Смысл игры и другие выступления

В XX веке очень многие пробовали соединить герменевтику с диалектикой, т. е. с историей, т. е. с процессами. Ведь иногда всё очевидно. Как говорил один политический антигерой: «Процесс пошёл». Но люди не видят этого процесса. Они не ощущают, что вот возникло событие, а за событием возникло снова родственное ему событие. Они не видят этой родственности. А потом — ещё одно событие. И это уже не несколько отдельно стоящих событий, а это, предположим, небольшой «пакет» событийный. А потом этот «пакет» превращается в «поток». А потом «поток» превращается в процесс. А потом процесс меняет качество. А потом этот процесс, ламинарный, спокойный процесс течения событий в определённую сторону превращается в турбулентный. Вот очень важно не только интерпретировать события, вскрывая их внутреннюю природу, но ещё и наблюдать за тем, как эти события порождают малые «пакеты» событийностей, «потоки» событийности, процесс, основанный на событийности, как меняется качество этого процесса. И это уже диалектика. Это не герменевтика. А ещё иногда бывает безумно важно просто всмотреться в факт. Как говорил Маяковский: «…из реки по имени — „Факт“». Вот просто всмотреться в факт и оценить его. Понять, что он совсем не так тривиален, как это кажется на первый взгляд. Уже почти 30 минут я говорю о методе, и это максимум того, что я могу себе позволить в концептуально-аналитической передаче. Когда-нибудь, возможно, в другом цикле передач, я просто прочитаю курс лекций для тех, кто хочет заниматься подобного рода анализом.

Здесь же я просто прошу и вдуматься в метод, а главное ещё и поверить в то, что когда ты двадцать лет подряд в одном и том же коллективе разрабатываешь этот метод, то ты добиваешься определённых результатов. Ты начинаешь что-то чувствовать. Ты можешь передать определённую школу тем, кто, по крайней мере, всё время работает рядом с тобой. Предвижу вопрос: «А зачем вы этим занимались?» И на этот вопрос дам короткий ответ. Когда-то, когда близкому окружению Бориса Николаевича Ельцина по приходу к власти Бориса Николаевича в 1991 году очень хотелось меня дискредитировать, то такой Рудольф Пихоя, архивист Ельцина, начал кричать о том, что вот он обнаружил в ЦК КПСС особую папку ЦК КПСС «Кургинян». И ему казалось, что ничего более страшного про меня он сказать не может. Я был просто счастлив, потому что сам бы я никогда не стал об этом говорить, а когда тебе официальный архивист Президента начинает говорить об этом, ты как бы свободен. Ты можешь сказать, что, во-первых, это архивист, ну, обнаружил и обнаружил. А во-вторых, всё-таки он архивист, да? То есть он — человек, который отвечает за свои слова. А в-третьих, если он так хотел этим дискредитировать, то значит он говорит правду, ведь на тот момент ничего страшнее принадлежности к ЦК КПСС не было. Прошло не так много времени, и эти люди из ближайшего окружения Бориса Николаевича Ельцина очень переживали по поводу того, что они зачем-то об этом заорали.

Потому что особая папка ЦК КПСС — это, в некотором смысле, политическая разведка партии. Да, действительно, на излете существования КПСС один из моих близких друзей, занимавший в ЦК КПСС крайне высокое положение и просто обязанный по роду этого положения каким-то образом активизировать работу особых папок, попросил меня сделать как можно больше с этими папками, и мы начали это делать.

Политическая разведка отличается от обычной тем, что она имеет дело не с танками, не с самолетами и не с расшифровкой каких-нибудь перехваченных телеграмм. Она имеет дело с политическими процессами, с политическими субъектами, с политическими фигурами, с политическими играми и т. д. Занимаясь всем этим, мы не могли не заняться теорией элит, политическими играми, которые происходили у нас на глазах. Когда и кто запускал процессы? Что означала крылатая фраза «процесс пошел»? Как их запускали? Монтировали ли эти процессы в игру? Оставался ли какой-то зазор для истории? Обманывали ли процессы тех, кто их запускал? Вырывались ли они из под контроля? Когда, собственно, они вырываются из под контроля? Всем этим, а так же многим другим мы и занимались.

Когда партия была разгромлена, я собрал всех, кто был рядом со мной, и сказал, что заниматься надо продолжать тем же, чем и занимались, спокойно и не обращая никакого внимания на то, что круто изменилась политическая ситуация. Кто-то не согласился на это и разбежался, а вот человек двадцать согласились и очень-очень долго работали, получив уже сейчас очень серьезные результаты, имея определенные базы данных, имея наработки в сфере метода и т. д.