тора.

Райга глубоко вздохнул и ножом отодвинул ветку шиповника, обнажая буквы ритуальной похоронной надписи.

— Я нашел твой склеп. За помощь сойдет?

***

В склепе было темно и душно — совершенно сухой воздух раздирал легкие, куча пыли забивалась в нос, и старая паутина цеплялась за волосы и хвосты.

Они спустились по высоким ступеням в само нутро склепа и остановились на многоугольной площадке с множеством ходов, ведущих в могильные комнаты. В самом центре стоял постамент с песочными часами. Тора наклонилась и ногтем сняла толстый стол пыли со стекла, и оттуда брызнул ослепительный лиловый свет.

Тора поморщилась, закрывая яркий свет ладонью:

— Даже непривычно такое видеть. Я уже и не помню часов смерти не в ногах кладбищенской девы.

Райга усмехнулся и кивнул:

— Что именно мы ищем? — щелкнул пальцами, призывая священный огонь, и обвел рукой черные коридоры.

— Доспех Ясинэ, она передала его тиграм и наказала сохранить в усыпальнице, — Тора сняла с постамента случайный часы и соскоблила со стекла пыль. Те озарили все вокруг не хуже фонаря.

— Он наверняка уже ни на что не годен… — поморщился Райга и подошел к арке у самых ступеней.

— Он должен быть способен защитить от ударов Самсавеила, — Тора обошла лестницу и встала перед другим проходом.

— Из чего же он сделан?!

— Не знаю, — пожала плечами Тора. — Его ковала Ева.

Райга коснулся рукой походного мешка за спиной. Даже сквозь плотную ткань он чувствовал внутри присутствие плаща Евы, как что-то живое, отдельного от самого мира. Как что-то более живое, чем сама жизнь. Более настоящее. Будто осколок чего-то, о чем он знал, но забыл. Чего-то, что было всегда, было до, будет после.

Это ощущение появлялось всегда и у всех шисаи в присутствии артефактов Евы. И еще от священных яблок. Что-то неясное, неявное, незнакомое и знакомое одновременно. Что-то большее, что-то мощное.

И если это способно помочь против Самсавеила — только оно и может.

Райга чувствовал присутствие артефактов Евы в склепе, как и Тора. Не мифических, не легендарных — совершенно реальных.

— Ладно, — кивнул Райга. — Я пошел искать в этой половине, — обвел рукой усыпальницы, — а ты — в другой.

Они разошлись по коридорам склепа, озаряя свой путь огнем и светом смерти.

И все усыпальницы встречали их одинаково — удушливой пустотой и темнотой, которая жалась по углам. В каждом помещении были вырубленные в скале полки, на которых стояли глиняные кубы с прахом. Пусть такая смерть и не была особенной, но и ее нужно было еще заслужить.

И никаких доспехов.

Только прах, пыль, и скелеты мелких животных по углам. Даже пара сброшенных паучьих шкур, истлевших почти целиком.

Одна усыпальница за другой, одинаковые, будто ходишь по кругу.

Седьмая из них вдруг оказалась иной. Вдоль стен были все те же высеченные в стене полки, но на них не стояли урны с прахом, а лежали «реликвии». Чьи-то мечи, резные наручи и поножи, нагрудники, кубки, драгоценности и символы вверяемой власти. А посреди комнаты стоял безголовый манекен по бедра. В доспехе. Женский.

Он казался совершенно обыкновенным. Никаких искусных узоров, особенных пластин, надписей. Если сравнивать его со всеми остальными вещами, то он им проигрывал. Они были роскошными, богатыми, а он — ничем выдающимся. Но если повернуть голову и посмотреть на него как будто вскользь — сияние, присущее всем артефактам Евы, было различимым.

— Ушастая, иди сюда! — крикнул он через плечо.