Читаем Смыслополагание, смыслы, семиозис в свете философии полностью

Помимо человеческого в смысловом суждении может выражаться ценностное измерение, ибо явно или коннотационно смыслы нередко оценочны. В связи с этим, в отличие от гносеологических образов, смыслы обычно бывают социально и/или личностно-индивидуально предвзятыми. То есть при придании смыслов составляющие окружающего и происходящего часто рассматриваются пристрастно через призму ценностных ориентаций, потребностей, притязаний, интересов, чаяний участников общественных отношений и соответственно ими оцениваются. Хорошо улавливая эту пристрастность и предвзятость, Г. Л. Тульчинский пишет: «Смысл – порождение конечной системы, пытающейся отобразить и выразить бесконечное разнообразие мира и вынужденной… делать это всегда только с какой-то позиции, в каком-то ракурсе, с какой-то точки зрения…» (курсив мой. – Т. Л.) [4, с. 118].

Используя положение В. А. Кутырева, о смысле можно сказать как о «знании, приведенном к мере человека» [5, с. 99][3]. Так, понятия, в содержании которых отражение объективных данных тесно сопряжено с составляющими субъективности, которые и формируются на стыке субъективного и объективного, являются смысловыми понятиями, например, польза, вред, приобретение, достижение, опасность, утрата, скорбь.

Смыслы могут приводиться к человеческому и ценностному измерениям с позиций не только индивида и личности, но и с позиций коллективных, групповых субъектов, гражданского общества и мирового сообщества.

В отличие от технической, естественно-научной информации, сухо подаваемой в каких-либо источниках, исходом смыслополагания является антропофилизированная информация, с нравственной точки зрения далеко не всегда гуманная (об этом ниже).

В статье Е. Н. Князевой, посвященной биосемиотике [6], смысл понимается расширительно, что вызвано тем, что автор статьи смазывает качественные различия между человеком и животным, тем более растением, в характере как улавливания, восприятия информации, так и ответов на нее. Ряд правильных положений Е. Н. Князева приводит, излагая учение Я. фон Икскюля – основателя биосемиотики. Совершенно верно, что животные по-своему фильтруют мир, выделяют в нем метки и сигналы согласно механизмам безусловных и условных рефлексов. Да, живой организм выбирает из окружающего мира данные, лишь значимые для его жизни и действий, ориентируясь на некоторые существенные для него метки. Но не преувеличением ли способностей животных будет говорить, будто они «научаются интерпретировать» знаки и сигналы, что знаки для них «несут смысл» [6, с. 87, 88].

Верно, что «окружающая среда несет метки и знаки для живых существ» [6, с. 88], но придавать и выводить смыслы, интерпретировать явления могут лишь высокосознательные существа. Здесь уместна та оговорка, что, судя по наблюдениям ученых, так называемые «умные» животные (это, например, дельфины, белухи) обладают достаточно для них развитым языком и при определенных ситуациях выводят нечто, приближающееся к человеческим смыслам, что можно назвать «прасмыслами». Объективируясь в языке и реакциях особи, прасмыслы составляют одну из весомых основ коммуникаций между особями животных определенного вида, являются одним из средств их выживания.

В умвельт[4] животного входит выделение им из среды меток и сигналов согласно виду животного, ориентация по ним и реагирование на них, то есть семиотика, а не семантика! Что же касается смыслополагания, то оно, развертываясь в качестве человеческой психической и умственной деятельности, предполагает формирование субъектов, в ряду атрибутов которых находится выделение себя из среды (в том числе из подобных себе) и некоторое самообособление в ней, обладание собственной, пусть относительной, самостоятельностью. В смыслах, как и в некоторых иных проявлениях, субъект обнаруживает себя в качестве думающего, оценивающего, относительно автономного актора. Наделяя смыслами данности и компоненты происходящего, субъект нередко пытается определить, имеет ли для него объект смыслополагания положительную или отрицательную значимость, пытается уловить, сродни ему объект хоть в чем-то, либо он сродни ему во многом, или же объект совершенно ему чужд. Таким образом, субъект, духовно формируя свой человеческий умвельт, виртуально либо сокращает дистанцию между собой и другими, либо удлиняет ее.

Перейти на страницу:

Похожие книги

История Крыма и Севастополя. От Потемкина до наших дней
История Крыма и Севастополя. От Потемкина до наших дней

Монументальный труд выдающегося британского военного историка — это портрет Севастополя в ракурсе истории войн на крымской земле. Начинаясь с самых истоков — с заселения этой территории в древности, со времен древнего Херсонеса и византийского Херсона, повествование охватывает период Крымского ханства, освещает Русско-турецкие войны 1686–1700, 1710–1711, 1735–1739, 1768–1774, 1787–1792, 1806–1812 и 1828–1829 гг. и отдельно фокусируется на присоединении Крыма к Российской империи в 1783 г., когда и был основан Севастополь и создан российский Черноморский флот. Подробно описаны бои и сражения Крымской войны 1853–1856 гг. с последующим восстановлением Севастополя, Русско-турецкая война 1878–1879 гг. и Русско-японская 1904–1905 гг., революции 1905 и 1917 гг., сражения Первой мировой и Гражданской войн, красный террор в Крыму в 1920–1921 гг. Перед нами живо предстает Крым в годы Великой Отечественной войны, в период холодной войны и в постсоветское время. Завершает рассказ непростая тема вхождения Крыма вместе с Севастополем в состав России 18 марта 2014 г. после соответствующего референдума.Подкрепленная множеством цитат из архивных источников, а также ссылками на исследования других авторов, книга снабжена также графическими иллюстрациями и фотографиями, таблицами и картами и, несомненно, представит интерес для каждого, кто увлечен историей войн и историей России.«История Севастополя — сложный и трогательный рассказ о войне и мире, об изменениях в промышленности и в общественной жизни, о разрушениях, революции и восстановлении… В богатом прошлом [этого города] явственно видны свидетельства патриотического и революционного духа. Севастополь на протяжении двух столетий вдохновлял свой гарнизон, флот и жителей — и продолжает вдохновлять до сих пор». (Мунго Мелвин)

Мунго Мелвин

Военная документалистика и аналитика / Учебная и научная литература / Образование и наука
Признаки жизни
Признаки жизни

В ранние годы, когда Зона не была изучена, единственным оплотом защищенности и уверенности в завтрашнем дне был клан «Набат». Место, в котором брат стоял за брата. Еще ни разу здесь не было случаев удара в спину — до того момента, как бродяга по кличке Самопал предал тех, кто ему доверял, и привел мирный караван к гибели, а над кланом нависла угроза войны с неизвестной доселе группировкой.Молодой боец «Набата» по кличке Шептун получает задание: найти Самопала и вернуть живым для суда. Сталкер еще не знает, что самое страшное — это не победить своего врага, а понять его. Чтобы справиться с заданием и вернуть отступника, Шептуну придется самому испытать собственную веру на прочность.Война идеологий начинается.

Джеймс Лавгроув , Жан Копжанов , Сергей Иванович Недоруб , Сергей Недоруб

Фантастика / Боевая фантастика / Учебная и научная литература / Образование и наука
Советское государство и кочевники. История, политика, население. 1917—1991
Советское государство и кочевники. История, политика, население. 1917—1991

Россия испокон веков жила бок о бок с кочевыми народами Великой Степи и Севера, постепенно включая в свои границы «кочевые» регионы. Кульминацией этого процесса стала форсированная модернизация «кочевых» территорий, реализованная в Советском Союзе в 1930-е годы. Большинство кочевников практически в одночасье было «посажено на землю». В бескрайних степях выросли города, поселки и колхозы. Многие вчерашние вольные скотоводы стали земледельцами, пошли работать на заводы и шахты. В чем были причины ускоренного, форсированного «привязывания» кочевых народов к земле и каковы исторические результаты этого процесса? На эти и другие вопросы ответит книга доктора исторических наук Ф.Л. Синицына.

Федор Леонидович Синицын

Культурология / Учебная и научная литература / Образование и наука
Поэзия как волшебство
Поэзия как волшебство

Трактат К. Д. Бальмонта «Поэзия как волшебство» (1915) – первая в русской литературе авторская поэтика: попытка описать поэтическое слово как конструирующее реальность, переопределив эстетику как науку о всеобщей чувствительности живого. Некоторые из положений трактата, такие как значение отдельных звуков, магические сюжеты в основе разных поэтических жанров, общечеловеческие истоки лиризма, нашли продолжение в других авторских поэтиках. Работа Бальмонта, отличающаяся торжественным и образным изложением, публикуется с подробнейшим комментарием. В приложении приводится работа К. Д. Бальмонта о музыкальных экспериментах Скрябина, развивающая основную мысль поэта о связи звука, поэзии и устройства мироздания.

Александр Викторович Марков , Константин Дмитриевич Бальмонт

Языкознание, иностранные языки / Учебная и научная литература / Образование и наука