Смысл жизни

Итак, когда смысл жизни полагается в служении нравственному долгу, а этот долг понимается как обязанность служить всеобщему счастью, то вера в смысл жизни, все-таки, оказывается логически непозволительной без веры в бессмертие, ибо всеобщее счастье оказывается неосуществимым, если нет бессмертия. Это, конечно, еще не значит, что никто не будет исполнять нравственные предписания, если он не верит в бессмертие. Всегда найдутся люди, которые будут достаточно непоследовательны или капризны, чтобы делать то, в чем нет никакого смысла. Поэтому легко могут встретиться такие люди, которые, не веря в бессмертие, все-таки будут стараться исполнять нравственные предписания. Они могут так поступать или в силу привычки к известному поведению, или же потому, что лично им больше нравится поступать так, а не иначе, подобно тому, как многим непреодолимо нравится быть одетым по моде. К тому же не следует упускать из виду, что для многих кажется более красивым, более эстетичным не противоречить своими поступками нравственным предписаниям; поэтому они будут исполнять их, хотя бы и не видели в них ровно никакого смысла – просто ради своего удовольствия, как бы из-за эстетического наслаждения. Но если проанализировать понятие «смысл жизни» и не забывать, что в нем подразумевается действительная пригодность для достижения абсолютно ценной цели, то мы должны согласиться, что при отсутствии бессмертия подчинение жизни нравственным требованиям придает ей так же мало смысла, как и ее подчинение требованиям моды; очень может быть, что жизнь, согласная с нравственным законом, и в этом случае окажется более приятною, красивой, эстетичной, но отнюдь не более осмысленною, чем жизнь безнравственная.

Но мне могут сделать такое возражение: я сейчас рассматривал нравственный долг как заповедь, повелевающую служить по мере сил всеобщему счастью. При таком взгляде на дело, скажут мне, вера в смысл жизни действительно оказывается логически непозволительною без веры в бессмертие, даже и в том случае, когда мы полагаем смысл жизни в исполнении нравственного долга. Но ведь есть еще другое толкование нравственного закона, указанное Кантом, которое отнюдь не навязывает нам обязанности служить всеобщему счастью. Так вот – может быть, в том случае, если мы примем кантовское толкование, окажется возможным полагать смысл жизни в исполнении нравственного закона и притом так, что при этом не понадобится верить в бессмертие. Но уже сам Кант пояснил, что нравственный закон и при его толковании утрачивает всякий смысл, если нет бессмертия. Я мог бы ограничиться этою ссылкой на Канта. Но на всякий случай я проверю вкратце его соображения.

По толкованию Канта, нравственный закон есть закон чисто формальный: он предписывает нам не какое-либо определенное содержание деятельности, не какую-либо определенную цель деятельности, а всего только определенную форму нашей деятельности, именно – форму общей законосообразности. «Поступай так, – говорит нравственный закон, по мнению Канта, – чтобы то правило, которым руководствуется в каждом отдельном случае твоя воля, могло бы сделаться всеобщим законом, т. е. имело бы форму всеобщего закона». Поэтому для решения вопроса, принадлежит ли данный поступок к числу нравственных или безнравственных, надо всегда смотреть, могли бы он сделаться как бы всеобщим законом природы. Если это окажется возможным, то он будет нравственным, в противном же случае – безнравственным. Так, возьмем обман. Если бы мы попытались сделать его всеобщим законом, то самый обман сделался бы невозможным, т. к., зная об этом законе, никто никому не стал [бы] доверять. Следовательно, обман не выдерживает указанной Кантом пробы и именно поэтому он относится к числу безнравственных поступков. Иное дело взаимная помощь, правдивость и т. п.: если их сделать всеобщим законом, то они не разрушают сами себя, как это имеет место с обманом. Таким образом, нравственный закон, по мнению Канта, не предписывает нам ничего другого, кроме определенной формы деятельности, а уже к этой форме подбираются подходящие объекты и подходящее содержание. При этом еще каждый поступок только тогда будет нравственным, когда он исполняется исключительно из уважения к нравственному закону, а не из каких-либо других мотивов. Ведь при других мотивах целью моей деятельности окажется уже не то, что предписывается нравственным законом, не самая форма деятельности, а что-нибудь другое. Так, если я ухаживаю за больным из расположения к нему, то это еще не значит, что я, наверное, поступаю нравственно. Этот поступок будет нравственным только в том случае, если я его совершаю вполне независимо от моего расположения к больному, если я ухаживаю за ним в силу одного лишь уважения к нравственному закону, хотя бы я даже ненавидел этого больного: ведь в первом случае я гонюсь не за формой деятельности, а совсем за иными целями.