Смысл жизни

Таков взгляд Канта. Не будем говорить о том, насколько он верен; ибо это безразлично для нашей прямой задачи. Взамен того посмотрим, нельзя ли счесть назначением человека осуществление торжества этого чисто формального закона нравственности. Отчего же? Можно; только в этом назначении, если не допускать бессмертия, не будет никакого смысла, ибо при отсутствии бессмертия оно будет настолько же неосуществимым, как и всеобщее счастье. В самом деле, такое назначение противоречит земной природе человека; ибо явно невозможное дело, чтобы в земном человеке не было действия самых разнообразных мотивов. Часть этих мотивов будет побуждать его к таким поступкам, которые противоречат нравственному долгу; другая часть вызовет у него такие поступки, которые он должен бы выполнить и в силу нравственных требований, но станет-то он на деле выполнять их не из уважения к ним, а под влиянием других мотивов (так, он будет есть под влиянием голода, а не нравственного расчета). А и в том, и в другом случае допущенное нами назначение человека – осуществление торжества чисто формального закона нравственности – останется невыполненным. Фактически лишь изредка человек будет исполнять то, к чему он назначен; во всех же остальных случаях он будет далек от исполнения своего назначения. А т. к. допущено, что нет бессмертия, то его назначение останется навсегда неисполнимым. Вот эти-то самые соображения заставили уже и самого Канта утверждать, что вера в смысл нравственного закона непозволительна без веры в бессмертие.

Итак, если уже искать цель, осмысливающую жизнь в пределах земной жизни, то не иначе, как в исполнении цели, указываемой нравственным законом; ибо только он один имеет абсолютную обязательность; и поэтому только одна лишь предписываемая им цель и может сообщить смысл нашей жизни. Но что же оказывается? Сама-то обязательность нравственного долга обращается в величайшую бессмыслицу, коль скоро нет бессмертия, ибо та цель, которая преследуется нравственным законом, оказывается вполне неосуществимою в пределах земной жизни. Таким образом, если я хочу верить, что осуществление цели нравственного закона придает смысл моей жизни, то я должен верить и в бессмертие; если же я не могу или не хочу верить в бессмертие, то я должен отказаться и от попыток найти смысл жизни в осуществлении цели, предписываемой нравственным законом. А коль скоро я все-таки хочу найти смысл жизни, не выходя за пределы жизни, то остается попробовать искать его не в осуществлении цели нравственного закона, а в чем-нибудь другом, хотя уже заранее видно, что эти попытки окажутся бесплодными; ибо, чтобы осмыслить жизнь, нужно, чтобы она была действительно пригодна для осуществления абсолютно ценной цели; а такою целью служит только та цель, которая совпадает с целью нравственного закона.

Во всяком случае, подобная попытка существует и должна быть рассмотрена нами. Она сделана почтенным автором все той же книжки, о которой я уже неоднократно упоминал. «Ставить целью жизни, – говорит он, – нечто недостижимое, конечно, безрассудно… Поэтому всеобщее счастье не может быть такою целью. Но ею может быть нечто иное, не только не противоречащее всеобщему счастью, но даже родственное этому верховному критерию. Я не могу осуществить всеобщего счастья, но могу достигнуть сознания, что я делаю все от меня зависящее для осуществления всеобщего счастья; и это сознание может доставить мне величайшее наслаждение. Я могу не иметь успеха в этой деятельности, когда враждебные усилия или неблагоприятные обстоятельства станут поперек моей дороги; но от меня самого зависит иметь успех или испытать неудачу, раз целью жизни я поставлю достижение сознания, что я по мере сил своих действую согласно с требованиями высшего блага».