Смытые волной

– Что это? Часы? Вон туда в угол поставь. Столько хлама уже, нет сил и времени все разобрать. Ему говорю, говорю – все до лампочки, а мне это надо?

Вероятно, я прервала их женскую беседу, и обеим дамам мое присутствие было явно тягостным.

– Слушай, Оля, у нас каждый сам за собой ухаживает, иди на кухню к мужикам, пусть тебе нальют, и скажи, чтобы нам приволокли. Мне пару кусочков льда кинут. И чтобы собрали диван и убрали стол. У меня ногти накрашены, фу ты, черт, один смазала.

Я зашла на кухню под радостные крики сильной половины человечества; мне налили коньяку, все дружно чокнулись и выпили. Меня мужики усадили за стол, на котором, как бывает в холостяцкой компании, соленые огурцы достают прямо из трехлитрового бутылька, а колбасу и сыр режут на газете. Как они могут здесь находиться? Кухня прокурена до невозможности, дышать нечем, хоть бы окно приоткрыли. Пьяный хозяин, худющий, с сигаретой в зубах, после каждой рюмки открывал духовку, выдвигал противень с бараньей ногой, тыкал в нее вилкой, проверял, готова ли.

Лучше уж с мужиками сидеть, чем любоваться ляжками и здоровенными крестьянскими лапищами хозяйки, которой имя Катрин подходило так, как мне – Брижит Бардо. Целый вечер эта шмакодявка только и делала, что тыкала их всем под нос. К тому моменту, когда, наконец, баранья нога поджарилась, гости сами уже «нажарились», точнее, наклюкались, прикончив почти все спиртное. Мясо было жестким, пересоленным, к тому же его было очень мало. Мне казалось, что Миша пил со всеми наравне, я злилась, хотя и сама опьянела. Один из гостей, такой брюхатый, как беременная женщина на седьмом месяце, все демонстрировал свой талант. На спор он выпивал рюмку водки, поставив ее на локоть, не пролив ни капли. За это удостоился чести поцеловать мизинчик на ножке хозяйки.

Мне стало противно, я в ультимативном порядке приказала мужу следовать за мной.

– Догоняй скорей, Мишутка, свою Оленьку, дома тебя бульончик ждет, – ехидно прокукарекал хозяин, посмеиваясь. Как я развернулась на своих каблучищах, как выгнулась моя спина, как вылезла из меня Мегера, не помню. Я завелась, не остановить, и выдала честной компании по полной программе все, что о ней думаю.

Сколько раз Степаненко повторял, что язык мой – враг мой, и сейчас он подвел меня. Мой муж снова погнал меня. Да как! Прямо при всех. Все, третьего раза не будет. Лучше под забором сдохнуть, чем такое прощать. По темному подъезду одна на этих долбанных шпильках, обливаясь пьяными слезами, я вылетела в такую же темень на улице. Куда нестись, понятия не имею. Еще прошел дождь, и я скользила по глине, не разбирая дороги. В какую бы сторону ни сворачивала, всюду натыкалась на заборы и стаи собак. Вдали мелькнула фигурка, я ее догнала и пристроилась следом. Куда-то же придет этот человек, ну и меня за компанию выведет.

Вместе мы вышли на асфальтированную дорогу. И вдруг там я увидела своего драгоценного и футболиста с актрисой. Пьяные-то пьяные, а испугались за меня, когда поняли, что я не шутила, пригрозив смыться. Сразу рванули за мной. Пока я нарезала круги по местным стройплощадкам, они короткой дорогой между домами вышли на шоссе и перехватили меня. Ругались с мужем страшно, не выбирая выражений, Коля с Галиной пытались нас примирить. Наконец удалось поймать машину, и мы все в нее забились. Ребята вышли раньше, взяв с нас слово, что больше не будем ссориться.

Мы действительно больше не ссорились, поскольку просто друг с другом не разговаривали. Свои ходули я даже не мыла, сразу завернула в газету на выброс. Что жалеть туфли, себя надо бы пожалеть. Всю ночь я рассуждала: нужен ли мне вообще муж. Штаны для постели, когда приспичит, всегда найдутся.

Опять мучительные терзания. На сколько меня еще хватит? Я до сих пор без прописки, московские родственники, похоже, с этим не спешат. Приезд моей мамы положил конец моим мечтам, что сестра отдаст мне для обмена на Москву хоть одну комнату. Они сами решили обменять нашу двухкомнатную и Алкину однокомнатную на трехкомнатную, и потому я не должна выписываться из Одессы.