. Устроит? Через полчаса друзья с кофейными чашками в руках перебрались в гостиную. Иванов с интересом слушал рассказ Славы о новом деле, порученном группе инспекторов по “особо важным”. Слушал с интересом. Задавал вопросы. Но где-то в глубине души уже понимал – для него это прошлое. Сегодня его по-настоящему волнует другое. Будущее... Прошлое, настоящее, будущее...Их диалектическая связь. Со своими проблемами Славка справится, сыщик он опытный и мыслит отлично... А вот справится ли он, начинающий политик, со своими новыми задачами? Телефонные разговоры с Данилой Ганжой очень встревожили Иванова, а следующая связь с Уралом будет только вечером. Лев рассказал Кличко о неожиданных осложнениях, об эпизоде с Михеевым, об отсутствии контакта с Харченко. – Был бы Харченко человеком, генерал узнал бы, насколько серьёзно засветился Михеев? Можно ли на него рассчитывать в будущем? Но нет. Спрашивать полковника Харченко Пётр Николаевич не будет. Незачем его внимание привлекать. – Я, пожалуй, мог бы позвонить подполковнику Аракеляну. Помнишь такого? Мы с ним по одному делу года четыре назад работали. Хороший парень. Скажу, что тётка моя о своём знакомом беспокоится. Попрошу узнать, какие к твоему Мокееву претензии наше ведомство имеет? – Его фамилия Михеев. Минуточку, посмотрю его имя-отчество. Попробуй, Слава, позвони. Только не переиграй... – Обижаешь, начальник! Оперуполномоченный Кличко на таких вопросах зубы съел, – засмеялся Вячеслав, показав наличие полного комплекта зубов. – Только мне сподручнее будет не из кабинета звонить. И вообще, насколько я помню разговоры с Артуром, он парень наших взглядов. Может быть, вашим людям, Лёва, есть смысл с ним познакомиться. ...Расставаться не хотелось. Вячеслав Сергеевич душой чувствовал, что его друг вышел на Главную тропу своей жизни и очень хотел бы стать с ним рядом. Но....слово “надо” они усвоили с детства.... Но слово “надо” они усвоили с детства. Проводив Кличко и проследив через окно, как он сел в машину и отъехал, Лев Гурыч снова открыл книгу Шелленберга “Лабиринт”, которую он просматривал перед приходом Славы. Взявшись за новое дело, Иванов остро понял недостаточность своих знаний в самых разных вопросах. Природный ум, богатый жизненный опыт и полученное в молодости образование помогали ему правильно понимать очень многое, но зачастую понимать интуитивно, без подкрепления точными знаниями. Теперь Лев Гурыч много читал, главным образом исторические материалы и документы. Когда они с Алексиным обсуждали, как лучше подать в своей газете тему Великой Отечественной войны, они столкнулись с серьёзной проблемой – огромное количество фактов и ограниченность газетного поля требовали предельно сжать информацию, не потеряв при этом её убедительность, суметь найти форму доходчивую и понятную неискушённому человеку. Алексин считал, что наилучший эффект даст цитирование исторических источников, хотя при этом возникала новая закавыка. Для нынешнего малоподготовленного читателя многие исторические факты и некогда всем известные громкие имена теперь требовали отдельного объяснения, а уж на это тратить газетную площадь совсем не хотелось. В этом смысле использовать имя Шелленберга, знакомое многим по великолепному фильму “Семнадцать мгновений весны”, казалось находкой. Очень скоро Лев наткнулся на текст, прямо связанный с предвоенным периодом. Шеф фашистской разведки о своих связях с советским маршалом Тухачевским говорит буднично, как об одном из эпизодов текущей работы: “Разоблачение Тухачевского могло бы помочь Сталину либо укрепить свои силы, либо толкнуть его на уничтожение значительной части своего Генерального штаба. Гитлер, в конце концов, решил выдать Тухачевского...”. Одно это свидетельство давало много для разоблачения лжи о том, что Сталин, якобы, выдумал “заговор военных” для укрепления личной власти и тем обескровил руководство Красной Армии накануне войны. Сделав закладку в книгу, чтобы показать Алексину, Иванов непроизвольно покачал головой: надо же такое придумать – руководитель страны накануне ожидаемой войны уничтожает своих полководцев! Чушь. Но в антисоветской пропаганде очень активно используется. Надо, чтобы люди узнали правду. Это, пожалуй, сильнее, чем найденное Павлом свидетельство Мосли. Лев Гурыч высветил на экране монитора цитату: “...лорд Галифакс (министр иностранных дел Великобритании) пришёл к убеждению о неизбежности войны. Ему претила такая перспектива, и он решил предпринять всё, что было в его силах, чтобы избежать войны, но только не путём заключения пакта с Советским Союзом...” (Книга Мосли издана в Нью-Йорке, в 1970 году). НЕ ПУТЁМ ЗАКЛЮЧЕНИЯ ПАКТА С СОВЕТСКИМ СОЮЗОМ! Но кто знает английского журналиста Мосли? Шелленберга же, прекрасно сыгранного в фильме известным актёром Табаковым, запомнили миллионы людей! Впрочем, Алексин профессионал, пусть сам решит, не перегрузит ли цитатами свою статью. Тем более, аспекты разные. Одно о, якобы, бессмысленной “чистке” в армии, другое – о нежелании западных стран предотвратить войну, заключив союз с нашей страной. Это к вопросу о том, почему Советский Союз был вынужден заключить с Германией договор “О ненападении” в 1939 году. Да, что и как использовать в наших публикациях, решит Павел. Для самого же Иванова и то и другое – полезные знания. Хотя до боли жалко разочарование в Тухачевском. Так хотелось верить, что он – жертва ошибки, трагической, но ошибки... Лев Гурыч отложил книгу Шелленберга и задумался. Чем глубже он погружался в размышления о прошлом, тем больше начинал понимать сложность и неоднозначность исторических событий. Очень верно сказал о своём поколении Маяковский – Мы диалектику учили не по Гегелю...Шли наши отцы по неизведанному пути, совершали и ошибки... Тот же заговор военных под руководством Тухачевского....Был, был заговор...Карали предателей, но страдали и невинные....Говорят “лес рубят, – щепки летят...”. Горько и страшно быть щепкой в этой свалке....Но вот она, диалектика, – если бы не выбыли многие командиры Гражданской войны, оказались бы вовремя востребованы на своих местах “рядовые Гражданской” – полководцы и герои Великой Отечественной – Жуков, Василевский, Рокоссовский?...Совершали ошибки, но и исправляли их. Тот же маршал Рокоссовский был репрессирован по “делу военных”...Жестокие рассуждения, но это жизнь. Это история нашей страны... У Льва Гурыча разболелась голова. Он пошёл в кухню, где Мария в одной из подвесок кухонного гарнитура держала лекарства. Что выпить? Панацею от всех болезней аспирин? Или... Проглотил сразу две таблетки цитрамона и прилёг на свой любимый диван. Снова заботы сегодняшнего дня захватили его... Как-то складываются дела у Ганжи? Приехал ли к нему Коломиец? Были ли ребята уже у “Три Ф”? Найдут ли замену надолго выбывшему Кузикину или придётся рассчитывать на Максюту? По словам Петра Николаевича, Максюта должен хорошо “потянуть” печатную пропаганду, но вряд ли он сможет стать руководителем областного отделения Фонда. К форме организации в виде “фонда” он уже привык. Кажется, это то, что нужно до момента провозглашения новой партии Звонок раздался только в одиннадцать часов вечера. На Урале уже ночь, но Данила понимает, с каким нетерпением ждут в Москве... Они с Коломийцем только что вернулись от Фёдорова. Старик очень огорчён несчастьем с Кузикиным, неудачным выступлением Михеева. Алёшку Михеева он знает “с пацанов” и уверен, что происшедшее с ним случайность. Уверен, что доверять ему можно, но какое-то время лучше с ним не общаться. Он может сам не знать, что милиция к нему прицепилась не просто так. Михеев, несмотря на свою специальную подготовку, а военный переводчик это почти разведчик, несмотря на это он мог проявить излишнюю эмоциональность при агитации сторонников и кто-то, как говорится, “накапал”. Вот и пошло лыко в строку... Фёдор Фёдорович назвал ещё одного человека, которого можно было бы пригласить к сотрудничеству. Завтра мы с Коломийцем вдвоём навестим его, если координаты, данные “Три Ф”, не изменились. Иванов спросил, кто он? Ганжа по телефону фамилию не назвал, сказал лишь, что он тоже военный отставник, кажется пограничник, но ещё не стар и работает, как и Коломиец, в какой-то фирме.... ... Разговор с Ганжой несколько успокоил Льва Гурыча. Уж больно всё гладко шло по началу. Что-то должно было случиться, вот и дождались осложнений. Но, кажется, обойдётся, – подумал он. Иванов посмотрел на часы, и звонить генералу не стал, решив рассказать ему об информации Ганжи завтра. Не стоит в такое позднее время без крайней нужды беспокоить пожилого человека. Свои годы Лев пока не ощущал. Он постоянно поддерживал хорошую физическую форму и, если бы не вынужденные эпизодические посещения госпиталей... Пётр же был намного старше, да и....телосложение другое...Пусть отдыхает. Скоро ему снова в дорогу. А тут, как бы не пришлось просить его опять на Урал наведаться... Лев вздохнул и тоже пошёл отдыхать. И ждать Марию. Привычки Иванова с выходом на пенсию заметно изменились. Он и раньше любил утром поспать, но необходимость заставляла его подниматься в урочное время. Конечно, кроме тех дней, когда очередное дело смешивало понятия день и ночь и когда спать приходилось урывками, когда оно, дело, позволит. Теперь же он нередко зачитывался до поздней ночи и соответственно позже вставал. Этому способствовал и временной режим Марии. В дни спектаклей с её участием в одиннадцать, а то и позже, он только забирал её из театра. Эту приятную привычку он приобрёл сразу после знакомства с Машей и с удовольствием возобновил, как только сбросил гипсовые оковы и смог сесть за руль своего премиального “пежо”. Вчера он должен был дожидаться звонка Ганжи и Марию опять, как в госпитальные дни, привёз Вячеслав. Едва Лев Гурыч проснулся и взялся за обычную изнуряющую зарядку, зашёлся требовательным звонком межгород. Он взглянул на часы: междугородный звонок он ждал только с Урала, но не утром же.... Да, там уже рабочий день в разгаре. Снова Ганжа. Даже по голосу слышно, что у Данилы хорошие вести. – Приветствую вас, Лев Гурыч! Мы с Матвеем только что встречались с человеком, о котором я вчера говорил. – Фамилию Ганжа опять не назвал. – Отличный человек! И что неожиданно, – Матвей знает его, встречался с ним. Правда, много лет назад. Фамилию он забыл, потому вчера не сказал мне ничего. А сегодня они узнали друг друга. Приеду, – расскажу подробно. – Очень хорошо. Значит, ты можешь возвращаться в Москву? – Да, Лев Гурыч. Сегодня мы ещё здесь поработаем, Кузикина в больнице навестим, а ночью вместе с Коломийцем вернёмся к нему. Он работать, а я на самолёт – и в Москву. Их познакомил Алексин. Кирилл Шумов – его давний друг и коллега по журналистскому цеху, специализировался в компьютерной информатике. В мире интернета, серверов и провайдеров для него не было тайн. Во всяком случае, он хорошо ориентировался в многочисленных лоциях виртуального мира. Когда Павел Алексеевич сказал однажды Кириллу, что погрузился в интересный “журналистский проект” – создания новой, практически, всероссийской газеты, опираясь на издательские возможности провинциальных еженедельников, Кирилл сразу указал ему, что в современном мире добиться серьёзного пропагандистского эффекта без использования возможностей интернета не только старомодно, но попросту невозможно. Алексин спорить не стал, хотя и полагал аудиторию интернета не совсем “той”, на которую ориентировались они. Обитатели виртуального мира, по крайней мере в России, в большей части люди в жизни устроенные и не склонные к общественной оппозиции. Но согласился с товарищем, что информационные возможности интернета очень велики и что создать свой сайт в “паутине” не помешает. Тогда он и сказал Иванову о своём приятеле и предложил познакомить их. Мария пригласила Алексина и его друга к столу. Расставила красивые чашки из “гэдээровского” сервиза. Достала печение и яблочное варенье. Кирилл, как и многие в интернет влюблённые люди, оживлённо рассказывал о возможностях “всемирной паутины”. Наткнувшись на аудиторию, слабо осведомленную, но готовую слушать, он рассказывал охотно и интересно. Хотя не всегда понятно. Но они не прерывали его, полагая, что детали и частности пока не важны. Знакомство Марии и Льва с компьютером не выходило за пределы домашнего пользователя, и новые знания действительно заинтересовали их. – Скажите, Кирилл, а что значит иметь собственный сайт? И сложно ли его создать? И дорого ли содержать? – спросила Мария. – Собственный сайт – это своя страничка, на которой вы помещаете ту информацию, какую захотите. Сами и обновляете её, опять-таки, когда захотите. Содержать её ничего не стоит, если вы не возражаете против размещения на ней рекламы по усмотрению провайдера. А создать сайт – очень просто, но есть и специалисты, которые за совсем небольшие деньги сделают всё в лучшем виде. – Но как другие узнают о нашем сайте? Чтобы, как вы говорите, зайти на него? – А уж это – реклама! Плюс случайный заход, – огромное число людей “шарят” по интернету в поисках чего-нибудь! И на ваш сайт зайдут! Не сомневайтесь. Предлагать сотрудничество с Фондом, Лев Гурыч ему не стал, помочь же в технической подготовке сайта Кирилл вызвался сам и Иванов с благодарностью принял это. Проводив Алексина и Шумова, Лев Гурыч снова взялся за историческую литературу, заставляя себя работать, хотя прочитанное плохо воспринималось, не укладывалось в голове. Он постоянно поглядывал на часы: по времени самолёт с Урала уже должен был прилететь и Иванов всё время ловил себя на том, что прислушивается, не зазвонит ли телефон. Хотелось скорее поговорить с Ганжой, узнать подробности его поездки. Фрагмент 16 – Лёва, ты никуда не собираешься?.....Я буду у тебя минут через сорок. Звонка генерала он не ожидал. Встречались сопредседатели Фонда часто. Вот и вчера расстались довольно поздно, не договариваясь об утреннем свидании. Так что звонок Петра Николаевича обеспокоил Иванова. Но гадать о причинах, смысла нет... Появился Беркутов даже чуть быстрее. Поздоровался. Молча прошли в гостиную, давно ставшую “залом заседаний штабквартиры”. – Кофе выпьешь, Пётр Николаевич, или чайку заварить? – Давай чай, Лёва... Сам знаешь, за кофе Полина ругается. И садись. Есть нужда поговорить. Так сказать, провести заседание штаба в суженом составе. – Беркутов натянуто улыбнулся. Лев принёс из кухни кипящий чайник с водой. Аккуратно налил в чашки воду, поставил на журнальный столик заварной чайник и сахарницу. Сел в кресло и вопросительно посмотрел на старшего товарища. – Ты газеты читаешь, Лев Гурыч? – задал он риторический вопрос и, не ожидая ответа, продолжил. – Я вечером просмотрел последний номер “Советской России” и, признаться, всю ночь не спал: некоторые мысли одолели. Давай советоваться будем. – О чём, Пётр? Или сомнения появились? В чём именно? – Появились сомнения. Не в правоте нашего решения. В тактике. Новая избирательная кампания ещё официально не началась, но уже все партии практически начали свои позиции излагать. И грубо, и зримо – агитационные стенды уже появились. И нахально, как Жириновский.... – Но мы, Пётр Николаевич, в этом избирательном цикле участия не принимаем...Что конкретно тебя беспокоит? – Сейчас скажу. Сначала давай сформулируем, в чём мы расходимся с коммунистами? Отвечаю сам. Мы признаём правильность их лозунгов, реализм их экономической программы. Пусть они разошлись с Глазьевым, но программа глазьевская осталась. Мы решились выступить отдельно только потому, что не верим в их практическую готовность победить. Так? В их готовность к бескомпромиссной борьбе. Мы собираемся критиковать их и отнимать у них часть симпатий избирателей. То есть, называя вещи своими именами, ослаблять их позицию на предстоящих выборах. Правильно ли это? А, если зюгановцы сумеют победить, рады ли мы будем?...Газета, в связи с созданием отдельного от КПРФ избирательного блока Глазьева, прямо упрекает его в расколе патриотических сил...А теперь и мы....Собираемся раздувать раскол... Всю ночь не спал, думал. И не решил, своевременно ли это? Что скажешь...товарищ кандидат в президенты? Лев Гурыч не ответил. Встав из кресла, он задумчиво прошёлся по гостиной. Зачем-то зажёг и потушил свет. Снова опустился в кресло. – Ты и прав, Пётр Николаевич, и не прав. Мы, ведь, не собираемся в этом избирательном цикле оспаривать правоту коммунистов... Ты сам сделал расчёт времени, чтобы мы успели к следующим выборам... – Не о том я, Лёва! Мы не должны сейчас критиковать Зюганова. – Если мы не будем указывать на нерешительность КПРФ, на сделанные ими ошибки, то, как мы объясним людям, зачем мы вообще завариваем эту кашу? Мы правы, Пётр Николаевич. Правы. – Нет, полковник. Мы правильно поступили в принципе, но ошибаемся тактически. Подумай, Лёва. Ты всегда был прав по большому счёту, но в тактике нет. Не всегда. Мы должны не изменить, но уточнить свою пропагандистскую программу. Я пока не готов предлагать конкретно...Но давай, Лев Гурыч, подумай. Я свои сомнения высказал. Прекратим сейчас этот разговор, продолжим позже...может быть, завтра? Иванов проводил друга до двери. Да, озадачил. Но подумать, действительно, есть о чём. Мы, – безусловно, по принятой терминологии вступаем на “левый” фланг политического движения. Стать раскольниками? Имеем ли мы моральное право объективно помочь нынешней власти удержаться у руля государства? Но есть ли у КПРФ реальная возможность победить сейчас? Если да, то?...Или у нас уже появились собственные амбиции? Не так давно ты, Лев, как сказал сам себе честно, готов был отдать своё нынешнее личное благополучие за возвращение к идеалам справедливости, а теперь?...Что ж, генерал прав, как всегда. На то он и генерал. Раз нужно, будем думать. Он собирался сегодня прокрутить, так сказать, с карандашом в руках предложения Алексина и Шумова о создании сайта Фонда в интернете, но Пётр предложил более срочную тему для мыслительных упражнений. Ладно, интернет подождёт... Но почему так упорно болит голова? Мария заставляет всё время мереть давление. Да, давление скачет. Хотя и измерительному прибору доверять трудно. Разрекламированный полуавтоматический тонометр совместного японо-американского производства не только очень капризен, но и выдаёт показания с огромным разбросом. То 180/110, то тут же через пару минут 150/90. Чему верить? Но что-то нужно принять. Или кофе выпить? Умница, мой генерал. Это я правильно сделал, что попросил его возглавить наш штаб. Да, будем думать. Дурной пример заразителен...Лев Гурыч тоже не мог уснуть в эту ночь. Он погладил Марию по волосам, помедлил минуту, и поднялся. – Ты куда, Лёвушка? – Спи, моя хорошая, пойду покурю.... Мария приподнялась на локте, посмотрела на него, но ничего не сказала. Лев вышел в гостиную, закурил и сел в кресло у окна. Ночь. За стеклом темно, а небо серое, покрытое тучами. Нахмурилось небо. Наверное, скоро пойдёт дождь. Вот радость-то, давно не было! Всего-то один день вчера был солнечный. К погоде быстро привыкаешь: жарко, – и кажется, что никогда не наступит желанная прохлада. Зачастят дожди, – и уже с трудом верится, что бывает ясно и солнечно. Однако лето кончилось. Он встал и проверил, плотно ли закрыто окно. Тянешь время, Лев. Ненужные дела, лишние мысли. Садись, закуривай ещё одну “сталинскую” и думай. Пётр прав. Наваливаться сейчас с критикой на позиции коммунистов нельзя. Вся выборная кампания продлится три месяца...Правда, потом ещё три месяца до выборов президента....Итого полгода потерять. Но почему потерять? Наша главная задача убедить народ в необходимости сменить нынешнюю власть, показать пагубность для страны её политики, показать лживость её пропагандистской машины. Эта задача остаётся в полной мере. Кто должен сменить эту власть, – вопрос второй. К нему вернёмся позже. А подрывать веру в шансы коммунистов, нет нужды. Если они проиграют выборы, это и будет против них свидетельствовать лучше, чем наша критика. А победят? Победят, – будем рады. Все мои рассуждения о необходимости личного участия в политической борьбе опирались на уверенность в практическом отсутствии силы, способной обеспечить перемены. Если они смогут, мы отойдём в сторону. Точнее, будем помогать им. Но будет ли нам помогать Горьков? О чём ты, Лев Гурыч? Итак, нужно с Алексиным скорректировать план публикаций на ближайшие месяцы. Направить наши силы....Он задумался. Да, у нас уже есть пропагандистские силы. В Москве – “Квадратные колёса”. На Урале – “Вечерние огни”, два камня – “Камень самоцвет” и “Камень преткновения”. Вот-вот начнёт работать с нами “Радуга”. Скоро и в Подмосковье появится дружественная газета. Уже – сила. В умных и опытных руках. Паша опытный журналист, а направление... Наш Генерал – стратег, и я, грешный, помогу. Ладно, решение принято. Завтра с Петром уточним. Лев Гурыч включил компьютер.... В эти же дни обострилась необходимость решения ещё одной задачи. Уже давно, когда стала поступать информация от Костеренко и Смыслова о готовности десятков людей поддержать новую партию, встал вопрос, как зафиксировать и сохранить этот порыв людей. С одной стороны было недопустимо дать увянуть, раствориться в болтовне стремлению людей что-то делать для спасения родины, с другой стороны и чисто формальные соображения о будущей регистрации партии требовали закрепить создавшиеся, но пока никак не оформленные группы единомышленников. Организационная форма “Фонд по изучению...” подсказала решение. Пётр Николаевич предложил создать лекторий Фонда. Это точно укладывалось в заявленные при регистрации намерения, позволяло создать списки “слушателей” лектория, поддерживать и укреплять в людях их понимание действительности. Вполне логичным было просить слушателей распространять полученные знания, приглашать в лекторий товарищей и знакомых. Также несложным представлялось в будущем преобразовать учебные группы в партийные ячейки Начало учебного года подталкивало и желание скорее реализовать этот замысел. Главная проблема оказалась в отсутствии подготовленных лекторов. Поиски среди знакомых ничего не дали. Тогда и получил Гриша Смыслов “детективное задание” – выяснить судьбу многочисленного отряда московских преподавателей общественных наук. Начал Григорий Ефимович с того, что разыскал десятилетней давности список московских ВУЗов, список из серии “Куда пойти учиться?”. Потом взялся за телефон. Скоро он выяснил, что значительное количество ВУЗов прекратили свою деятельность или изменили профиль преподавания: государству специалисты не требовались, многочисленные же фирмы искали экономистов, менеджеров, переводчиков и т.п. специалистов рыночного профиля. На прямой вопрос по телефону, как называется теперь “Кафедра общественных наук”? – следовало молчание. Такие кафедры оказались не в моде. Попытка Григория Ефимовича получить информацию в отделах кадров о бывших преподавателях по телефону окончилась полной неудачей. Кадровики не желали обсуждать этот вопрос с частным лицом, написать же официальный запрос возможности не было: никого не интересовал вновь создаваемый “Фонд по изучению истории и политики России”. Вот тогда и пришлось Смыслову тряхнуть стариной и применить свои недюжинные способности розыскника. Он поехал по адресам институтов. Нет смысла пересказывать ход этих поисков. Через неделю он имел список с адресами и телефонами девятнадцати преподавателей, оставшихся, по его сведениям, не у дел. Остальные перепрофилировались на преподавание других дисциплин, подались в торговлю или частный извоз. Некоторое число из них работали теперь в офисах политических партий. И не только коммунистической. Так сказать, “перепрофилировали” и свои убеждения. Оставшиеся девятнадцать влачили достаточно грустное существование – на пенсию, на средства родственников, продавали и закладывали своё годами накопленное имущество. Смыслов вместе с Беркутовым и Ивановым внимательно просмотрели список. Десять из девятнадцати были уже в преклонном возрасте, – со времени их работы прошло уже 12-15 лет и вряд ли они могли включиться в новую активную деятельность. Остальные девять в возрасте 50-55 лет казались подходящими для разговора о сотрудничестве и Григорию Ефимовичу поручили поближе познакомиться с их образом жизни. Это он умел. Ещё через три дня Лев Гурыч позвонил двоим из бывших преподавателей, и попросил принять для разговора Консультанта вновь созданного Фонда Григория Ефимовича Смыслова. ....Он долго звонил в дверь, обитую дорогой, но уже на взгляд заметно потёртой кожей. Медная табличка с резной надписью “профессор Антон Константинович Бондаревский”. Наконец, дверь открылась. Хозяин, неожиданно лукаво улыбнувшись, осведомился: – Господин Смыслов? Не родственник шахматного экс-чемпиона мира? Григорий улыбнулся в ответ: – Товарищ Бондаревский? А вы не родственник известного гроссмейстера? Дружелюбно улыбаясь, хозяин пригласил гостя войти. Григорий Ефимович осмотрелся. Гостиная была обставлена добротной, но очень старой мебелью. Висевшая над круглым столом многоцветная люстра, если так можно назвать стеклянную “тарелку” неопределённой формы, была модной лет 30 назад. Пожалуй, с гаком. Опытный глаз сыщика остановился на стоявшем возле дивана ламповом приёмнике “Радиотехника”. Казалось, активная жизнь в этой комнате остановилась лет....много назад. Но свежий букет космеи говорил о другом: жизнь продолжается, но в суровых рамках бедности. – Садитесь,...товарищ Смыслов. Вы, кажется, употребляете такую форму обращения? Я полагал, что в новых коммерческих фондах это не принято... – Наш Фонд, Антон Константинович, не коммерческий. Мы ставим перед собой просветительные цели... – Чем же я заинтересовал вас? Я давно не у дел. Пытался вернуться к....преподавательской работе. Но меня не приняли. – Вы коммунист? – Нет, беспартийный. В своё время это мешало, хотя и не очень. Завкафедрой меня так и не избрали, хотя претендовал. Претендовал. Но в работе препятствий не было. А вот потом, когда мою беспартийность заметили и предложили выступить с осуждением коммунизма, я и почувствовал, что осуждать не хочу. Что я, как тогда нередко говорили, – беспартийный большевик. Но я что-то разговорился не в меру...Какое у вас, почтеннейший Григорий Ефимович, ко мне поручение? Или я вас...насторожил своими взглядами? – Отнюдь. Учредители нашего Фонда тоже считают, что в нашей прошлой жизни было больше хорошего, чем плохого. Фонд принял решение организовать лекторий по вопросам истории России и нынешней политики. Как раз для разъяснения этого. Как вы отнесётесь к предложению сотрудничать? – Я очень плохо умею приспосабливаться. Если взгляды по основным вопросам нашей многострадальной истории у нас совпадают,...то,... Что я должен делать? Кого ещё вы собираетесь привлечь? Я имею в виду моих прежних коллег...Не скрою, я нуждаюсь в заработке. – Я принимаю ваше принципиальное согласие. Доложу Председателю Фонда. Он позвонит вам, и вы договоритесь о встрече...Кстати, по телефону вы говорили с его заместителем. – Спасибо. Буду ждать... А как насчёт партии в шахматы, товарищ Смыслов? Это будет сенсация. Когда ваш Председатель...заместитель председателя позвонил и сказал, что меня навестит Смыслов, я заглянул в справочник....Кажется, последний раз Бондаревский и Смыслов играли между собой лет 50 назад... – Охотно сыграю, Антон Константинович. Хотя, судя по вашей эрудиции, моя шахматная подготовка намного ниже. И лет нам с вами тогда было маловато... Но, давайте сыграем... Выйдя из дома профессора, Григорий позвонил Льву Гурычу и, сообщив о прошедшей встрече, направился по второму адресу. Об игре в шахматы и результате партии он умолчал. Они встретились в штаб-квартире Фонда впятером. Иванов, Смыслов, Костеренко, профессор Бондаревский и доцент Полякова. По уже установившейся традиции приёма гостей Лев Гурыч предложил чай и поставил на стол электрический самовар, заварной чайник, сухое печенье, скорее галеты... Познакомились... Лев Гурыч без акцентирования подробностей рассказал о создании Фонда. – Мы видим, как за последние 15, даже 20 лет официальная государственная пропаганда целенаправленно “переделывает” сознание людей, воспитывает молодёжь в духе капиталистических ценностей. Ладно бы так, если бы это делалось честно, в борьбе идей. Но для этого, при монопольном владении средствами массовой информации, властями страны сознательно искажается наша история. Ложь стала основой школьных учебников. С благодарностью принята так называемая “помощь” американского миллиардера Сороса в разработке новых учебников. Теперь уже русский школьник не уверен, мы ли победили немецкий фашизм или это сделали американцы-англичане....Впрочем, вы, уважаемые гости, профессионалы, всё это видите и отлично понимаете, что цель такой “пропаганды” – разрушение в сознании людей чувства патриотизма. Дальнейшее понятно – ликвидация России в качестве единого и самостоятельного государства. Наш Фонд намерен противостоять этой политике. Вы, как докладывает Григорий Ефимович, согласились сотрудничать с нами. Полякова и Бондаревский согласно наклонили головы. Лев Гурыч немного помолчал. Потом рассказал, что Фонд – организация не коммерческая, существует на средства спонсоров, заинтересованных в восстановлении исторической правды и изменении пагубного политического курса. Рассказал, что условий для работы лектория пока нет и создавать их придётся “на ходу”. – Вы, товарищи преподаватели, к этому не привычны. Вы должны бы придти в аудиторию и поделиться со слушателями своими знаниями, своим пониманием проблем. Но у нас нет специальных аудиторий. Нам нужно искать и привлекать слушателей. Вы не умеете это делать. Поэтому, на первых порах, подготовительную работу будут проводить присутствующие здесь Василий Иванович и Григорий Ефимович. Ваше дело – в рамках определённой руководством Фонда направленности – разработать тексты лекций и суметь выступить в любом помещении при любом количестве и контингенте слушателей. Вероятно, с одной лекцией придётся выступить несколько раз в разных районах Москвы и в городах области. Уровень подготовленности слушателей будет очень разным. Ну, в этом вы, конечно, сориентируетесь... Оба преподавателя опять подтвердили своё согласие. А Иванов продолжил: – Оплату вашего труда будем проводить немедленно, по высшим ставкам нынешних высших учебных заведений. Хотя, – он засмеялся, – ещё раз подчеркну, что слушатели – не столь подготовлены, как студенты...Позже, возможно, мы расширим ваши задачи....А пока, познакомьтесь с направленностью лекций, – он протянул им распечатку тематики публикаций в газетах, подготовленную вместе с Алексиным. Антон Константинович и Ольга Михайловна углубились в изучение материалов. Тем временем Лев Гурыч, неспешно прохаживаясь по гостиной, посматривал в сторону гостей. Оба ему нравились. Богатый опыт общения с людьми давно сделал из Иванова проницательного психолога и сейчас он доверял своим впечатлениям. Гриша хорошо справился с подбором кандидатов. Обоим – изрядно за пятьдесят, оба выглядят интеллигентно, оба одеты в поношенную, но вполне приличную одежду. Женщина выглядит даже элегантно. Бондаревский высок и худ, чем-то похож на однофамильца-гроссмейстера. Посылая Гришу к нему, Лев Гурыч полюбопытствовал и заглянул в потрёпанный томик “Шахматного словаря”, где была фотография шахматиста. Полякова – среднего роста, комплекция -соответствует возрасту. Никакой раскраски. Приятная женщина. – Лев Гурыч, – Ольга Михайловна закончила просмотр программы, – тематика понятна и мне импонирует. Текст лекции я должна разработать сама или мы разделим темы с Антоном Константиновичем? И ещё, – всё же, разные по уровню подготовки аудитории, – это разные тексты лекций. Как быть с этим? – С товарищем Бондаревским вы обязанности разделите сами. Как сочтёте удобным. А учёт уровня слушателей, – вы люди опытные, мы будем контролировать направленность выступлений, а не соблюдение текстов. В этом вы свободны. Кстати о содержании. Мы хотели бы, чтобы тексты лекций были полемичны, откликались на искажение фактов в школьных учебниках, в передачах СМИ и так далее. – А содержание лекций, – вступил в разговор Бондаревский, – подвергнется цензуре? – Нет. Совпадение взглядов мы с вами зафиксировали. А тексты – ваше дело, наше, естественно, – заинтересованное внимание. – Иначе говоря, если текст вам не понравится... – Только в случае концептуальных разногласий. – Итак, всё-таки, цензура. – Антон Константинович! Это не цензура, это условия найма. Согласитесь, что наниматель не должен оплачивать то, что противоречит оговорённым при найме условиям. А с предложенной нами направленностью лекций, вы согласились. – Да я не о том, госп...товарищ Иванов. Я – за идеи советской власти, потому и отказался от огульного осуждения того времени. Но далеко не со всем и тогда был согласен. – Я тоже, Антон Константинович...По частностям, надеюсь, договоримся. Бондаревский промолчал. Всё-таки, осадок от разговора остался у обоих. Что ж, ближайшее будущее покажет. Разговор прервал сигнал домофона, – пришёл Беркутов. Лев Гурыч познакомил его с будущими лекторами, основная информация о которых ему уже была известна. Пётр Николаевич сел в сторонке на диван, некоторое время слушал разговор. Потом вежливо кашлянул и сказал: – Разрешите мне, Лев Гурыч, пару замечаний сделать. Все повернулись к нему. – Мы, господа учёные, понимаем разницу между вузовским курсом и лекторием. Понимаем невозможность создания целостного курса. Контингент слушателей не будет постоянным, поэтому каждая лекция должна быть законченной. Посвящена какому-то конкретному и, обязательно, интересному вопросу. Наша цель разъяснить людям именно те вопросы, по которым им преподносится наиболее грязная ложь. Вы ознакомились с намеченной тематикой. Как видите, в рамках общего направления она фрагментарна, затрагивает отдельные, но самые острые вопросы. Например, – репрессии и культ личности, Великая Отечественная война и, якобы, слабость, некомпетентность советского военного руководства. Или его ответственность за развязывание Второй мировой войны...Повторюсь: каждый конкретный вопрос мы хотели бы раскрыть интересно и доказательно... – Эту особенность лектория, Пётр Николаевич, мы понимаем, – сказал Бондаревский. – У нас, точнее, у меня возникли сомнения в возможности различной трактовки каких-то конкретных вопросов. Вы упомянули горькую тему репрессий....Я не сомневаюсь, что любое государство обязано себя защищать, – это вся история подтверждает, – но отдельные моменты, ...ну, к примеру, репрессии против целых народов... Мне представляется, что тут мы всех перещеголяли...Разве я не прав? – Не правы, Антон Константинович, – сказал Иванов. Мы с нашим главным редактором как раз этот вопрос обсуждали. Вот, познакомьтесь со справкой, которую он подготовил....Подойдите к компьютеру. Репрессии против народов. Эти обвинения имеют в виду два факта – принудительное переселение в восточные районы страны немцев Поволжья в начале войны. И также принудительное выселение некоторых народов Кавказа и Крыма в период войны, после освобождения от фашистских оккупантов этих регионов. О немцах Поволжья. Их автономия в районе города Саратова была образована по инициативе Сталина в декабре 1924 года. В конце августа 1941 года её население в связи с нападением на нашу страну Германии было переселено в Казахстан и другие восточные районы страны. Отметим, что такова была обычная международная практика того времени. Перед началом Второй мировой войны в связи с милитаризацией Германии французское правительство выселило из приграничных районов всех этнических немцев. В начале войны английское правительство локализовало немецкое население страны. После нападения японцев на США, правительство Соединённых Штатов направило в специальные концлагеря всех японцев, проживавших в стране.. Нелишне сказать, что их имущество (и не малое!) было конфисковано. Характерно, что наша пропаганда об этом умалчивает. Об этом историческом факте известно из художественной литературы американских авторов. Таким образом, переселение немцев, осуществлённое в СССР, не является каким-то исключительным явлением. Совсем иначе обстояло дело с другими упомянутыми народами. Разумеется, не все представители этих народов (мы помним, например подвиги лётчика – Героя Советского Союза татарина Ахмет-хана), но очень многие коренные жители Кавказа и Крыма оказали реальную помощь наступающим немецким войскам. А в последующем из жителей этих регионов формировались отдельные воинские подразделения (например, Второй полк Северо-кавказского легиона, 836 Северо-кавказский батальон численностью около 700 человек и др.). Приводя эту информацию о мотивах решения руководства СССР о переселении некоторых народов, мы не обсуждаем их правомерность, но утверждаем, что у Советского руководства были основания для суровой оценки имевшейся ситуации, тем более что война продолжалась. Ещё два замечания. В нынешнее время много говорят о жестокости переселения, о невыносимых условиях жизни переселённых народов, ограничениях для их развития. В этой связи вспомним, что только чеченский народ в этих условиях вырастил таких людей, как профессор и политический деятель Руслан Хасбулатов, замечательный артист Эсамбаев, как генералы Дудаев, Масхадов...Другой вопрос, как некоторые из них отблагодарили Россию... Второе. Сталин своим решением (справедливым или нет, но в духе своего времени) разрешил ситуацию мирно и на долгие годы. В наше время Ельцын своими решениями “реабилитировал” репрессированные народы. Вероятно, в принципе он поступил правильно. Но оформлено справедливое решение бездумно, более того, – преступно. Заявив о “праве” народов вернуться в места прежнего проживания, он породил кровавые раздоры между вновь выросшими на этих землях поколениями людей и экстремистки настроенными представителями переселённых народов: сегодня уже реально льётся кровь, идут стычки в саратовских степях, во многих районах Кавказа, в Крыму... Бондаревский и Полякова прочитали справку. – Вы работаете серьёзно, Лев Гурыч, – сказал профессор. – Снимаю шляпу. Убедительно. Эта информация прошла мимо меня. – Да, Антон Константинович, – добавил Иванов. – В феврале 1942-го в США японцам, гражданам Штатов, разрешили взять с собой только то, что они могли унести с собой и под армейским конвоем их препроводили в концлагеря...За колючую проволоку. Это буквально, – за колючку. Время было жестокое....Не хочу говорить о наших днях... – Диалектический подход, – заметила Полякова. – Мы слишком часто судим о делах прошлого с меркой сегодняшнего дня. Хотя и понимаем, что это не научно. – Это вы понимаете. К сожалению, на неискушённых людей такие методы действуют. – Снова включился в разговор Беркутов. – Не так давно я побывал на Урале. Вот там пришлось поучаствовать в споре с одним, на вид очень интеллигентным господинчиком,...Он довольно долго разглагольствовал о том, как красиво теперь строят дома и издевался над “совковыми хрущёбами”. Наш попутчик, не знаю, к сожалению его общественного статуса, довольно резко ответил: “Вы, мол, тогда, наверняка, с папой в хорошей квартире жили. А десятки миллионов людей жили в коммуналках, в полуподвалах и бараках многие жили. Благодаря развёрнутому массовому строительству, до 80% людей получили новые квартиры”. Господинчик засмеялся: Это квартирами называлось – 5 человек в двух комнатках! Сплошная коммунистическая пропаганда, мол, решили проблему, а намного ли лучше стало! Тогда и я в разговор вмешался. Сказал, что, во-первых, очень скоро начали строить более комфортные квартиры, во вторых, правильно сказал товарищ, квартиры люди бесплатно получили.... Нынешние хоромы покупать приходится, а у многих ли есть деньги на хоромы? Большинство покупает старые, некогда бесплатные квартиры....Кстати, для небольших семей они вполне удобны для жизни. Наш господинчик не сдался, начал вспоминать, как Хрущёв торжественно заявил: “Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме”. – Ну, это было безответственное заявление, – сказала Полякова, – как и многие другие слова и действия Хрущёва. Вот этот торопыга не понимал диалектики. Полагаю, и решения ХХ съезда партии были во многом поспешными, непродуманными.... – Деликатно сказано, Ольга Михайловна, они во многом были лживыми, породили в обществе цинизм. Долго молчавший Бондаревский возбуждённо вскочил: – Этот Съезд сделал важное дело, – дал оценку Культу Сталина. Но сделано это было нечистоплотно. Больше вреда получилось..... – Вот видите, Антон Константинович, по принципиальным вопросам мы с вами мыслим очень схоже. Надеюсь, мы сработаемся.... Общий разговор продолжался ещё около получаса, после чего договорились о рабочей встрече в понедельник. Полякова и Бондаревский попрощались. Фрагмент 17 В Калининград Иванов полетел на самолёте. Заниматься оформлением литовской визы для проезда на поезде времени не было. Да и, признаться, тошно было бы проходить унизительные процедуры, установленные Литвой для проезда российских граждан в российский же город. Впрочем, услужливая официальная пропаганда умудрялась и это позорище преподносить как успех президентской политики. Мол, могло бы быть хуже, а установленный “порядок” Россию удовлетворяет Оно понятно, президент на личном самолёте летает, а сотни калининградцев (об этом Лев Гурыч узнал чуть позже) стоят в многодневных очередях у литовского консульства, приходя на ежедневные переклички.. В областном центре Лев Гурыч не задержался, только пересел из аэрофлотовского автобуса в другой и через 40 минут езды по обсаженному огромными деревьями шоссе вышел у подъезда приёмного корпуса санатория Минобороны. Разумеется, санаторий обладал и современными многоэтажными корпусами, оснащёнными всем необходимым лечебным оборудованием, но изюминку его составляли небольшие, как правило, двухэтажные коттеджи ещё довоенной постройки, расположенные на полянках среди вековых сосен. Сохраняя своё внешнее своеобразие, – крутые черепичные крыши, часто фахверковые стены с заполнением отличной кирпичной кладкой с идеальной “под линеечку” шириной швов, или хорошо оштукатуренные, внутри они отвечали всем высоким стандартам конца ХХ века. Удобные холлы. Комнаты – на одного-двух отдыхающих. Слово “лечащийся” здесь даже выговаривалось с трудом. Иванову повезло. Он получил место в одном из таких коттеджей, где всего проживало восемь человек. Соседом же по комнате стал сравнительно молодой адмирал с Тихоокеанского Флота. Лечиться ему пришлось, как и Льву Гурычу, после довольно серьёзной “производственной” аварии. Лев прикинул, что адмирал даже чуть моложе его. И не ошибся. Отдыхать вместе им предстояло недели полторы, после чего Михаил Михайлович должен был вернуться к месту службы, а Иванов получить другого соседа. Михаил Михайлович на правах аборигена взял шефство над прихрамывающим ветераном милиции и повёл его знакомиться с окрестностями. Вышли на улицу Ленина, прошли к остановочному пункту электрички, доставляющей калининградцев в самый центр города-курорта Федерального значения. Сразу возле павильона вокзала – канатная дорога, кабинки которой опускали отдыхающих почти на 40 метров вниз прямо на идущий вдоль песчаного пляжа променад. Свежий морской ветер доносил до променада брызги воды, срывая их с волн, одна за другой накатывающих на берег. Лёгкий гул моря не воспринимался как шум, а, напротив, создавал фон умиротворяющего спокойствия. Лев Гурыч и адмирал остановились и несколько минут молча смотрели на волны, на которых возле самого берега качались белоснежные чайки. Потом неспешно прошли к выложенным прямо на променаде мозаичным солнечным часам и по достаточно пологому серпантину поднялись наверх. Пологий-то серпантин пологий, но поднимались почти двадцать минут – и посидеть на скамейке пришлось, отдохнуть....40 метров пешком вверх это не в кабинке канатной дороги! Было тихо и немноголюдно, хотя наверху возле магазинов народу было не мало. Отдыхающие... Местные жители, – практически все работали в санаториях, пансионатах, домах отдыха, которых в городке было сотни, включая так называемые “гостевые” дома. В “верхней” части города жилых домов было немного, в основном горожане обитали внизу – за железной дорогой. Впрочем, и там жилые дома стояли в прекрасном лесу... Увы, до моря было далековато. Лев Гурыч и адмирал направились к санаторному ресторану, – приближалось время ужина. Пожалуй, только здесь и можно было увидеть санаторный народ, в остальное время растекающийся по процедурам, многочисленным спортивным сооружениям и просто по городу – пляж, магазины, живительный воздух соснового леса и моря... В ресторане Иванову определили место в компании двух дам очень средних лет, работника Министерства Иностранных дел неопределённого возраста и старого военного, представившегося подполковником в отставке Синельниковым Романом Семёновичем, принимавшим участие в штурме Кёнигсберга, работавшим в его первой ещё военного времени комендатуре, да так и оставшимся в этих краях на постоянное жительство. Шестое место за столом было пока свободным. Синельников оказался очень интересным собеседником, много и охотно рассказывающим об области и её истории. Роман Семёнович постоянно жил в Зеленогорске, в санатории проходил назначенный ему курс лечения и столовался, ночевать же уходил домой. Вполне естественно, что наиболее острой темой разговоров за столом стал так называемый “Калининградский транзит”. Вопрос интересовал всех и не только потому, что всем, кроме Синельникова, предстояло возвращаться “в Россию” через территорию Литвы. Работник МИДа вполне профессионально “не понимал”, в чём же проблема, – правительство договорилось, мол, по всем процедурам...Остальных же эти процедуры возмущали. Синельников рассказал, как калининградские депутаты пытались возражать, как нелогично повели себя Правительство и Дума при одобрении договора о границе с Литвой. Он напомнил сотрапезникам, что согласованные границы Литвы значительно расширились в советское время, когда Союзное правительство передало Литве часть Белоруссии (вместе с Вильнюсом), откупило для неё у Германии за значительную сумму ещё перед войной благодатные земли на берегах Немана, включило в состав Литовской ССР Клайпедское морское побережье... – Вы только подумайте, – горячился Синельников, – перед Революцией в их нынешней столице Вильнюсе жило менее 10% литовцев, остальные – белорусы, поляки, евреи, русские....- А они же специальной декларацией заявили, что не признают ВСЕ решения Советской власти, предъявили нам многомиллиардный счёт за, якобы, “ущерб, нанесенный во время советской оккупации Литвы!!!”. Как будто бы не наша страна вложила в развитие Литвы миллиарды рублей. В советское время построили, крупные заводы, современный морской порт, атомную электростанцию, прекрасные дороги. А их неблагодарные правители об “ущербе” кричат, а с этим транзитом – просто плюнули России в лицо, – они нам снисхождение оказывают. Если не признаёте ВСЕ решения советского времени, почему чужие земли не отдаёте? Я здесь без малого 60 лет живу, видел, какой нищей Литва была до щедрой помощи с нашей стороны... Дипломат за столом только головой качал, остальные полностью поддержали Синельникова, Иванов же заметил, что во всей внешней политике России просматривается бесхребетность и чрезмерная уступчивость всем и вся. Неожиданно в активный разговор вступила и одна из дам: – Не так давно читала беседу с одним литовским писателем....Он и на Бориса Олейника, гостившего у него, ссылается. Так он пишет, что в дни января 91-го года, когда произошли вильнюсские события, приведшие к заявлению о выходе Литвы из состава СССР, все стычки были спровоцированы самими литовскими националистами, что советские солдаты, были оснащены только холостыми зарядами, что людей убивали из мелкокалиберного оружия, которого в советских войсках просто не было, и всё это происходило с ведома Горбачёва и Ландсбергиса....Борис Олейник тогда демонстративно вышел из состава Президентского Совета при Горбачёве, назвав его нечестным человеком... – Я тоже читал это интервью, – подтвердил Синельников. – Литовского писателя фамилия Пяткявичус, он тоже был членом Совета при Горбачёве и вышел из него вместе с Олейником. Разговор за столом стих. Настроение испортилось, словно прикосновение к грязным страницам уже давней истории касалось лично присутствовавших, перекликалось с событиями последнего времени. Лев Гурыч сблизился с Синельниковым. Прогуливаясь с ним по городу, они спустились в противоположную от моря сторону к тихому живописному озеру. Недалеко от него Роман Семенович указал на четырёхэтажный дом современной постройки: – Здесь я живу, – и предложил зайти. Небольшая квартира на втором этаже, казалось, была обставлена только стеллажами с книгами. Впрочем, на стенах спальни висело несколько гравюр. Внимание Иванова привлёк офорт “На краю земли русской...”. Заметив интерес гостя, Синельников заметил, что это – подарок автора, его доброй знакомой. Письменный стол и узкая тахта терялись среди книжных шкафов и полок.. Синельников жил один и, по его словам, время проводил с книгами и природой. – Моя скромная библиотека в вашем, мой друг, распоряжении. Заходите, берите с собой...Только, чур, с возвратом. Вы упомянули, что в последнее время увлеклись чтением исторических документов, освещающих события последнего столетия....Вот. Кое-что и по этой тематике есть... Лев Гурыч с головой ушёл в просмотр интереснейших книг, – здесь были мемуары крупных политических и военных деятелей разных стран, отдельно изданные архивные материалы, толстая папка с вырезками из газет и журналов едва ли не за полвека. Санаторное время у него не пройдёт в скучных лечебных процедурах! Он сможет о многом узнать из документов, от свидетелей и участников исторических событий.... Они поспели к самому окончанию ужина... А потом Иванов, тепло попрощавшись с Роман Семёновичем, отправился в свой коттедж, унося с собой стопку книг... В санаторных условиях особо популярны детективы. Впрочем, многое и из принесенных им книг воспринималось почти как детективы...Взять, хотя бы, документы английского автора о “тайных” переговорах заместителя Гитлера Гесса с руководителями Великобритании....Не они ли убедили фашистского главаря в возможности напасть на СССР, не опасаясь серьёзно за настоящую войну на два фронта? Отношения Льва Гурыча с Синельниковым, несмотря на большую разницу в возрасте, как-то сразу приняли дружелюбный доверительный характер. Уже первые разговоры выявили практически полное совпадение оценок российской действительности. При этом все общие “посылки” Иванова находили подтверждение в событиях на земле Российского анклава, о которых Синельников рассказывал не только с горечью, но и со знанием дела. Уже через пару дней у новых знакомых сложился ритуал: после обеда они спускались по серпантину к морю. Закатав по колено “курортные” брюки и сняв рубашки и майки, они по кромке пляжа, расплескивая босыми ногами набегающие прибойные волны, шли в конец пляжа, там поднимались по широкой лестнице наверх... Шли неспешно. Очень уже пожилому Синельникову требовался отдых, и они по 5-10 минут сидели на скамейках, благо вдоль лестницы их было немало. Потом по лесным улицам мимо санаториев и пансионатов выходили на кромку крутого заросшего кустарником склона и устраивались в небольшой деревянной беседке, откуда открывался вид на морскую гладь, простирающуюся до самой Швеции.... Шум спокойного моря сюда едва достигал, а лёгкий ветерок поил запахами сосен и моря... Иное дело в шторм! Но до сезона осенне-зимних штормов было ещё далеко. – Какое изумительное местечко, – невольно заметил Иванов. – И вот именно это место облюбовал для своей дачи митрополит Кирилл. Иерарх Смоленский и Калининградский и претендент на патриарший престол, – немедленно откликнулся Синельников. – Вот так-то, загородить простому люду выход к этой красоте высоким личным забором... Ладно, предыдущий губернатор области сумел деликатно переориентировать его на другое место. И так почти все лакомые куски прибрежной зоны расхватали толстосумы, прикрываясь фиговыми листочками, мол, не лично для себя....Поди, проверь теперь, заборы высоки... Некоторое время они молчали. Потом потёк уже ставший привычным разговор о государственном ослаблении, о бедах собственной армии. И снова Роман Семёнович привёл местный пример: – Есть у нас в области ещё райское местечко – Балтийская коса. По ней граница с Польшей проходит, но 25 километров – наши. Описывать красоты не буду, это видеть нужно. Скажу только одно: 25 километров широкого чистейшего и совершенно пустынного песчаного пляжа... Песок, как на Рижском побережье. Только у нас море лучше – теплее и глубже. Чтобы поплавать не нужно полста метров по колено в воде брести. – Тяжело вздохнув и неожиданно выругавшись в адрес правителей-разрушителей, он продолжил: Несколько лет назад на косе располагались военные гарнизоны. Решили, что это зряшные расходы, военных с косы убрали, превосходный аэродром бросили, постройки раскурочили, трава между тяжёлых бетонных плит растёт.... От Польши до военно-морской базы Балтийского флота – 25 километров. Для танков НАТО меньше часа хода!...Но мы же теперь с этой самой НАТОй друзья... Не пойму, дурак он или... Но дурак не может быть президентом Великой страны... – Может. Не должен, но может! Хотя наш, – это вряд ли. – Что же делать, Лев Гурыч? Что вы там, в Москве думаете? – Думаем, что менять президента нужно. Но только законным путём. Иначе, реки крови прольются! Президента-патриота выбрать нужно. – Где ж его взять? До выборов нового чуть больше полугода осталось! – Этот выборный цикл потерян. Но анализ международной ситуации и наших возможностей самосохранения говорит, что критический срок настанет через десяток лет. Значит, нужно успеть к следующим выборам! – И что-то делается в этом направлении? Они помолчали. Синельников, заметно волнуясь, повторил свой вопрос. – Делается, Роман Семёнович. Но одна Москва не решит этой проблемы. Нужна партия. Нужна поддержка регионов. Да, Роман Семёнович! И в вашей непростой области поддержка нужна. Нужны надёжные люди-единомышленники для работы здесь, в области. Такие, как вы. Но, извините, мой друг, помоложе, физически покрепче...Сможете назвать таких? – Коммунисты? Но.... – Нет, Роман Семёнович! На этих выборах мы поддержим коммунистов. И будем рады, если они победят....Но лично я, извините, не верю в такую возможность. Лидеры коммунистов, мне кажется, утратили боевой дух... Нет, трезво оценивая ситуацию, мы строим расчёт на следующие выборы....Но это уже крайний срок. Или мы сумеем, или наша Россия, как Великая держава Великого народа прекратит своё существование. Думайте, Роман Семёнович. Сведите меня с нужными людьми. И ваши мудрость и знания мы сумеем использовать с благодарностью. Налетевший порыв ветра напомнил, что они на берегу моря, и что осень всё-таки наступает.... Иванов и Синельников поднялись со скамьи и направились под защиту каменных стен... Лев Гурыч использовал курортное время, как говорится, на “все сто”. Никаких специальных процедур ему врачи не назначили, – спокойствие, отдых, воздух и вода, – ничего больше вам не требуется. Травмы “заросли”, а, чтобы снять последствия долгого лежания, этого вполне достаточно. До завтрака он делал лёгкую пробежку по лесу, окружавшему коттеджи санатория. Наверное, со стороны это казалось комично, – хромающий бегун, но Льва не интересовали усмешки редких прохожих... После завтрака, когда его постоянный теперь спутник Синельников принимал процедуры, он спускался к пляжу, решительно входил в прохладную по утру воду и плавал полчаса, а то и побольше. Потом поднимался в парк и непринуждённо присоединялся к той или иной группе отдыхающих – играл в волейбол, в огромные санаторные шахматы или демократичное домино. Завязывал знакомства, не вступая в полемику, “мотал на ус” настроения людей, приехавших сюда из разных концов страны....После обеда вместе с Романом Семёновичем гулял по пляжу или по городу. Ближе к вечеру ежедневно связывался по мобильному телефону с Москвой, жадно впитывая в себя информацию, изложенную, как договаривались перед отъездом, в самых общих фразах, – доверять этому виду связи конкретную информацию как-то не хотелось... Судя по сообщениям московских друзей, дела шли нормально. И читал, читал, читал. И ждал, когда Синельников сумеет договориться о встрече с “подходящими” людьми... Что ж, ждать – это тоже работа. И, кстати, не из лёгких.... Дождался... Как обычно, после прогулки по пляжу они расположились в беседке, которую Лев после рассказа Синельникова, про себя называл “митрополичьей”, хотя отлично понимал, что оснований для этого нет. Он даже не знал, заходил ли в неё митрополит, когда осматривал эти места. Наверное заходил, уж больно хороша открывающаяся отсюда панорама... – Они оба университетские, из Технического университета, – сказал Роман Семёнович, словно продолжая разговор, начатый уже несколько дней назад. – Капранов одно время завкафедрой был, не знаю уж точно, почему не стал очередной раз баллотироваться на сей высокий пост. Ему за пятьдесят, продолжает преподавать, пишет научные работы....Коваленко немного моложе. Его специальность – что-то связанное с экономикой. Не знаю, дружат ли, но во многих научных работах сотрудничают... Познакомился я с ними ещё в советское время по линии общества “Знание”...Помните, было такое? Организовывали лекции на заводах, в организациях. Как-то целый цикл по системе выборных органов, я тогда как раз депутатом горсовета был, вместе с ними прорабатывал. Оба, безусловно, настроены патриотично и к нынешним порядкам критично. – Он пытливо посмотрел на Иванова. – Похоже, Лев Гурыч, они из тех людей, которых вы ищете....И намного моложе меня. Так сказать, в расцвете сил. – Не упрекайте меня, Роман Семёнович. Я очень благодарен вам за многое...Но затеянное нами дело действительно требует большой физической нагрузки. Вы сможете познакомить меня с товарищами? – Смогу. Позвоню Геннадию. В каких пределах возможно заранее сказать о цели встречи? – Решите сами. Вы мудрый человек. Да и ничего предосудительного в наших намерениях заняться политикой нет. А как вы предполагаете организовать это дело? – Позвоню Капранову. Скажу, что встретил в санатории интересного человека. Приглашу вместе с Коваленко в выходные последние в этом году пляжные денёчки вместе провести...Они люди умные, поймут. Поймут, что неспроста зову, мы уж почти год не встречались....А там...Час-полтора на берегу, потом ко мне, – чай-кофе пить...Где знакомиться вы решите. Можно прямо на песочке, можно у меня. Только вы, Лев Гурыч сейчас решите. Они люди занятые, нужно заранее сговориться... Замолчали. Иванов уже обдумывал предстоящую встречу. Заочно, по характеристике Романа Семёновича оба ему понравились. И, если удастся привлечь Капранова и Коваленко, то.... Иметь ячейку будущей партии в этом бурлящем политическими страстями регионе очень важно. Вот только Синельников явно обижен, скорее огорчён. Понимает же он, что 82 года....Для активной работы многовато. – Роман Семёнович! Вы обмолвились, что вместе с предполагаемыми нашими товарищами занимались тематикой выборной системы? А что, если я вас попрошу... Я рассказывал вам, что в скором будущем мы развернём сеть газет в разных краях России. Предвыборная тематика в ближайшее время будет весьма актуальна... Если я попрошу вас подготовить цикл статей... Например, в виде бесед с молодым человеком.... – “Скажи-ка, дядя, ведь не даром...” – Вот именно! Молодой человек задаёт вопросы....- А верно ли, что в советские времена выборы были формальностью? Депутатов назначали обкомы, горкомы?....- А верно ли, что “малограмотные доярки” только руки поднимали за решения уже принятые теми же обкомами, горкомами? – А верно ли....Ну и так далее. Пройтись по всем побрехушкам нынешних демократов на эту тему? Как, Роман Семёнович? Иванов заметил, как оживились глаза собеседника. – Смогу ли? Литературные способности у меня....средние. – Сможете, Роман Семёнович! Стиль, если понадобится, есть кому подкорректировать. Главное – знание вопроса и искренность. Никакой дедукции! Рассказ, как вы сказали, “дяди”. А мы по всей стране растиражируем! Вопрос важнейший....А там и дальше подумаем, вы же богатый жизненный опыт имеете, вот и делитесь с нынешними молодыми... Не все же “выбрали пепси”. Мы попытаемся пробудить интерес, попытаемся научить задумываться....А вы... вон, я помню, как вы рассказывали за столом о штурме Кёнигсберга...Я, ведь, тоже думал, что город во время штурма разрушили... Не знал раньше, что англичане с американцами ещё в 44-ом ковровыми бомбардировками превратили Кёнигсберг в руины...Чуть ли не за год до штурма.... Из санатория Лев Гурыч уезжал довольный. Врачебную задачу выполнил, просто физически ощущал прилив сил и рабочего настроения. Солидно пополнил свои знания по истории Родины, спасибо библиотеке Синельникова, очень важно – проникся пониманием многих вопросов, по которым все последние годы шла интенсивная обработка не слишком искушённых умов, познакомился со многими людьми из разных концов страны, убедившись попутно, что в своих настроениях совсем не одинок. Совсем не одинок! Главное же, здесь, в самой западной области страны нашёл верных друзей. Можно сказать, заложил основу сотрудничества....Хорошо съездил, продуктивно. Фрагмент 18 Поздно вечером, уже почти ночью Кличко возвращался домой из служебной поездки. Как всегда, на любимом “мерседесе”. Разумеется, в центре города ещё кипела жизнь, но на второстепенных улицах в отдалении от злачно-развлектельных центров, народу было мало и движение существенно поредело. Конечно, он превысил скорость, но совсем не это стало причиной столкновения. Выскочивший из боковой улицы джип “тойота” резко набрал скорость и, обгоняя Кличко, круто подрезал ему путь. Несмотря на великолепную реакцию, Вячеслав не успел затормозить. Он крутанул руль вправо, ударился колесом об высокий бордюр... Машину отбросило вбок. И – громкий лязг удара металла об металл! Доли секунды и пренеприятный итог. Из машин они выскочили одновременно – Кличко и сразу четверо “джипистов” бросились навстречу друг другу. Вячеслав имел достаточный опыт уличных разборок, и в этот раз, мгновенно оценив обстановку, понял, что дело выйдет за рамки словесного выяснения обстоятельств. Он понял, что у противной стороны нет сомнений в собственной виновности, но и нет желания признать вину и уладить дело миром. Несколько мгновений все пятеро рассматривали последствия столкновения. У джипа лишь разбиты фонари правой стороны, зато весь передок любимицы Вячеслава представлял грустное зрелище. – Что же вы, ребята...- начал Кличко и вместо ответа получил мощный удар в лицо. Дело – дрянь. Стрелять в такой ситуации не принято, а соотношение сил удручало. И никаких свидетелей, если не считать застывшей от неожиданности молодой пары на тротуаре, никакой надежды на помощь со стороны. Вячеслав упал. Возможно, если бы он откатился в сторону и сделал вид, что потерял сознание, возможно – они бы уехали. Но он так не умел. Упруго вскочив на ноги и выплюнув на дорогу кровавую слюну, он бросился вперёд и отработанным хуком уложил ближайшего противника. Однако остальные повисли на его руках, заламывая их за спину. В то же мгновение полковник понял, что он не один. Рыжий парень, оставив свою подругу, бросился на помощь и отвлёк на себя внимание напавших. Ещё через мгновение он и Кличко, прижавшись друг к другу спинами, уже уверенно отражали наскоки явно пьяной четвёрки. В руках у двоих нападавших блеснули ножи и нежданный помощник полковника вскрикнул и начал оседать на землю. Ситуация изменилась. Кличко выхватил из наплечной кобуры пистолет, выстрелил в воздух, а затем по колёсам джипа, к которому стремглав кинулись бандиты. Взревел мотор и, громыхая по асфальту простреленным колесом, “тойота” рванула вперёд и скрылась за поворотом. Вячеслав и девушка посадили рыжего на землю. Зажимая руками кровоточащую рану, он чему-то улыбнулся. Кличко достал мобильник и вызвал скорую и милицию. – Спасибо тебе, герой. Ты удивительно во время подоспел. – Да, эти гады на одиночек смелы, а ты, п-полковник не струсил, дал отпор. – Откуда знаешь, что я полковник? – насторожился Кличко – В-видел вас в квартире Полины Ивановны, у генерала милицейского. Вы приходили, когда я р-ремонт у них делал. Вы меня не за-заметили, а я запомнил... – В любом случае, ты отличный парень. Как звать-то тебя? За кого Богу молиться? – А-Андрей. В этот момент завывая сиренами подлетели одновременно “03″ и патрульная милиции. Выскочившие врач и фельдшер склонились над Андреем, а милиционеры настороженно смотрели на пистолет в руках Кличко, при этом один из них нервно сжимал в руках автомат. Полковник аккуратно положил пистолет на землю и предъявил служебное удостоверение. – Извините, товарищ полковник. Как дело-то было? Номер машины заметили? – Номера тверские, цифры грязью заляпаны. Первая – то ли тройка, то ли восьмёрка. Джип “тойота”, тёмносиняя или чёрная. “Подрезали они меня на обгоне”. – М-меня спросите, – чуть заикаясь подал голос Андрей, – я всё видел. Эти к-козлы все пьяные были. Они на с-скорости обогнали “мерс”, водитель тормозил, но трахнулся в бордюр. Хорошую машину попортили п-подлецы. Через несколько минут все разъехались. Необходимости везти Андрея в больницу врач не видел, велел придти на перевязку в травмпункт больницы скорой помощи завтра, по возможности до 10 часов, “пока я дежурство не сдал, там и справку оформим”. С милицейскими тоже договорились, что Кличко утром зайдёт в райотдел к дознавателю, а бывшие на происшествии сержанты немедленно оформят рапорт по факту происшествия. Данные на поиск и задержание “тойоты” уже дали по рации Вячеслав Сергеевич огорчённо осмотрел повреждения машины. Уж сколько лет прошло с тех пор, как он и Лёва получили премиальные машины от “Интерпола”, а у ласточки Кличко не было ни одной царапины, ни одной вмятины... И вот, – он беззлобно выругался, хорошо понимая, что могло бы быть намного хуже. Утром Вячеслав на исковерканной машине подъехал к райотделу милиции. Вежливый лейтенант из ГИББД, – а что поделаешь, не просто с полковником разговариваешь, к этому господа гаишники вполне привычны, – а с полковником собственного ведомства... Вежливый лейтенант очень быстро написал протокол допроса потерпевшего, огорчённо сообщил, что тверскую “тойоту” пока не нашли, вероятно, в каком-нибудь гараже затаилась, и пообещав информировать Кличко, когда будут новости, отпустил его заниматься собственными делами. В это же утро Андрей Бубенцов явился на перевязку к тому самому врачу, который оказывал ему помощь на улице, – успел как раз перед окончанием у доктора суточного дежурства. Написав необходимые бумаги и сделав отметку, что представитель милиции сержант имярек на месте происшествия присутствовал, он успокоил Андрея, что нож злоумышленника попал в очень благоприятное место, где нет серьёзных внутренних органов. – До свадьбы, молодой человек, заживёт, – сказал он и шутливо добавил, если, конечно, до свадьбы есть недели три или больше. Андрей шутку не поддержал. Слово “свадьба” в последние месяцы его волновало, раздражало и вызывало ещё, Бог знает, сколько эмоций. Не слово, понятно, а весь круг, скорее клубок мыслей, чувств, необдуманных поступков и прочих глупостей. Казалось бы почему? С Саней они уже жили вместе несколько лет. Уже дочери скоро четыре. Ещё недавно казалось, что все нехорошее в прошлом. Но нет. Дикая ревность накатывает волнами, недавно он даже побил любимую-ненавистную, сводящую с ума и заставляющую думать о самоубийстве...Уже она, может быть, ненавидит его. Или любит? О, чёрт! Поди разберись. Как же понять, как разорвать этот круг? Пробовал забыться, пристрастился к казино, к рулетке....Она вроде бы помогала забыться, вселяла надежду на выход из тупика. Выиграть! Ведь он отдавал себе отчёт, что немалая толика их с Санькой бед связана с нерегулярностью его заработков, с невозможностью дать девочкам всё, что он обязан дать, хотел бы дать. – Ничего я не обязан, – через минуту зло думал он, – Санька здоровая девка, пусть работает. Гуляет она, я ей только ради денег и нужен. А я из-за них пупок надрываю, – и не замечал, не понимал, как шальные выигранные тысячи рублей тут же уходили в пучину азарта, утягивая за собой и те две-три сотни долларов, которые он получил за сделанную работу и твёрдо наметил истратить с пользой. – Значит, сегодня он опять не пойдёт к Сане, к Санечке, не поговорит с ней по-хорошему, как поклялся Полине Ивановне две недели назад. Когда почти плакал у неё в кухне после того, как дрожащим голосом сказал “я Саню побил...” Всё-таки, к врачу идти пришлось. Когда Кличко оставил машину на станции технического обслуживания и почти поверил, что после рихтовки, замены одного крыла и бампера, после аккуратной подкраски (“наш мастер дядя Миша – дока в таких делах”)...после всех этих не таких уж сложных для специалистов работ, он сам не заметит мест повреждения, Вячеслав Сергеевич прибыл на работу, ему казалось, что вечерняя схватка прошла без ущерба для здоровья.... К сожалению, это оказалось не так. Острая боль в груди заставила пойти к врачу, а рентген подтвердил, что два ребра сломано. Его туго забинтовали, всадили здоровенную ампулу обезболивающего и велели 3-4 дня “не рыпаться”. Он зашёл в приёмную Ларцева, сообщил Анне Захаровне о временном ограничении дееспособности, зашёл к Радкову и отправился домой. Там он по элементам попытался вспомнить вчерашнее происшествие. Убедился, что оно не связано с делами служебными и успокоился. Мысли его вернулись к нежданному избавителю, не вмешайся который и всё могло бы кончиться трагически. Оказывается, он хорошо известен в доме генерала Петра. Обязательно нужно поговорить с Петром и Полиной Ивановной, расспросить об этом рыжем парне. И повидать бы его не мешало. Врач на улице сказал, что ничего страшного, но нужно бы удостовериться – нож в бок редко бывает чепухой. Хотя Вячеслав где-то читал, что есть небольшая область внизу живота, ранения в которую, действительно, мало опасны, и этим иногда пользуются люди, симулирующие попытку самоубийства. Кличко взял с тумбочки сотовый телефон и набрал номер генеральской квартиры. Для Сани всё происшедшее распалось на два эпизода. Вот они с Андрюшкой стоят на тротуаре, намереваясь перейти на другую сторону улицы, когда проедет “мерс”, вот, завывая двигателем, откуда-то вылетела вторая машина... Резкий звенящий удар металла об металл....Она в испуге замерла и, как в замедленном кино, видела внезапно возникшую схватку, в которую решительно вмешался её муж. Это всё – секунды, мгновения... Второй эпизод – Андрей сидит на асфальте, зажимая рану. Она бросилась к нему, но тут же подлетела “скорая”. И уже тягучие, отпускающие страх слова доктора, недолгая дорога домой, куда медики подвезли пострадавшего. Домой к ней, к бабушке, с которой жила Саня с дочкой. Бабушка ничего не поняла из её сбивчивого рассказа, но сам тон доктора, который помог войти Андрею, заставил её поверить в благополучный исход происшествия. Андрей всё же потерял сколько-то крови, ослаб. А может быть, укол димедрола подействовал, но уснул он очень скоро. А Санька не спала, приткнувшись в ноги его постели. Вся их искореженная жизнь вспоминалась ей. Счастливая встреча с цветущим и влюблённым Андреем – тому ужу более пяти лет. Красивый рыжий с ослепительной улыбкой до смешно топорщяхся ушей. Она – студентка второго курса, он – недавно вернулся из армии, рабочий-сантехник, отделочник. Раньше сказали бы неровня, мезальянс... Но какое это имеет значение, когда она любит его, когда сердце заходит от прикосновения его сильных рук. “Солнце моё” – говорит он, и это самое солнце горит в его глазах. Потом это несчастье. Саня заплакала. Она сама не могла понять, что произошло, точнее, КАК произошло....Но эти страшные фотографии...Она помнила, как весело смеялась во время студенческой вечеринки, как лохматый фотограф раздевал её... Как каменно рассматривал эти проклятые фотографии её Андрей. Как спрашивал, а что ещё было у вас?... Не могла она ответить. Не знала. Не помнила. С НЕЙ ничего не было, а что было с её оболочкой?...Она, действительно, не знала. Фотографа Андрей нашёл и избил его до полусмерти. Но разве это стирает то прошлое? Каким бы оно не было! Теперь это прошлое постоянно стоит между ними, отступая в счастливые дни и всей своей громадой наваливаясь в другое время. Саня виновата и винит себя. Ревность же Андрея подчас делает его животным. Вот он лежит сейчас рядом, раненый, обессиливший. Родной и любимый. Но пройдёт эта боль....Пройдёт ли ТА? Он застонал во сне. Наяву он себе такого не позволит. Санька бросилась к нему, поправила подушку. Но...уже спит. Полина Ивановна говорит, что раз любит, то простит тот давний глупый поступок. Обязан простить, и в любом случае обязан заботиться о дочери, которую он любит и которая всей своей детской душой привязана к папе. Саня пересела в бабушкино кресло. Подобрала ноги. Сурово сжала зубы. – А прощу ли я? Сколько можно терзать человека ревностью?! Я же Человек, и я тоже хочу жить, а не вымаливать у него крупицы радости.. И как он смеет играть в рулетку, когда его дочь нуждается? Не сошёлся же свет клином на этом рыжем...Или сошёлся? Ну, кто скажет, кто даст ответ на эти вопросы?! Вечером Вячеслав позвонил Полине Ивановне. На этот раз трубку взял сам Пётр. Поздоровавшись, Кличко со своим обычным трёпом рассказал Беркутову о происшествии. Сразу подчеркнул, что это чисто дорожная случайность, не связанная с делами. – Но самое интересное, Пётр Николаевич, ты не угадаешь! Моим спасителем оказался некий знакомый вам с Полиной Ивановной Андрей Бубенцов. Знаешь такого? – Знаю, Слава. Хороший мальчишка, хотя помотал нам с Полюшкой нервы изрядно и не один раз. – Хочу заскочить к вам, интересно про парня подробнее узнать... – Я тебе заскочу! Велено лежать неделю, так лежи! А Полина Ивановна услышит про твоё бедственное положение и сама заставит меня такси вызвать, навестить тебя болезного. – О, Пётр! Но я же...Я не готов к приёму таких гостей... – Лежи, шальной....Полковник ужо, а солидности ни-ни. Всё, что нужно, с собой привезём. Я сейчас посоветуюсь с женой и перезвоню тебе. Кличко аккуратно положил трубку, повернулся на кушетке и непроизвольно застонал. Гости прибыли через час. Вячеслав Сергеевич открыл дверь и, демонстрируя своё хорошее самочувствие, попытался снять с Полины Ивановны её шубу. Пётр Николаевич ничего не сказал, но сразу принял “груз” на себя, повесил её на вешалку и, взяв Вячеслава под локоть, провёл в комнату, потом внёс объёмистую сумку с домашней снедью. – Выглядишь молодцом. Зря я на тебя нашумел. – В какие-то годы сам Генерал признал свою ошибку! – Не заносись, Славка! Садись. Сейчас Полина разложит-расставит всё по местам, примем по стопочке микстуры для укрепления здоровья, и расскажи всё подробненько. Потом и мы с Полей на твои вопросы про Андрея постараемся ответить. Вячеслав рассказал, как попал в конфликт с пьяными “джипистами”, как не утерпел оскорбления и сорвался на схватку с ними, и как вмешательство Андрея спасло его от больших неприятностей, чем пара сломанных рёбер. Но и парнишка ваш знакомый пострадал. Правда, я по телефону узнавал, он тоже счастливо отделался. Андрей едва успел к названному доктором времени. Усталый и злой после суточного дежурства врач уже собирался уходить и ругал себя, что ночью пожалел парня и не привёз его сюда сразу, чтобы оформить вызов, а отпустил домой. Сейчас не было бы нужды возиться с бумагами, а осмотреть рану смог бы и сменщик, – вон он в соседней комнате переодевается, насвистывает и благоухает каким-то жутким одеколоном. Не поднимая глаз на Андрея, он быстро писал в журнале, потом достал из стола голубой листок с печатью, чиркнул на нём несколько строк и наставительно сказал: – С этой справочкой сегодня же сходи в районную поликлинику к хирургу. Там тебе выпишут больничный, пока на три недели. Больше, надеюсь, и не понадобится. Пока же береги рану, тяжёлого не поднимай...И вообще... – Что вообще? – зло сказал Андрей. – На кой хрен мне этот больничный, если у меня заказ срывается? Кто меня кормить будет? Я, ведь, не в конторе работаю. – Тогда нечего было в драку лезть, герой долбанный. Стоял бы и смотрел... – Как четверо одного убивать будут? Иди к чёрту, коновал, – он скомкал справку, бросил её на стол и вышел, хлопнув дверью. Он стоял на крыльце больницы. Ночью прошёл небольшой дождь и всё вокруг радостно сияло и сверкало в лучах утреннего солнца. А настроение не в дугу. Мрачные мысли, которые на недолго отошли в сторону, снова овладели им. – Хорошо им, – неизвестно о ком подумал Андрей. – Заболел, – нате вам больничный. Лечитесь, отдыхайте. Попробуйте, как я. Каждый день зарабатывать на прокорм...Да ещё Санька с малышкой.... Он остановился на автобусной остановке, присел на поломанную скамейку, – болит в боку, сейчас бы опять к Саньке... Но денег нет. И совсем не ясно, где взять их. Вчера ещё всё было иначе. Он нашёл выгодный заказ – за неделю, ну пусть с выходными, ему без разницы цвет цифр на календаре, он мог бы заработать 700 баксов. И заказчик аванс дал – сотню. Он пришёл к Сане, дал давно обещанные 50 баксов – заплатить за садик дочкин, потом они пошли в кино. Потом...Что же теперь делать? Ничего, прорвёмся. Не первый раз. В принципе, деньги добыть можно несколькими способами. Занять. Он поморщился. Кому ещё он не должен? Но найдётся, кто-нибудь, кто выручит, как и он, бывало, выручал приятелей. Знают, – за ним не пропадёт. Плохо занимать. И ещё жгучее чувство униженности, когда отказывают. Хотя понятно, – в последние месяцы он больше одалживает, чем отдаёт. Проклятая рулетка. Понимает же он,.. ну да хрен с ней. Захочу, – порву с рулеткой. Только зачем? Она даёт чувство надежды... Заработать. Доктор не велит. Оно бы и ладно, но вот, присел на скамеечку, а оно свербит в боку. Пойти к заказчику, объяснить, что случилось. Не поймёт хмырь. Пальцы с кучей перстней и колец, скажет “твои проблемы”, потребует предоплату вернуть...Не пойду, позвоню и сойдёт. Будет ждать, – отработаю. Не будет, – “его проблемы”. Андрей зло усмехнулся. Где им понять, что он – это Он! Он всё сможет. Ломбард. У него есть почти новая электрическая дрель и вообще новая турбинка. Правда, не ясно, сумею ли выкупить. А без инструмента с трубами не поработаешь. Да и инструмент дома, в пригороде. На автобус или электричку протратишься. А есть уже сейчас хочется. Андрей прикинул, сколько же денег осталось у него в кармане. Не густо. Впрочем, на перекус хватит, а остальное....Казино через пару кварталов, можно пешком дойти. Там и кафе есть, кстати, не дорогое, для таких, как он. Какие цены в ихнем ресторане, в барах на втором этаже, он не интересовался. Он решительно поднялся со скамьи. Сегодня, он чувствует это, даже знает, сегодня шарик ему подыграет. Фрагмент 19 Приближалось 1 октября. Этот день обещал стать этапным для новой политической организации. Она должна была обрести свой печатный голос. Практически заявить о своём существовании. Члены штаба РВС с понятным нетерпением ожидали Первый выпуск газеты “Квадратные колёса” с собственными страницами. Но 1 октября этого не случилось. Причина – тривиальнейшая: из-за неуплаты за электроэнергию в типографии “обрезали свет” – опечатали электросчётчик. Беркутову о том, что газета не вышла, сообщил Павел Алексин, который ждал знаменательное событие в редакции еженедельника, и узнал новость вместе с редактором. Редактор, не прекращая извергать неистовые проклятия в адрес хозяина типографии, яростно тыкал пальцем в кнопки телефонного диска, разыскивая возможность напечатать готовый свёрстанный номер в какой-нибудь другой типографии. К сожалению, ничего не просматривалось, и ждать выход газеты сегодня-завтра не приходилось. Неожиданно пришла новость с Урала. Газета “Камень-самоцвет” выйдет раньше намеченного срока. Коломиец позвонил и сообщил, что договорился с Августином о том, что уже ближайший номер будет совместным. Матвей Егорович сказал, что накануне выхода газеты они с редактором напечатают хорошим тиражом короткую листовку-анонс с совместным заявлением и призывом покупать обновлённый еженедельник. Распространить эту листовку договорились с разносчиками одной из бесплатных рекламных газет за символическую плату. Подсказал Матвей и ещё одну идею: на первой странице первого совместного номера дать яркую рекламу, что только этот номер будет продаваться по сниженной цене. – Опыт нашего города говорит, что это привлекает внимание. Дополнительные затраты, точнее потери от скидки, невелики, а эффект получается уже на следующих номерах. Для нашего дела это особенно важно. Пётр Николаевич одобрил инициативу Коломийца и решил посоветовать сделать такую же рекламу в московском издании, раз уж нечаянная задержка получилась и есть возможность использовать разумную подсказку. Трудно представить, что несколько минут назад вокруг висела серая хмарь и моросил нудный осенний дождь. Проткнув низко висящие тучи, самолёт взмыл над сверкающей, чуть всхолмленной белой равниной облаков и вокруг, насколько простирался взор открылась залитая солнцем снежная страна.... Иванов уже был устремлён вперед. Чуть меньше двух часов полёта, потом ещё почти столько же на автобусе и в метро, – и он дома. А дом – это и Мария, – он даже не подозревал, как будет тосковать без неё: ведь, ни разу в их недолгой совместной жизни он не уезжал из дома, если не считать в общем-то коротких и страшно насыщенных делами (и опасностями!) командировок! Уезжала Мария на гастроли, но это входило в обычный распорядок жизни, а тут уехал он, уехал отдыхать! Да и не старый ещё человек полковник Лев Гурыч Иванов, не старый. Полный жизненных сил... А дом – это и “штабквартира”, где своя жизнь, уже ставшая привычной и необходимой. Не терпелось обстоятельно поговорить с Петром, который во время отсутствия Льва сделал три короткие вылазки в областные центры Чернозёмной зоны. Не терпелось обсудить с ним новости уже во всю развернувшейся предвыборной борьбы, за которой он в санатории следил внимательно, с интересом и....недоумением. С недоумением и раздражением, природа которого ему была совершенно не понятна, – ведь, сразу было ясно, что этот избирательный цикл к ним отношения не имеет. Хотелось вникнуть и в другие дела.. На время его отсутствия и перманентных поездок Беркутова, вся связь с иногородними товарищами легла на Ганжу, а московские дела прочно взял в свои руки Василь Иванович. В принципе, будь в этом нужда, в Москве можно было бы в короткий срок оформить организацию с численностью до тысячи человек. А с учётом Подмосковья и полторы тысячи! Честно говоря, и познакомиться с “текстами” успешно работавшего лектория тоже было нужно. Перед отъездом в санаторий Иванов просил “присмотреть” за лекторием Пашу Алексина, но.... Лев Гурыч чётко ощутил в себе ранее неведомое ему чувство ПЕРВОГО руководителя, – вникать в суть ВСЕХ проблем. Только после этого можно быть спокойным. Он не доверял своим помощникам? Нет, конечно. Доверял. Доверял. Но лично проверить всё равно нужно. ...Самолёт пошёл на посадку. Заложило уши. Ощутимо затрясло в облаках, на несколько секунд затянувших только что сиявшие иллюминаторы....Да, в столице тоже дождь... Потом Мария сообщила, что звонил Пётр Николаевич, уточнял время, когда должен был появиться Иванов, и она пообещала, что сразу Лёва позвонит. Он и сделал это сразу же. Ну, почти сразу же. – Здравствуй, Генерал! Как приятно слышать твой голос, сознавая, что не тысячи вёрст пролегли между нами! И можем увидеться совсем скоро, повидаться... – Ты поэтом стал на отдыхе, Лёвушка! Но прав, нужно поговорить без помощи технических средств. Забирай Марию, – я с ней говорил сегодня, знаю, что у неё свободный день, – и приезжай. Полина Ивановна уже готовится встречать гостей. Почаёвничаем с бутылочкой, а потом посудачим про то про всё. Ждём, и генерал отключился. – Машенька! Приказано ехать. Пётр, ведь, предупредил тебя? – А я готова. Поехали. Полина Ивановна встретила гостей, как всегда, радушно, приветливо. Если Лёву она знала, что называется “с пелёнок”, с молодого безусого лейтенанта в группе ее тогда уже набиравшего опыт капитана Беркутова, которому с намёком на фамилию, все сулили “орлиное будущее”, то с Марией она познакомилась совсем недавно, – года полтора назад. Известная актриса сразу понравилась ей отсутствием богемного налёта и тем, – это она определила сразу и безошибочно, – тем, что любила её Лёвушку. Часа полтора они спокойно и с удовольствием посидели за столом, неспешно обсуждая всевозможные житейские темы (Беркутовы недавно сделали ремонт в квартире и одно это давало массу тем для обсуждения!) и отдав должное при этом великолепному пирогу-рулету с начинкой из сыра, яиц, зелёного лука, – на юге такие называют красивым словом “хачапури”, – потом Полина Ивановна решительно поднялась из-за стола и позвала за собой Марию, – “пойдёмте, Машенька, пусть мужчины посплетничают, а у нас с тобой найдутся другие дела”! Женщины прошли по всем комнатам, придирчиво оценивая и удачный подбор материалов и высокое качество работ. – Представляете, Машенька, мастер-ремонтник нам попался, – одним словом и не оценить его. С одной стороны, – работа высокого качества! Сам к себе придирчив, – то не хорошо, это не получилось! И переделывает. Я уж говорю, что удовлетворена, а он, – нет, переделаю. А с другой стороны, непрерывные капризы, на работу приходил, когда вздумается. Так сказать, “по настроению”. Материалов на переделки перепортил....Ладно, мы его уже не один год знаем, – смирились, ради качественной работы. Но при этом у него – твёрдая уверенность, что заработок его должен быть не меньше, чем у губернатора! Между прочим, это буквально! Понятие о квалификации труда с учётом её уровня ответственности – для него пустой звук. На нынешнем рынке труда большинство таких. Какая-то смесь гордости и глупых амбиций. Совсем развратили молодёжь. – Полина Ивановна тяжело вздохнула. – Наш, хоть, работал качественно. А другие, – лишь бы деньги урвать. Заплатить ему пришлось больше, чем мой генерал в месяц приносил! – и, помолчав, добавила – Раньше понятия меры существовали, а теперь простые девчонки из коммерческих фирм получают многие тысячи, а начальники – десятки тысяч и ещё в долларах! Вот такие условия времени и развращают молодёжь! Получают, а считают, что заработали! Вот вы, Маша, за изнуряющие тренировки, за частицы души, отдаваемые зрителям, – большие доллары получаете? Мария засмеялась... – Да уж, что говорить....Кстати, Полина Ивановна, вы как-то рассказывали о вашем родственнике из провинции....Кажется, о племяннике Петра Николаевича. То же представитель нынешней молодёжи. Как он? Определился? – Пока сказать трудно, Машенька. Поначалу он искал работу по известному принципу – усилий поменьше, денег побольше. Сядет у телефона и названивает: “Артур Викторович беспокоит...Я звонил вам на днях...Так что вы можете предложить мне? Сколько???? Нет, для начала я согласился бы долларов на 500…”. Сделает 5-6 звонков и считает дневную задачу выполненной. Я уж говорила ему: “Артюшка! Ты бы побегал по объявлениям. У тебя же, дорогой мой, никакой специальности нет”. Надуется и молчит. – Он у вас живёт? – Нет. Нашёл где-то общежитие. Но я зря сейчас-то грешу на него. Последнее время в бригаду отделочников устроился. Плитку класть научился. Забегал недавно: говорит, что устаёт зверски, но работа нравится. И даже глаза горят! Даст Бог, образумится парень... Мужчины между тем вели свой разговор... После обмена новостями, накопившимися во время поездок, – Иванова в санаторий, а Беркутова в несколько городов Центральной России, – Лев Гурыч спросил: – Какие у тебя, Пётр, впечатления от начавшейся предвыборной кампании? В частности, от последних высказываний нашего президента? Да и от некоторых заявлений и решений руководителей компартии? У меня какая-то неразбериха в голове. Или наши телеакулы особо эффективно работать стали? Даже на меня влияют? Пётр Николаевич согласно кивнул головой. – У меня такие же ощущения, Лёва. С одной стороны, президент уже не раз заявил о нашей военной мощи, об огромном ресурсе сохранившихся ракет.. Совсем недавно военные самолёты не летали из-за отсутствия керосина, флот месяцами в море не выходил. А сейчас.... Непрерывные маневры армии и флота. Аж до Индийского океана добрались. Вон, военную базу в Киргизии открыли.... С другой стороны, промышленность явно не обеспечивает эту “мощь”. Словно на авансцене грозное действие развёртывается, а на втором плане – декорации, “задник”, промышленность заграничные заказы выполняет. Это похоже на изменение политики? Предвыборные трюки?... И, о другом. В выступлениях президента, и многих высоких политиков появилась тема неправедности эксплуатации нефти, газа и других природных богатств страны в интересах кучки олигархов... – Если прозрение нашло, то не слова нужны, а дела.... А у нас, по-прежнему, нет средств, чтобы спасти замерзающие города от холода. В тоже время иностранные долги готовы выплачивать досрочно. Валютные резервы растут и растут....Почему бы на эти деньги сначала не спасти людей, своих граждан, от сегодняшней беды, а потом уже разобраться, кто в этой беде виноват?.... И воздать по заслугам? Некоторое время молча пили чай, прислушиваясь к негромкому бормотанию включённого телевизора. Передовали о разрушительном наводнении на Кубани. Показывали полузатопленные дома казацких семей, плачущих женщин. Высокий худой старик, едва сдерживая слёзы, говорил, что раньше он работал в “райводхозе” и они постоянно следили и за уровнем воды в реках и за своевременным ремонтом дамб и перепускных устройств. “Райводхозы разогнали, денег, видишь ли, на их содержание хватать не стало....Так теперь хлебаем полным коробом....Кто поможет? Зима на носу...”. Генерал покачал головой. – Картинки из нашей нынешней жизни.... И, ведь, каждый день, – не наводнение, так пожар.... Экономим на контроле, на профилактике....А людским горем платим. И видимость критики создают. Факты показывают, об исправном прошлом вспоминают, а выводы сделать.... Не стрелочников виноватить, не конкретных разгильдяев выявить .... Система рушится. – М-да, последовательности в действиях высших властей не углядеть! И “наезды” прокуратуры на некоторых олигархов не убеждают: скорее похоже на передел собственности. Или элементарное назидание зарвавшимся персонам. Не более. На политические выводы замаха не хватает. – Но политический подтекст присутствует Только направлен как-то выборочно.. Телевидение, например, упорно намекает на связи людей Ходорковского с коммунистами. Да и о самом Ходорковском промелькнуло. У него самого, якобы, имеются политические амбиции.... Хотя и не в нынешнем избирательном цикле... – Да, возможно, нам с Ходорковским ещё соперничать придётся.... В 2008-ом! Судя по некоторым сообщениям в прессе, он продолжает набивать свою мошну долларами. – Если не схарчат Ходорковского. Впрочем, это вряд ли. Не по зубам он нынешним правителям. Если, конечно, не решатся реально взяться за природную ренту.... Но вот это уж, действительно, – вряд ли. – Лёва! Но, ведь, это факт, что в выборном списке компартии несколько миллионеров появилось. Газеты, “ящик” прямо обвиняют Зюганова в двурушничестве.... Именно обвиняют. – Вот этому, Пётр Николаевич, я не верю. В двурушничество не верю! Конечно, зря, очень зря Зюганов отказался от союза с Глазьевым. Не пойму, ревность, что ли у Геннадия Андреевича появилась? Соперничества в лидерстве начал бояться? Это коммунистам дорого обойдётся, много голосов избирателей к Глазьеву уйдут. Зюганов, вероятно, ошибается в тактике, переоценивает реальные возможности коммунистов. Газеты же не обвиняют его, а торжествуют! С какой бы стати официоз стал заботиться о чистоте помыслов коммунистов? Вероятно, есть серьёзные мотивы у компартии, а телебрехуны ей готовы всякое лыко в строку поставить...в революционные годы тоже были богатые люди, которые народное движение сознательно поддерживали. Вон, богатейший золотопромышленник Сибиряков – его имя при советской власти знаменитый ледокол носил, – умер в начале 30-ых в глубокой старости... Но всё равно, тяжёлый осадок от таких раздумий остаётся. – Осадок, – да. Но наше с тобой “дело правое, победа будет за нами”. Ох, Лев Гурыч. Смута на душе есть. Но для нас важно понять, есть ли в стране кризис? Реальна ли опасность гибели России? Разве события последнего времени дают основания считать, что положение изменилось? Есть кризис! Опасность не стала меньше. Значит, мы обязаны продолжать начатое. Я так думаю.... Сегодня для нашей с тобой будущей партии главное, – искать сторонников и просвещать народ. А к следующим выборам разберёмся, кто нам союзник, а кто – нет. – Спасибо, генерал. Твоя мудрость мне всегда мозги прочищает. Мне спокойнее стало на душе. – Иванов вынул из кармана свой знаменитый портсигар. Закурил. – Пётр Николаевич, уже есть нужда наш штаб собрать. Как смотришь, если послезавтра вечером, как всегда, у меня? – Давай соберёмся. Кстати, Лёва, может быть специальную квартиру для этих целей оборудовать? Для Фонда? – Не стоит, Пётр. Пока не нужно. Вот объявим о создании партии, тогда и официальной конторой обзаведёмся. Может и раньше, но, по моим соображениям, до этого пока далеко. – Что ж. Давай позже. А сейчас пойдём к нашим дамам. Фрагмент 20 После почти двухнедельных дождей, как всегда неожиданно, наступило “бабье лето”. Солнце светило во всю свою осеннюю мощь, на уличных базарчиках вновь появились боровички, красноголовые подосиновики, крепкие подберёзовички и даже маслята с лоснящимися шляпками, что уж совсем казалось не по времени. Лето сделало последний выброс летних даров. Хотя впереди ещё обилие опят, будут и мокрухи, и зеленухи, исключительные в засоле чёрные грузди...Но это уже другое, это придут дары осеннего леса, сейчас же на короткое время вернулось летнее изобилие. Которого, впрочем, в этом году и не было: сначала два месяца жары – грибам и ягодам, как и садам, не хватало влаги....Потом потекло небо, и опять грибникам не в радость. Кличко явился под вечер: – Заработался ты, пенсионер. На календарь не смотришь, выходные не замечаешь... – А что я замечать должен, Слава? День будничный, вон ты даже в форме явился, что для тебя странновато.... – В форме потому, что принёс устный, но официальный приказ генерала: завтра за грибами едем. – За какими грибами, Славка! Я уж лет сто в лесу не был, если не считать, когда по оперативной нужде... – Приказы, полковник, не обсуждают....Тем более, он с Марией согласован. Она тоже едет. – Машка знает и молчит?! Ну, я ей задам! – Молчит, потому что знает твой дикий характер. Без приказа Генерала ты, ведь в споры ударишься....Завтра утречком – это в 4 нуль-нуль, будьте готовы следовать за генералом. С корзинами и кинжалами. – Куда следовать-то? – Не извольте беспокоиться, господин полковник. Извозчик довезёт. – Извозчик-то, ты? – Так точно. Извозчик высшей категории с 30-ти летним стажем вождения, полковник Кличко Вячеслав Сергеевич. 150 лошадок под капотом, два часа езды и вы с Машей – в раю. Роль господа Бога исполняет Пётр Николаевич. Роскошную белую бороду Мария из театра принесёт... – А ты, балаболка? – А я – Змей...А то вам с Машенькой понравится в раю, возвращаться к суровым будням не пожелаете....А я, – тут как тут. Вячеслав засмеялся и обнял Иванова за плечи. – Отдыхать, Лёва, тоже нужно. Я же вижу, сколько на вас дел навалилось. Что, нелегка президентская участь? – Не сглазь, Слава. До регалий ещё далеко. Но будем работать... Ты знаешь, друг мой заветный, я верю в победу. Хотя каждый день раскрывает всё новые трудности пути. – Дорогу осилит идущий. От частого употребления эти слова стали банальностью. Но ты, Лёва, осилишь. Ох, как хотел бы я быть рядом с вами. С тобой и Петром. – Ты и так рядом. – Мысленно, Лёва, мысленно. Но в этом мундире.... – Твой мундир нужен нам. Пригодится ещё не раз. А пока за приглашение в рай – спасибо... Я даже не ожидал, что это меня так обрадует. Вылазка в лес для замотанного делами горожанина всегда праздник. Лев даже не обратил внимания, что день не был выходным, что добавило подмосковному лесу тишины и спокойствия. Выходной был у Марии. Каким образом обеспечил своё присутствие Кличко, Лев Гурыч не спрашивал, у них же с Петром ненормированными были все дни недели. С грибами всё получилось отлично. Молодой смешанный лес оказался метрах в пятидесяти от дороги. Вячеслав, съехав на обочину, громко скомандовал “Тпру, родимые!”, выключил газ и объявил: “Вылезайте, господа, прибыли” Высыпав из машины, собрав своё нехитрое снаряжение, они устремились к лесу, утопая в высокой покрытой сверкающей в солнечных лучах росой, траве. Груди пропылённых горожан сразу наполнились дурманящим свежестью воздухом. Едва углубившись в молодой соснячок, они наткнулись на целую полянку, плотно уставленную прекрасными подосиновиками! Начался азарт. Уже дома Мария сосчитала, что в их общей с Лёвой корзине (Какой корзине! Корзины!! Плюс два рюкзачка!!), оказалось 512 молоденьких крепеньких красноголовиков. Не считали, конечно, но половина из них – урожай с той полянки. Намного меньше, но тоже порядочно собрали белых. Ай, да Краснознаменский лес! Все вместе осмотрели и отбраковали попавшийся сатанинский гриб, столь хитро подделавшийся под белый. Пётр Николаевич долго вертел его в руках, – жалко было выбрасывать такой здоровенный и похожий на боровик гриб, – но решительно надломил шляпку, которая на изломе посинела. “Понюхайте, ребята, – и запах у него характерно-неприятный, таким не отравишься, но суп испортите точно”, – сказал он и решительно выбросил неудачную находку. Прочие грибы – не считали вообще. Маслята, подберёзовики, плотненькие моховички на сухих жёстких ножках, быстро наполняли все ёмкости. Лев Гурыч порадовался нескольким чёрным груздям, время которых ещё впереди. Хотя он и понимал, что для его следующего похода в лес в этом году оно вряд ли наступит вообще. Слава носился по лесу, как спущенный с поводка пёс, – стремительно и без устали. Он то появлялся рядом с Ивановым и Марией, то исчезал в зарослях. При этом Вячеслав не уступал в удачливости своим товарищам и его кузовок быстро наполнялся. Он брал и свинушки, очаровательные на вид мохнатые волнушки и крепкие, если попадались такие, сыроежки – из этой смеси жена Славы делала вкуснейшую жарёху с картошкой, луком и сметаной, отведать которую приводилось и Льву. Правда, из покупных грибов. Но свои-то ещё вкуснее! Неповторимый лесной запах придавали этому деликатесу именно свинушки, на которые в последнее время почему-то ополчилась медицина. Пётр Николаевич собирал грибы солидно. Он осматривал каждое дерево, приподнимал листья, разгребал лесной мусор и мох. Он скоро отстал от более проворных товарищей, рюкзака не наполнил, но при осмотре добычи возле машины, к которой всё собрались уже после полудня, предъявил такие грибы-великаны, что остальные только ахнули: белый гриб килограмма на три был без единой червоточины, а два подосиновика на весах перетянули бы полсотни из срезанных его товарищами. – Вот, подкину работку Полине Ивановне, – заметил он, неспешно складывая и сортируя своё богатство в корзину. – А нам с полковником хватит работы на полночи, – с тяжёлым вздохом откликнулась Мария. Вячеслав только засмеялся: – Не огорчайся, Машенька. Лёва работник хороший, а полночи ещё останется. Лес пьянил. Мария склонила голову Иванову на плечо, – “Как хорошо, Лёвушка! Неужели так бывает?!” С непривычки все очень устали и мечтали скорее добраться до дому, остро сочувствуя “извозчику”, которому ещё предстояло рулить. Впрочем, за рулём Кличко почти не ощущал усталости, руль успокаивал, даже позволял иногда расслабиться и своеобразно отдыхать. Обратный путь был дольше, ехал Слава не спеша и лишь у поста ГАИ озорно посигналил. Дежурный сержант встрепенулся, внимательно посмотрел на проезжавших и, видимо, узнав полковника из Главка, подтянулся и взял “под козырёк”. Утром Иванов позвонил Генералу. – Здравствуйте, Геннадий Афанасьевич! Иванов говорит. Я хотел бы повидать вас. – Извините, Гурий Алексеевич...О, ещё раз извините, Лев Гурыч, – я недавно о вашем отце думал....О Гурии Алексеевиче. Весточка от него? – Так точно, товарищ генерал-лейтенант. – Вы сможете завтра в 19-30 встретить меня у выхода из Министерства? К сожалению, сегодня и завтра в первой половине дня я не смогу. – Буду точно. У какого выхода? – Давайте на улице. На углу Гоголевского....Я отпущу водителя и вы проводите меня до дома. Благо, – доступность пешеходная. – Буду ждать, товарищ генерал. Лев понял, что генерал не один и стеснён в разговоре. Да и самому встречаться в его доме интуитивно не хотелось. Повидать же его уже было необходимо. Геннадий Афанасьевич вышел точно в назначенное время. В лёгком плаще без погон, без головного убора он не был похож на военного. Поздоровались. Некоторое время шли молча. Лев исподволь рассматривал спутника и убедился, что генерал намного моложе его отца, хотя в чинах равен. Во время домашней встречи он выглядел старше и как-то суше, что ли. Теперь он заметил, что у генерала почти нет седины, разве что традиционная – на висках. Генерал, как и Лев слегка прихрамывал и Иванов усмехнулся – мы с ним, как в танце, каким-то фигурным шагом идём. – Слушаю вас, Лев Гурыч... Не скрою, я много думал о нашем разговоре.... Посоветовался....кое с кем. А каковы ваши успехи? – Для того и пришёл. Хочу поделиться нашими делами. И вопрос задать. – Рассказывайте, Лев Гурыч. Дорога у нас не велика, но мы можем идти и не кратчайшим путём. – И скупо улыбнулся: – военные применяют такую тактику. Идут не прямым путём, а в обход. Вот и мы пойдём через Сивцев Вражек... Они свернули на Гоголевский бульвар, на скамейках которого яростно сражались шахматисты, в основном пенсионеры и мальчишки. Генерал вздохнул: – Чувствуется соседство с Центральным шахматным клубом. На него тоже коммерческие структуры, как сегодня выражаются, “наезжают”. Ресторан уже открыли... Впрочем, здесь на скамейках всегда играли... – Он слегка задержал шаг возле азартного очень пожилого человека в съехавшей на затылок тюбетейке, который, сжимая в руке деревянного коня, почти пропел “Что нам трензель, что нам бубен, мы лошадкой сыгранём!” и водрузил коня на доску. – Да, Лев Гурыч, жизнь продолжается, и очень многие не понимают всей суровости положения. – Итак, я слушаю вас. Лев Гурыч коротко рассказал. Сделали расчёт времени, – к следующему избирательному циклу можно успеть. Создали организационное ядро – в столице и нескольких областных центрах. Продумали тактику пропаганды и начали её применять, выявили уже сотни людей, разделяющих наши взгляды. Нашли способ использования некоторого количества существующих печатных изданий. В ближайшие дни выйдут первые номера. В Москве – это еженедельник “Квадратные колёса”. Пусть вас не смущает название, это издание для автомобилистов, читают его очень многие....Нашли форму легализации на период до провозглашения создания партии.... – Не мало сделано, товарищ полковник....А финансовая сторона? – Решили и этот вопрос. Насколько прочно, время покажет. Ещё какое-то время шли молча. Иванов понимал, что генерал тщательно выбирает слова.... – Мне, Лев Гурыч, ваш вопрос ясен. Пришлось посоветоваться с некоторыми коллегами... Не скрою, отношение к вашим.... надеждам, как вы выразились при прошлой встрече, – сочувственное, но пессимистическое. Тревожно и нам. Да, тревожно.... Я не буду называть имён, ладно? – Разумеется, Геннадий Афанасьевич. – Так вот. Для серьёзного заявления нужна поддержка не менее десяти многозвёздных генералов и адмиралов. У нас семь военных округов, флот – четыре ключевых бассейна... Частью из них руководят люди старой формации. Но есть и молодые выдвиженцы, которые вряд ли поднимутся до серьёзных обобщений....Не со всеми я даже знаком, не с каждым из остальных возможно заговорить на.....не служебные темы. И всё же с четырьмя товарищами, не на таком высоком уровне, но на достаточно высоком, я разговаривал. Можно найти пути, которые приведут к исполнительскому звену. Яснее скажу, – к тем, кто непосредственно может приказать замкнуть пусковые рубильники. И этот путь не прямой, и не быстрый....Как у нас с вами сейчас, – нужно применить тактический обход.... Боюсь, что это уже будет похоже на заговор, а мы с вами говорили о конституционном пути. – На первых порах нужно, чтобы те специалисты, о которых вы упомянули, прониклись чувством понимания опасности, грозящей нашей Родине... – Это так. Но неизбежен и второй шаг, и третий....Нет, Лев Гурыч! Я не отказываюсь от участия в ваших....хорошее слово вы нашли, в ваших надеждах. Я тоже осмыслил свою присягу. И считаю себя честным человеком. Просто хочу, чтобы вы чётко представили: нужно время и, увы, без гарантий положительного результата. Снова они шли молча, обдумывая сказанное друг другу. Перешли через Москву-реку. В начале Кутузовского проспекта остановились. Генерал неожиданно задорно улыбнулся: – Что ж, коллега, поработаем. План операции я уже проработал, не буду утруждать вас деталями. Всего хорошего, полковник. Я вам позвоню, – и он, ускорив шаг, скрылся в одном из проездов Фрагмент 21 Расследование обстоятельств разгрома штабквартиры партии “За народное благо” началось легко и казалось поначалу не доставит хлопот сыщикам. Действительно, картина представлялась очень понятной, а злоумышленники оставили много следов. Тем не менее, ввиду “особой политической важности” дела Министр, как это нередко теперь бывает, сделал заявление о неизбежном разоблачении преступников и принятии розыска под свой “личный контроль”. Соответственно предстояло его расследовать Главку МВД. Когда полковник Кличко, группе которого поручили вести это дело, приехал на место преступления, “продравшись” через многочисленные дорожные пробки, – Вечяслав Сергеевич ехал на своём “мерседесе”, без сирены и мигалки, – обстоятельства проникновения были очевидны. Офис партии занимал целую секцию кирпичного девятиэтажного жилого дома. Четыре квартиры первого этажа были объединены в одно помещение. Сделаны, как сейчас принято говорить “евроремонт” и перепланировка, прорублен вход в офис непосредственно с проспекта, оборудована стоянка для автомобилей. Всё выглядело богато и солидно. Партия позаботилась о внешней респектабельности, а солидная вывеска гласила об её всероссийском масштабе. Кличко не особо внимательно следил за политическими баталиями, но, разумеется, знал о готовности партии “штурмовать” 5%-ный рубеж. Злоумышленники взяли в аренду соседнюю квартиру, сообщив хозяевам, что намерены вести в ней “переводческие работы” и не будут устанавливать никакого оборудования, кроме парочки компьютеров. Они спокойно подготовились к ограблению и в намеченную предвыходную ночь быстро и без помех проделали проём в стене и вошли в штабквартиру партии. Охранная сигнализация защищала только наружные окна и двери. Ночное дежурство не считалось нужным и в распоряжении грабителей оказалась полная ночь, а, возможно, и следующий выходной день. Впрочем, столько времени не требовалось. Вынести из помещения дорогую оргтехнику, порядочное количество оснащения из кабинетов руководителей, “комнаты приёмов” с богатым баром и оставленного имущества сотрудников офиса, – много времени не требовалось, а оба сейфа, имевшиеся в офисе, были открыты ключами. Полковник без труда установил место возле подъезда, где стоял грузовой фольксваген похитителей, – колесо которого заехало на газон. Разумеется, марка автомобиля, определённая по отпечатку шины, была предположительной. При более тщательном осмотре всех помещений партийного штаба выяснилось, что кресло в так называемой комнате для переговоров, в стене которой как раз и был сделан пролом, не только обито красной кожей, но и обильно залито кровью. Свежей кровью. Опрос персонала офиса провели быстро и дотошно, что позволило утверждать, что в комнате для переговоров в последний рабочий день никаких встреч не проводилось, а сами сотрудники в неё не заходили и происхождения кровавого пятна не знали. Из сейфов и столов сотрудников пропали многие партийные документы, включая банковские, и большая сумма денег. По словам руководителя штабквартиры и главного бухгалтера, – их показания разнились незначительно, – исчезли около 10 тысяч европейских “рублей”, столько же долларов США и более 70 тысяч рублей российских. Проделав все необходимые манипуляции по сбору отпечатков пальцев, собрав и промаркировав весь оставшийся мусор и хлам, как в ограбленном офисе, так и в брошенной квартире, эксперты уехали, а сам полковник сел за руль своего любимого “мерса” и поехал к владельцам квартиры. Чета пенсионеров, сдавшая квартиру грабителям, помогла немногим. Они предъявили договор найма жилого помещения некому Шерману Арнольду Викторовичу, который обратился к ним по объявлению. Не то, чтобы молодой, в очках, интеллигентный на вид, Шерман показал паспорт, прописанный в Москве, удостоверение преподавателя Инъяза и заплатил сразу за три месяца вперёд. Он сказал, что надеется на успех своего нового бизнеса и, что, если дело пойдёт, он готов заключить договор найма на длительный срок. Проверка уже через пару часов подтвердила предположение Вячеслава Сергеевича, что означенный Шерман по указанному в паспорте адресу не живёт и в институте не работает. Куцый след оборвался сразу же. Чью кровь обнаружили на кресле? Получить ответ представлялось весьма проблематичным, – убитого или раненого человека грабители увезли с собой. Неожиданно новости посыпались как из рога изобилия. Сначала пришёл сотрудник, которому поручили отработку поиска микроавтобуса. Уже на следующий день в ГАИ поступило заявление из частного гаража, что арендованный у него накануне ограбления микроавтобус “фольксваген” не вернулся в гараж, а от водителя – Алексея Семикина вестей нет, хотя парень он очень обязательный и твёрдо выполняет требование хозяина звонить ему в случае непредвиденных задержек. Гаишники дали информацию в сводку поиска и уже через час брошенный автомобиль нашли на одной из платных стоянок. В его кузове валялись детали раскуроченных компьютеров и большая скатерть, в которую явно было недавно завёрнуто тело окровавленного человека. Арендовал микроавтобус всё тот же господин Шерман. Проверка больниц на предмет поступления раненого результата не дала, а ещё через полтора часа тело несчастного водителя нашли в кустах одного из московских парков, небрежно замаскированное ветками и опавшей листвой. Вторая новость поступила от экспертов. Изучая хлам, вывезенный из офиса борцов “за народное благо”, они наткнулись на попорченную дискету, которую удалось оживить. И вот на ней-то среди большого количества фотографий оказалась одна с изображением....генерала Беркутова, беседующего с незнакомыми эксперту людьми. Взяв отпечатанную фотографию, Кличко крепко задумался. Очевидно, следовало позвонить Петру, но он не имел теперь права делать это. Генерала следовало допросить, но это вообще было бы кощунством, нарушением всех принципов дружбы, этики,...чёрт знает, чего ещё....Нет, это просто невозможно было сделать. Посоветоваться с Лёвой? Нельзя по тем же причинам. Друзья теперь политики. Есть ли у них какой-то интерес к ограбленной партии? Вряд ли, да и вообще абсурдно даже думать о них в применении к поиску заинтересованных в ограблении. Но это ясно, это очевидно, ему, Вячеславу Кличко. Однако, даже подумай он вслух об этом, и другой следователь, любой другой следователь, внесёт Петра Николаевича Беркутова в список....проверяемых. Конкуренты в политике...А кому ещё, позвольте спросить, нужны “секреты” третьестепенной партии? Хватит колебаться. Полковник решительно набрал хорошо знакомый номер телефона. – Здравствуй, Пётр Николаевич! Кличко на проводе. Мне срочно нужно увидеться с тобой. – Здравствуй, Слава! Всегда рад видеть тебя. Приезжай. Через полчаса Кличко поднялся по знакомой лестнице. Пётр Николаевич открыл дверь сам и, крикнув Полине Ивановне, что пришёл Слава, пригласил его в свой небольшой кабинет. – Что случилось, Вячеслав? В голосе твоём по телефону уловил озабоченность. – Пётр Николаевич! Вы слышали по ящику об ограблении офиса партии “За народное благо”? Я сейчас занимаюсь этим. В числе архивного мусора партии нашли странную фотографию, – вот она, и Кличко протянул Беркутову заинтересовавшее его фото. – Как она попала в офис этой партии? Кто изображён на ней с вами? Беркутов засмеялся: – Будь я при погонах, дал бы тебе нагоняй. Выявленных возможных свидетелей нужно вызывать на допрос.... Шучу-шучу, Слава. Фото это сделано на лекции нашего Фонда, которую Бондаревский читал. На ней деятели той самой партии. Ограбленной. О лектории, по их словам, узнали из объявления, а меня они давно видели, ещё в генеральской форме. Показалось им, что я имею отношение к лекции и подсели поговорить. Впрочем, я и не отказывался. Подтвердил, что лекторий – наша затея. Кто и как фотографировал, я не заметил. Честно говоря, Слава, сам факт фотографирования, да ещё исподтишка, мне совсем не нравится. Такое впечатление, что они что-то прослышали про наши замыслы. – Ты знаешь их, Пётр? О чём говорили? – Фамилий не знаю, представились по именам, как модно теперь. Один, – некто Максим, – он слева от меня на фотографии, – назвался референтом Председателя партии, второй, постарше,....кажется, Константин, из редакции их газеты. Говорят, что отслеживают публикации и другие публичные выступления в Москве, изучают предвыборную обстановку.... Полагаю, Слава, ограбление партийного офиса и наша с ними беседа....Кстати, это было недели три назад,... не связаны между собой. Твоему розыску этот снимок ничего не даст, а вот нам с Лёвой стоит подумать....Зачем фотографировали? Даже если на лекцию Бондаревского случайно попали? – Спасибо, Пётр Николаевич за информацию. Вы позволите оформить это как протокол опроса? – Допроса, товарищ полковник! Допроса! Это твоя обязанность. Кличко засмеялся, неприятная двусмысленность ситуации миновала. Возник и другой вопрос. Арендованный автомобиль, случайный водитель....Если так, то каким образом он оказался в помещении ограбленной штабквартиры? А раз оказался, то случайна ли аренда? Не следует ли искать связи бандитов через владельца гаража? Или в окружении погибшего водителя? Вопрос делился, как амёба, превращаясь во многие вопросы, которые следовало проверить, чтобы подтвердить или отвергнуть. Вернувшись на работу, Кличко достал из ящика стола план оперативных мероприятий, и, тяжело вздохнув, начал вписывать в него новые пункты. Ладно, если в них есть смысл! Но как часто бывает, что направление поиска тупиковое, а объяснение возникших сомнений оказывается совершенно иным и до смешного простым! Однако проверять надо. Майор Сергей Рустамович Андулин закопался в библиотеке Главка. Он просматривал все газетные публикации за полгода, где в какой-то степени упоминалась партия “За народное благо” и всю печатную продукцию самой партии – газету, буклеты, листовки и прочую дребедень. Он сам не знал, что ищет, но другого способа выяснить, кого могла заинтересовать эта партия, они с Кличко не придумали. Через прессцентр Министерства он запросил сведения о деятельности единственного депутата партии в Госдуме, избранного где-то в Сибири по одномандатному округу. Сам же Кличко поехал уточнять связи погибшего шофера микроавтобуса, и на завтра выписал повестки на допрос господам Пилецкому и Сычёву – так назвали в офисе партии лиц, запечатлённых на фотографии вместе с Беркутовым. Ещё раз позвонив Петру Николаевичу, он узнал, что на той лекции после выступления Бондаревского Сычёв задал несколько вопросов. Формулировки вопросов Пётр не запомнил, но смысл их сводился к попытке выяснить, какую общественную силу представляет лектор? Не компартию ли? Пока же Вячеслав Сергеевич беседовал с владельцем и директором в одном лице гаража, где работал Семикин. Нужно признать, что предчувствия полковника о бесперспективности этого направления поиска оправдывались. В гараже работало всего шесть человек. Ни с кем из них Семикин близок не был и в своей записной книжке Кличко сделал лишь 3-4 малозначащих пометки. Руководитель же гаража ещё раз подчеркнул обязательность погибшего парня и его человеческую порядочность. Вероятно, наём бандитами именно этой машины был всё-таки случайным. Однако Кличко решил съездить и на квартиру, которую Семикин снимал вместе с другим молодым человеком. Ехать туда имело смысл только вечером, так как телефона в квартире не было или в гараже его не знали. Полковник, на всякий случай, поручил проверить это на телефонной станции, но получил подтверждение: телефон в квартире по названному адресу был, но уже давно отключён за неуплату. ... Версии... Их было всего две – элементарное ограбление и политические разборки. Простое ограбление, на первый взгляд, – казалось маловероятным. Объект не сулил бандитам большой добычи и вряд ли стоил столь серьёзной подготовки. Об этом же говорило то, что наиболее ценная добыча – компьютеры – была в растерзанном виде брошена в кузове микроавтобуса. Что же касается денег, то на приличные деньги они наткнулись явно случайно, не банк же грабить пришли. По крайней мере, такое сложилось впечатление у Кличко и Андулина. По словам руководителей штабквартиры, такое количество денег в офисе бывало крайне редко и короткое время. Снятая же рядом квартира свидетельствовала о длительной подготовке преступления. Вторая версия – требовала искать не только исполнителей, но и их заказчиков. Над этим сейчас и корпел майор Андулин. Что касается исполнителей, то помочь могло только тщательное исследование следов на месте преступления и в квартире, откуда вошли грабители. Традиционный анализ отпечатков пальцев ничего не дал. Их было множество, но принадлежали они работникам офиса партии “За народное благо”. Среди прочего же “хлама” были возможные следы, оставленные преступниками, но как их идентифицировать эксперты пока не знали. Они, вероятно, помогут в изобличении налётчиков.... Но сначала их нужно найти и задержать. Получалось, что всё зависело от поиска Андулина. Вечером того же дня Вячеслав Сергеевич приехал в квартиру, где жил погибший водитель. Ему повезло. Сосед Семикина – Володя, тоже шофер, но работавший в другой организации, – был дома. Он ещё не знал о страшной судьбе своего напарника по квартире и был очень расстроен. Володя рассказал, что сосед говорил о выгодном заказе, полученном несколько дней назад. Ему предстояло на один день съездить в Питер, взять там группу “специалистов” и привезти в Москву. Зачем нужно посылать за людьми машину, почему они не приехали на поезде, Лёшка не знал, предположил, что они привезут какое-то громоздкое оборудование.... Но был весел и о заказчике сказал лишь, что он высокий немолодой мужик. Вряд ли это много значило, – для молодого Алексея в категорию “стариков” попадали все люди старше сорока. Однако информация об участии в ограблении приезжих из Ленинграда была важна. Не исключал Кличко и то, что это мог быть отвлекающий маневр. Мало ли за какими “специалистами” могли послать арендованную машину перед главным делом.... Зачем? Например, чтобы мотивировать перед водителем необходимость ночной перевозки оборудования из московской квартиры. Не собирались же они сразу убивать парня!.... А так, мол, задержались в дальней поездке. А он, вдруг, зачем-то вошёл в освобождаемую квартиру. И нашёл свою судьбу, увидев то, что ему не полагалось видеть.... Исходя из характеристики Семикина, такое вполне могло случиться. Да, линия, проверяемая полковником Кличко, всё время усложнялась, не давая при том серьёзных шансов на успех. Но бросать проверку нельзя. И полковник запросил информацию у постов ГАИ на всей трассе пути микроавтобуса: не останавливал ли его кто-нибудь? Не осматривал ли груз и пассажиров? В наше время, когда столицу захлестнула волна террора, такой осмотр был вполне вероятен. Фрагмент 22 Кличко позвонил Иванову – Привет, Лев Гурыч! Ты в ближайший час дома будешь? Хочу забежать на пару минут. – Здравствуй, Слава! Собрался уезжать, но вернусь к полудню. У тебя срочный разговор? – Можно и в обед, если у тебя пельмени в холодильнике есть. – Договорились, полковник. Жду к обеду. В половине второго Вячеслав Сергеевич нажал кнопку домофона и через две минуты уже сидел в знакомой кухне за столом, на котором не только пельмени дымились парком, но и стоял салат из овощей, сметана, обжигающий вкусом и запахом хрен, ещё какая-то рыбка горячего копчения. Впрочем, ничего предосудительного на столе не было. Перекусив, Кличко посмотрел на друга. – Совет нужен, Лёва. Ты знаешь, каким делом я занимаюсь, но расскажу поподробнее и о своих недоумениях упомяну... Слава рассказал другу о ходе поиска, о сомнениях, имеют ли приехавшие питерцы прямое отношение к ограблению или послужили своего рода дымовой завесой для водителя. О том, что пост ГАИ на трассе останавливал микроавтобус с известным номером, но ничего подозрительного не обнаружил. О подозрениях, что в офисе у злоумышленников был сообщник, – иначе, откуда появились дубликаты ключей от сейфов? – Главное же, Лев Гурыч, не могу осознать, какую ценность для похитителей имели документы партии? Когда личности на выборах соперничают, – это мне понятно. Компромат и прочая грязь, – наслышаны достаточно. Ну, а здесь? Что могут узнать, допустим, конкуренты? Узнать такого, ради чего решиться организовать взлом? Не ищем ли мы с Андулиным чёрную кошку в тёмной комнате, где её нет?...Ты теперь опытный политик, с партийными делами знаком.... Подскажи, Лёва! – Возможно, ты прав. О наличии сообщника говорит и другое. Они могли знать, что в помещении бывают серьёзные суммы, снять квартиру и ждать случая. Возможно, деньги и были целью, а документы и начинку компьютеров захватили для создания видимости политического заказа.... Кстати, послать машину за петербуржскими взломщиками могли и потому, что сейчас и в поездах билеты именные, паспорта проверяют. А выезд на гастроли известных нашим ленинградским коллегам “специалистов”, им совсем не хотелось афишировать? Что же касается “партийного следа”, то извини, Слава. Я в этих делах почти такой же дилетант, как и ты. Не знаю, кому нужны их списки и прочая.... Партия-то не ахти какая. Им нужно за голоса бороться, а не с конкурентами! Ну, кто с ними конкурирует?! – Лев Гурыч вздохнул. – Это мы на Большую цель замахнулись. А они? Ну, будет в Думе ещё одна “независимая” груп-пка.... Что это меняет?... Правильно рассуждаешь, вся эта история чисто криминальная. Ищи бандитов, а не партийных ... имитаторов. – Спасибо, начальник! Ты у нас всегда мыслил точно и, вижу, на “заслуженном отдыхе” сохранил свои дедуктивные способности. – Ох, Славка. Не прибедняйся. Я в достойные руки передал свои бразды... – Сказал Петух на лестные слова Кукушки... – Ещё, Слава, ты бы запросил у ленинградцев их фототеку спецов по сейфам....Впрочем, у них ключи были. Медвежатники вроде бы и не нужны....Всё равно, запроси, – на крупную добычу нацелились, подстраховаться нелишне. Мало ли, что с ключами случится? Может быть, кто из гаишников узнает пассажиров микроавтобуса. – И...- Иванов явно колебался, – и одна диковатая мысль мелькнула, Слава,... Ты исключаешь самоограбление? Кто-нибудь из руководства этого офиса не мог написать такой сценарий? – Почему ты подумал об этом? – Не знаю. Диковато всё. Серьёзная подготовка к бесперспективному на первый взгляд делу. Нужно знать, что перспектива не только может появиться, но появится. Иначе, зачем тратиться на съём квартиры? Иначе, уж больно повезло грабителям. Знаешь, Слава, определённо кто-то из их партийной верхушки к делу причастен. Покопайся в прошлом этих деятелей. Что-нибудь криминальное нащупаешь. Сейчас многие из жулья в политику полезли. И фотографии их покажи хозяевам квартиры и гаража. Нужно же искать таинственного Шермана. Впрочем, это вряд ли. Он должен быть умнее. – Полковник! У меня ощущение, что мы снова вместе работаем! – А оно так и есть,...полковник. Взгляды, мироощущение у нас с тобой, Славка, одинаковые. В разных сейчас командах, но в одном направлении думаем. И работаем....А профессиональные навыки... Что ж...И другое, Слава. Как говорится “из другой оперы”. Зачем они Петра Николаевича сфотографировали? Криминал криминалом. А что заинтересовало этих партийцев в нашем лектории? Ты будешь их допрашивать, – спроси. – Уже спросил. Говорят, случайное фото. Узнали милицейского генерала, и захотелось с ним запечатлеть себя. – Авось пригодится? Так ли? – Может и так. В свете твоей последней версии, может быть и так. – Удачи тебе, Слава. Фотоподборку из Питера получили в этот же вечер по электронной почте. Андулин вызвал в Главк двух сержантов из милицейского патруля, которые вечером накануне нахального взлома партийного офиса останавливали на шоссе микроавтобус. Оба парня внимательно просмотрели полученные фотографии, немного посовещались между собой, после чего старший из них неуверенно сказал: – Боюсь ошибиться, товарищ майор, но вроде бы вот этот, на фотке, похож на одного из пассажиров того автобуса. Товарищ мой сомневается, но я думаю, что это он.... Если бы раньше эти карточки видеть,..а так...Подозрения они не вызывали, груз тоже самый обычный – чемоданчики, портфели... Задерживать оснований не было....Я козырнул и пожелал счастливого пути. – К вам претензий нет. Спасибо за помощь, – и Андулин отпустил патрульных, после чего фотографию опознанного “командировочного” отдал в лабораторию размножить. Доложив о полученной информации полковнику Кличко, Андулин взял фотографии Пилецкого, Сычёва и приезжего и поехал в гараж, где работал погибший водитель. Однако, ни владелец гаража, ни пенсионеры-хозяева злополучной квартиры не опознали человека, изображённого на фотографии, он не походил на известного им Шермана. Вероятно, “Шерман” не был из местных, работавших в партийном офисе.... Андулина застрелили среди бела дня. В грохоте переполненного транспортом московского проспекта никто не слышал выстрела. Никто не обратил внимания на обычный “жигуль” (впрочем, это могла быть “волга”, иномарка или любая другая машина), стоявший у обочины дороги, неспешно выруливший на дорогу и влившийся в поток авто, с рёвом проносившихся мимо офиса партии “За народное благо”, из которого вышел майор. Пуля попала прямо в висок. Место, откуда стреляли, без особого труда определил эксперт-баллистик. Это была обочина проспекта, где парковалось немало машин. Вероятно, машина довольно долго стояла в прямой видимости подъезда штабквартиры, поджидая жертву. О времени ожидания свидетельствовало небольшое свежее пятно подтекавшего масла. Также вероятно, что убийца “проводил” машину Андулина и спокойно выбрал место для засады. И можно было предположить, что стрелял очень уверенный в себе человек, ибо стреляли не из винтовки, а из длинноствольного пистолета, то есть “навскидку”, без длительной изготовки, что неминуемо заметил бы кто-нибудь из прохожих. Когда на место несчастья приехал полковник Кличко, тело его товарища уже положили в служебный микроавтобус, и Вячеславу Сергеевичу осталось лишь расспросить коллегу из райотдела, прибывшего на место убийства и эксперта. Другие же оперативники районного отдела ещё “бегали”, пытаясь отыскать хоть какого-нибудь очевидца. В офисе партии Кличко сказали, что Андулин позвонил часа два назад, попросил не отлучаться господина Пилецкого и, вскоре приехав, около часа беседовал с референтом. Потрясённый случившимся, Пилецкий плохо себя почувствовал и только что уехал домой. Кличко позвонил в Главк и доложил генералу о гибели своего сотрудника. Начальник уже знал о случившемся и, жёстко приказав Кличко принять все меры для немедленного розыска преступников, сказал, что в его временное распоряжение передаются три человека – группа подполковника Радкова. Генерал приказал немедленно обсудить дело с Радковым и в 19 часов доложить ему о намеченных действиях. Вячеслав взглянул на часы, – было уже половина третьего. Позвонив по сотовому телефону подполковнику, он попросил на 17 часов собрать свою группу, а сам сел в свой “мерседес” и поехал на квартиру к Пилецкому. Крайне важно было узнать, о чём говорили референт и погибший Андулин. На звонок в дверь никто не отозвался, – Пилецкого дома не было. Никто из соседей не видел, чтобы он приходил днём. Ровно в пять часов дня Кличко вошёл в кабинет, где работала группа Радкова. Вся команда была в сборе – сам подполковник, с которым Вячеслав Сергеевич был знаком уже лет пятнадцать, пожилой майор Шифер и старший лейтенант Лукинов, парень лет двадцати пяти, недавно взятый в главк из одного подмосковного райотдела. Кличко лично с ним знаком не был, но от Андулина слышал о талантливости нового работника. Он молча оглядел всех, также молча достал из кармана плоскую бутылку водки “Флагман”. – Извините, коллеги, за такое начало, но давайте... Помянём светлую память нашего погибшего товарища... Все встали. Лукинов достал из шкафа стаканы. – Что ж, Сергею Рустамовичу Андулину – память, а нам работать. Найти мерзавцев и сурово покарать....Садитесь, ребята. Я вам расскажу всё по порядку. Кличко коротко, но, не пренебрегая необходимыми подробностями, рассказал об ограблении партийного офиса и убийстве нанятого водителя, о возникших версиях.... О том, почему отказались от гипотезы политического соперничества (“Сергей проштудировал очень много прессы, если возникнут сомнения, – просмотрите сами”). О доставке в Москву каких-то сомнительных людей из Ленинграда. О том, как получили от питерских товарищей интересную фотоподборку и как один глазастый сержант из поста ГАИ опознал одного из пассажиров микроавтобуса (правда, с оговоркой, – “очень похож, но поручиться не смогу, – сигналов тогда не было, а при осмотре микроавтобуса подозрительного тоже не заметили). Рассказал Кличко, почему они заинтересовались личностью “референта”. Внимательно выслушав рассказ полковника, майор Шифер сказал: – Разрешите, Вячеслав Сергеевич, пару вопросов? – и, не ожидая ответа, продолжил. – Выяснили ли, где хранится второй комплект ключей от вскрытых сейфов? Пилецкий – референт лидера партии Орехова. Какие конкретно вопросы входят в его обязанности? – Второй комплект ключей от сейфа в кабинете начальника, как и первый, хранится у руководителя штабквартиры, первого заместителя лидера партии Паученкова. По его словам, ключи на месте,- один комплект в домашнем сейфе, второй он носит с собой. В ночь ограбления этот комплект был у Пилецкого. Ключи от сейфа в бухгалтерии хранятся у главбуха. Они на месте. В обязанности Пилецкого входит, так называемый, политический мониторинг. Он должен следить за политическими событиями и вносить руководству предложения, на что именно и как желательно реагировать. Судя по отзывам других работников офиса, Пилецкий пользуется доверием обоих руководителей. И Орехова и Паученкова. – Разрешите и мне спросить, товарищ полковник, – встал со стула молчавший до сих пор Лукинов. – В штабквартире, как вы сказали, работает 16 человек. Почему майор Андулин поехал именно к Пилецкому? – Пилецкий попал в поле наших интересов раньше других из-за одной из найденных фотографий. Проверяли мы, конечно, всех. А вчера майор Андулин доложил мне, что при проверке биографии Максима Пилецкого выяснилось, что он действительно учился на юридическом факультете Киевского университета, но в означенном в копии его диплома году, университета не закончил, – в списке выпускников его фамилия не значится. Сегодня Сергей планировал поговорить с Пилецким, потребовать предъявить оригинал диплома. Встретился с ним, но.... Погиб. О чём был разговор, не знаю. – Спасибо. Ясно. Помолчали. – Нелепо как-то, – сказал майор Шифер, – зачем они убили Андулина? Какой смысл убивать одного из розыскников? Ведь мы не работаем в одиночку. Есть документы, есть протоколы.... Чем-то Сергей Рустамович испугал Пилецкого. – Вероятно. Но это случилось не сегодня, – убийца ждал Сергея, а он тоже не знал содержания сегодняшнего разговора. Конечно, он мог быть готов к чему-то, но он получил сигнал к действию. – Не обязательно. Вы исключаете, что киллер мог слушать разговор Андулина с Пилецким? И сам принял решение? – Очень возможно. Убийца мог слышать их разговор и сам связаться с главным организатором этого дела. Если Пилецкий в чём-то проговорился, они могли испугаться, чтобы дальше Андулина информация не пошла. Тогда и сам Пилецкий под угрозой. Или майор записывал разговор на диктофон? – Диктофона при нём не было. Кстати, – почему? – На этот вопрос мы ответа уже не получим. – Кличко тяжело вздохнул. – И серьёзное упущение мы допустили: кабинет, где Сергей допрашивал референта, не обыскали сразу. Мысль о возможном подслушивании их разговора тогда не возникла. Около получаса оперативники обсуждали имеющуюся информацию. Потом Кличко спросил, какие возникли предложения по дальнейшей работе? Представлялось ясным, что в данном случае убийство совершил не наёмный “специалист”, а член банды. Вполне возможно, хотя и не обязательно, что он был одним из четырёх пассажиров микроавтобуса. Значит, нужно продолжать поиск. К сожалению, фотография имелась лишь одного из них. Нужно искать его и Пилецкого, – у полковника зрело предположение, что у себя дома Максим больше не покажется и на работу не придёт. Немного поспорили, изучая список сотрудников офиса, но согласились с доводами Кличко, что особого внимания заслуживают Пилецкий и Паученков. Кроме того, необходима была встреча и с Ореховым, но он должен был появиться в Москве только через два дня. Во время печальных событий лидер партии “За народное благо” был в отпуске, но его уже известили о случившемся. Через час Кличко и Радков вошли в приёмную начальника Главка. Здесь мало что изменилось после ухода генерала Беркутова. Только место секретаря занимала пока малознакомая им женщина средних лет. Верочку, как недавно узнал Вячеслав, перевели в хозяйственный отдел. Кличко доложил, что им назначено на 19 и Анна Захаровна скрылась за высокими дверями кабинета нового начальника Главка. В практике Кличко это был первый случай, когда генерал-майор Ларцев, сменивший Петра Николаевича, решил вникнуть в детали разработки. Да и случай, прямо сказать, не частый. Конечно, и раньше погибали сотрудники Главка, но это случалось, обычно, при проведении “острых” операций, при задержаниях преступников.... А тут среди бела дня убили старшего офицера Главка, да ещё занятого делом, находящимся под контролем Министра! – Садитесь, господа офицеры. Доложите подробно все обстоятельства дела. И об ограблении этом диковатом, – оно, ведь, тоже с убийством? И особо подробно, как могло случиться, что майора Андулина так нагло застрелили? Начните вы, Вячеслав Сергеевич. Потом подполковник Радков дополнит. У вас, подполковник, должен быть свежий взгляд на всю эту историю. Потом познакомите меня с планом оперативных мероприятий... – Дело, действительно, диковатое, товарищ генерал-майор. И объект ограбления, – кому она понадобилась эта партия? Мы проверили эту версию, версию политического сведения счётов, и усомнились. Пришли к мысли о чисто уголовном характере дела. И, совсем нелепо выглядит убийство нашего товарища. Трудно понять, на что рассчитывали мерзавцы.... Он, ведь, не частный детектив. Просидели в кабинете они больше двух часов. Генерал внимательно выслушал доклад, просмотрел все предложения, внёс свои дополнения. Кличко с удовлетворением понял, что новый начальник неплохо разбирается в их ремесле. Это было приятно. Фрагмент 23 “Уважаемый Лев Гурыч! Как договаривались, посылаю Вам свой воображаемый разговор “Дяди с молодым человеком”. Литератор из меня неважный, поэтому пусть Ваш специалист правит текст, как сочтёт нужным. На авторские лавры я не претендую. Писал, как говорится, правду и только правду. Боюсь, что очень длинно написал, но ещё раз – редактируйте, сокращайте. Я не буду в обиде. Встречи с Вами вселили в меня некоторые надежды, и я тешу себя мыслью, что из моих записей получится полезный материал для Вашего светлого Дела. Ваш Синельников Р.С.” Иванов вынул из конверта несколько машинописных страниц. Молодец Роман Семёнович, быстро прислал обещанное. В предвыборный период это важно. “Молодой человек (М.Ч.): – Дядя! Ты при Советах депутатом был. Расскажи, неужели всё так скверно было? Депутатов действительно назначали коммунистические руководители? – Да, мой друг! Был я депутатом Городского Совета. Что ж, расскажу, как готовились выборы. Кстати, точно по такому же принципу и другие Советы избирались. И областные, и районные, и Верховный. Но расскажу, как у нас было. – Давай, рассказывай, мне интересно знать... – У нас в городе депутатов было 400 человек. Предложения о составе депутатов, действительно, Горком КПСС готовил. Но обрати внимание КАК. Не поимённо, – меня, тебя, другого, – а так, чтобы в составе совета были представители ВСЕХ категорий населения. И мужчины, и женщины, и молодые люди, и партийные, и беспартийные. Предлагали в депутаты представителей ВСЕХ специальностей. Чтобы грамотно, со знанием дела могли решать вопросы и медицины, и образования, и транспорта и,...- короче, всех сторон жизни города. Нас, строителей, было в составе Совета 30 человек. И, заметь, от всех крупных строительных организаций города. И директора, и инженеры, и рабочие – самые опытные бригадиры. – Ну, вот, Дядя! Так и получалось, что “кухарки и доярки” в депутаты назначались. Рабочие! А что они понимают? Вот сейчас в депутатах – юристы, экономисты, хозяева предприятий – эти люди понимают, как законы писать.... А ты говоришь, рабочие, бригадиры....Они умеют кирпич класть, обои клеить... – Ошибаешься, парень. Юристы-экономисты тоже в составе Совета были. Но не это главное! Если решали любой специальный вопрос, наша комиссия например, готовила к рассмотрению на сессии горсовета вопрос о делах застройки города.. Или другой вопрос, связанный с работой строителей,.. то наша депутатская группа лучше других специфику дела знала. А оформлять решение юридически грамотно помогали профессиональные юристы, но не депутаты, а наёмные служащие Горсовета. – Ладно. Пусть так. Но всё равно назначали депутатов те же функционеры компартии. – Опять нет, мой друг. Когда становилось ясно, сколько и каких специалистов нужно иметь в составе Совета, – для обеспечения нормальной жизнедеятельности города, – организации сами выдвигали кандидатов. Да, нам давали рекомендации, например, нашему институту рекомендовали выдвинуть кандидатом женщину беспартийную и в возрасте до 50 лет. Чтобы выдержать то соотношение, о котором я уже тебе говорил... Но у нас на собрании решили иначе и выдвинули меня. Горком согласился. – Но мог и не согласиться? А с кем ты соперничал на выборах? Или ваша демократия не требовала альтернативы? – На собрании споры по кандидатуре были достаточно бурные. А потом, – зачем они? В своём коллективе возможного кандидата знают, как облупленного. И обсуждают пристрастно. Это и были реальные выборы с критикой и альтернативой. А уже на официальных выборах – один кандидат на тысячу с лишним человек....При том не в своём коллективе, а по месту жительства. Кто может его знать так, как свои знают? Доверяли рекомендации коллектива... Не скрою, молодой человек, часть кандидатов – из числа руководителей Горкома, Гориисполкома тоже выдвигались в производственных коллективах, где их знали, но они не работали.... И это было тоже оправданно, – нужно было обеспечить преемственность руководства, чтобы круто не менять планы развития города при каждых выборах... – И это тоже демократично? – Нет. Но повторяю, – это оправдано. Запятнавших себя руководителей народ знал и таких не выдвигали... – Дядя! А как же работал такой громоздкий Совет? Сколько денег тратили на его содержание? – Гораздо меньше, чем теперь. Депутаты не были штатными работниками, они не получали зарплаты. Быть депутатом было не выгодно, а почётно! Комиссии Совета по профилю собирались раз в месяц, на 2-3 часа. Если же комиссия решала подготовить какой-то вопрос на рассмотрение сессии Совета (а они проходили раз в квартал, как правило, в выходную субботу), если комиссия готовила на сессию свой вопрос, то ВСЕ её члены проверяли состояние интересующего вопроса непосредственно на всех предприятиях города. И, вместе со служащими горисполкома, готовили проект решения. Получалось и профессионально, и честно, так как проверяли дела “на перехлёст”, – не в своих организациях.... Потом уже сначала на заседании Комиссии, а потом на сессии, то есть, на заседании всего состава Совета, обсуждали текст проекта решения. И любой депутат, из любой комиссии и вопросы задавал, и поправки вносил....И каждая поправка ставилась на голосование. Вот так-то, мой молодой друг! – Выглядит красиво. Но всё же лучше, когда есть выбор, кого из кандидатов выбрать. Как в Америке. – А ты знаешь, какие колоссальные деньги нужны кандидату на эту конкуренцию? Где их взять простому, пусть достойному, человеку? В результате побеждают “денежные мешки” или их ставленники. – А ты, дядя, вносил такие поправки? – Да, вносил. И добивался их обсуждения и голосования. – Спасибо, я многое понял. – Рад за тебя. Кстати, об умении управлять государством кухарками, – это, всего лишь, образное выражение Ленина. Недоумки издеваются над этими словами, не желая понять их. Скорее же, – делают это умышленно. Смысл слов этих, – простые люди должны привлекаться к решению важных государственных вопросов. Решать их нужно, опираясь на здравый житейский смысл и знание своей отрасли хозяйства. Специалисты-служащие Советов всегда помогут депутатам правильно сформулировать текст. Суть же решения – за избранниками Народа. В СССР этого сумели добиться, хотя, как и в любом деле, были и ошибки, и издержки. Иванов закончил чтение. Ещё раз спасибо Синельникову. Такой материал опубликовать в наших газетах в предвыборный период очень полезно. Нужно сегодня же написать Синельникову, поблагодарить. Пусть и дальше пишет. Очень пожилой человек, но такое участие в общем деле ему и посильно и приятно. А редактирование текста особой трудности для Паши Алексина не составит: добавит экспрессии, чуть-чуть юмора....Ладно, это его дело. В нём он – мастер. Фрагмент 24 В этом году Максиму исполнилось 32 года. В бурном для России 93-ем он, тогда студент Киевского университета, сдав экзамены по окончании четвёртого курса, приехал в Москву. Конечно, формально он уехал за границу. Но строгости разделения государств ещё не утвердились и он, как и большинство людей, ещё ощущали себя гражданами единой страны. Пилецкий имел в Москве много знакомых и легко вошёл в небольшую группу, основавшую некое Общество с ограниченной ответственностью, так называемое “ООО”, подобное тем, что тысячами создавались в то время в кипящем страстями море рыночной экономики. ООО провозгласило готовность торговать средствами транспорта, помогать гражданам покупать и продавать автомобили, мотоциклы, мотороллеры, моторные лодки и т. п. Молодых бизнесменов не пугало колоссальное соперничество, необходимость где-то (как правило, в других странах) приобретать подержанные авто, перегонять их через границы, выдерживая стресс таможенных, пограничных и прочих формальностей. К “прочим” относились, и, деликатно выражаясь, “неформальные формальности”, отнимавшие значительную часть навара. В ООО было строгое разделение обязанностей: одни люди ездили в Германию, иногда в Голландию, в Литву, где функционировала “барахолка” из машин second hand, доставляемых сюда паромами из Германии, Швеции. Они подбирали и покупали машины. Другие – перегоняли их через несколько границ, третьи занимались реализацией внутри России. Максим, как без пяти минут юрист, ведал документальным оформлением сделок. Иногда это было совсем не просто, особенно когда продавались машины, привезенные по конкретному заказу. За такими машинами, как правило, тянулся длинный криминальный хвост. Очень скоро он понял, что их “дело” вообще тесно переплетено с криминалом не только в части выполнения “неформальных формальностей”, но и во многих других аспектах. Пилецкого это не смущало. Отнюдь, он искренно считал, что подобные правила игры присущи любой коммерческой деятельности. Поэтому его не удивило, что очень скоро ему пришлось отвечать на вопросы следователя. Максим полагал, что это ещё одна “формальность”. Но ошибся. В сентябре он оказался не в Киеве в знакомых студенческих аудиториях, а в следственном изоляторе Бутырской тюрьмы. Московские события сентября-октября 1993-его года не способствовали нормальному течению следствия. Трудно сейчас понять почему, но Пилецкий не дождался суда, а в морозном декабре того же года был выпущен под “подписку о невыезде”. Что это означает для не имевшего московской прописки Максима, тоже трудно понять. И что делать дальше, так как к этому времени ООО лопнуло так же легко, как и возникло. Дело обычное для смутного периода рождающегося капитализма. В это же время случай свёл Пилецкого с Паученковым. Ричард (!!!) Паученков был на пару лет старше Максима. Коренной москвич, он живо интересовался политикой, был в толпе “защитников” Белого дома образца 1991-го года, награждён Ельциным медалью “За защиту демократии” и в те дни, когда он познакомился с Пилецким, создал собственную “партию”, немало не смущаясь тем, что в ёё рядах насчитывалось аж 23 человека. Максим как-то спросил своего нового приятеля, на какие деньги существует его партия? Ответа не получил, но и не настаивал на нём. Иногда удобно не знать подробности. Ричард торжественно принял Максима в свою партию, вручил ему отпечатанный на принтере членский билет N 24 и поручил ему, учитывая почти юридическое образование, вести делопроизводство “партии”. Оставив, впрочем, за собой финансовые вопросы. Окладом Максим остался доволен и перестал интересоваться источником поступления денег. Разговор с майором Андулиным поверг Максима в ужас. Когда Сергей Рустамович позвонил в их офис и, предупредив о своём приезде, попросил Пилецкого не отлучаться, он только удивился. Допрашивал его майор уже два раза, коротко опросил его и начальник майора – улыбчивый полковник, и Максим совершенно не понимал, о чём ещё может пойти речь. На всякий случай, он зашёл в кабинет Ричарда и поделился с ним недоумением. Паученков почему-то забеспокоился, велел ему “не распускать язык” и неожиданно предложил разговаривать с майором в своём кабинете. “Здесь вам никто не помешает, а я всё равно через четверть часа уезжаю, есть кое-какие дела в Центризбиркоме”. С самого начала, как-то между прочим, Андулин сказал Пилецкому, что названная им дата окончания института не подтверждена Киевом, сам же сказал, что подобные “накладки” в запрашиваемой информации случаются, и попросил Максима принести ему в Главк оригинал диплома, чтобы “прояснить неувязочку”. Потом начал спрашивать о порядках и отношениях в их офисе, о полномочиях и характере начальника штабквартиры Паученкова, снова о хранении злополучных ключей от сейфа, о его личных отношениях с Ричардом и боссом партии Ореховым, – словом о том, о чём уже говорили, и что уже было зафиксировано в протоколах. Андулин посетовал на неизбежную рутину в их работе, – “всё перепроверяем по десять раз. Видите, я даже протокол не веду, – вздохнув, заметил он. – А вы, Максим Сидорович, обмолвились, что знакомы с Паученковым уже почти десять лет. Расскажите подробнее об этом”. Ничего не заподозрив и даже мысленно посочувствовав майору, Максим начал рассказывать об истории своего знакомства с Ричардом. И только поняв, что он говорит о московской встрече именно тогда, когда должен бы быть на занятиях в Киеве, Пилецкий внутренне похолодел и начал запинаться. Говорил “на автомате”, произносил какие-то слова, лихорадочно думая в то же время, как выпутаться из возникшей ситуации. Диплом он принесёт, но вдруг этот настырный майор вздумает отдать его на лабораторную экспертизу? Что грозит ему за использование поддельного диплома? Вроде бы, не страшно. Серьёзных выгод он не извлёк из некогда дружеской помощи Ричарда в получении диплома “без нудных формальностей”. Чёрт побери! Казалось бы забытые словесные штампы легко легли в поток тревожных мыслей. А если всплывёт, что он сбежал из под “подписки о невыезде”? Ерунда! Обвинение тогда, ведь, ему не предъявили. Не успели. Хранятся ли те, давние, мелочи уголовных будней? А куда им деться? Пилецкий бросил быстрый взгляд на майора. Андулин, удобно расположившийся в кресле Паученкова, слушал полузакрыв глаза. Трудно было понять, что же его действительно интересует. К своему ужасу Максим понял, что он совершенно не помнит, о чём он только что рассказывал, – мысли были слишком далеки от произносимых слов. – Считается, что господин Паученков только формально является заместителем руководителя вашей партии. Фактически он выполняет технические, по большей части, хозяйственные функции. Вот, штаб-квартирой руководит. В политические и финансовые решения господина Орехова не вмешивается? Из ваших слов я понял, что это не совсем так. Как-то же случилось, что крупные денежные суммы оказались в сейфе вашего офиса? Или были на то личные указания шефа? Он, ведь, в отъезде? Максим замолчал. Разве я сказал об этом? Считается-то так. Реально – наоборот. Все основные деньги партии проходят через Ричарда. И главбуха. Не того, понятно, что сидит в соседнем кабинете, выдаёт зарплату сотрудникам и считает копейки. Только официальные деньги – выборный фонд, издательские доходы и прочие мелочи обсуждаются на заседаниях Бюро, отражаются в отчётах. Потому и назвал он хилые суммы, которые, якобы, взяли грабители. Основные же деньги.... “Но что же я сказал? Неужели сказал про....Почему-то же он задал этот вопрос?” – пытался вспомнить Максим. Однако, майор не повторил вопрос. Он упруго поднялся с кресла, напомнил Пилецкому, что ждёт его завтра с оригиналом диплома и, попрощавшись кивком головы, вышел из кабинета. Через минуту Максим услышал крики возле здания и вместе с другими выбежал на улицу. Проснувшись, Пилецкий не сразу вспомнил, почему он оказался не на привычной старомодной софе в своей московской квартире, а на диване дачи, расположенной в Подмосковье и принадлежавшей его близкой подруге. Точнее, не самой Анжелке, а её отцу литератору средней руки, не удостоенному чести иметь дачу в Переделкине. Ничего. Место тоже приятное. Дача, как дача, двухэтажная, правда, деревянная и не слишком большая, но имевшая и свои преимущества: расположена в пяти минутах от станции электрички, не выделяющаяся среди многих подобных, а потому не привлекающая ненужного внимания. Главное же, отец Анжелки увлёкся новой дамой, всё время проводил с ней и охотно посещал её дачу, практически забыв о наличии собственной. Максим закурил и начал вспоминать. Да, вчера он сильно перетрусил. Когда он увидел, что майор из розыска мёртв, он сначала пришёл в восторг. Потом понял, что случившееся связано с их разговором и тем, что этот разговор шёл в кабинете Ричарда, – он ясно вспомнил, как Паученков перед уходом вынул из кармана и зачем-то положил на стол ещё одну авторучку.... Или карандаш? Нет, авторучку. Он быстро вернулся в кабинет, схватил эту авторучку и выбежал к собравшейся толпе сослуживцев. Потом сказался больным и уехал домой, инстинктивно сообразив, что лучше поехать всё-таки куда-нибудь в другое место. Сначала дача Анжелки показалась ему надёжным укрытием, но теперь он понял, что о его связи с девицей известно многим. Если его будут искать, то фора во времени будет совсем ничтожна. Ещё в поезде, – в дневное время народу в вагоне было немного, – он развинтил ручку Ричарда. Догадка оказалась верной: в колпачке, которым закручивался канал для стержня, оказался микрофон. Их разговор с Андулиным Паученков или стоящие за ним люди слышали. Значит, смерть майора не избавила его от опасности, а лишь усилила её. Теперь опасность нависла с двух сторон. Ибо Максим уже давно догадывался о связях своего “приятеля” с крупным криминалом. Догадывался – это не то слово. Паученков уже не раз давал ему задания, не слишком укладывающиеся в партийные хлопоты. Вроде того, когда поручил познакомиться с видным милицейским генералом. Правда, скоро стало известно, что генерал ушёл на пенсию, и надобность в этом знакомстве отпала. Зная об автоторговом прошлом Максима, Ричард посмеивался: “ты, мол, наш парень, начальную школу давно закончил”. Накануне недавнего ограбления Паученков как-то многозначительно сказал ему, что вечерним поездом уезжает в Питер и, если ему придётся там задержаться, то он, Пилецкий, останется в офисе за старшего. И вручил ему один комплект ключей от сейфа, предупредив, однако, что открывать сейф не следует. Теперь Максим не сомневался, что Ричард знал о предстоящем взломе офиса и заблаговременно решил уехать. Теперь Максим боялся Ричарда, хотя и не мог восстановить в памяти разговор с Андулиным, и понять, что же он сказал такого, что майора приказали убрать. Однако, сам факт выстрела в следователя МВД говорил о том, что слушавшим его разговор с милиционером что-то очень не понравилось и, значит, он, Максим Пилецкий, что-то выболтал. Не даром же его предупреждал Ричард – не болтать!... ...У входной двери задребезжал звонок – кто-то жал кнопку у запертой калитки в ограде участка. Максим подошёл к окну, выглянул из-за откоса проёма. Высокий худощавый парень в плаще. Вроде бы не знакомый. Звонок повторился. Открывать или нет? К кому визитёр, почему решил, что в доме кто-то есть? Дача всё-таки, постоянно здесь не живут, а день будний.... Ещё звонок. Нет, уходить не собирается.... Примеряется, как ловчее перелезть через невысокий забор. Ладно, открою. Максим приоткрыл створку окна: – Что трезвонишь? К кому надо? – Откройте, Пилецкий. Я вас вижу. К вам пришёл....Из милиции я... Старший лейтенант Павел Лукинов весь вчерашний день искал Максима. Приехав для очистки совести по адресу его московской прописки, где по свежим следам уже побывал сам Кличко, и убедившись, что Пилецкий не вернулся домой, он вернулся в офис и без особого труда узнал имена людей, с которыми встречался референт вне служебного времени. Таких оказалось не так уж много, но жили они в разных концах огромного города. Служебного транспорта Павлу не полагалось, проверять по телефону они с майором Шифером решили не целесообразным: Максим по разным причинам мог не захотеть встречи с милицией, и проверка на месте казалась предпочтительнее. Вот и мотался старший лейтенант по вечерней Москве в метро и на автобусах. Разумеется, среди полученных адресов был и адрес Анжелки. Лукинов побывал у молодой женщины, но, по её словам, в этот день она с Максимом не встречалась. Только утром Павел подумал о возможном наличии дачи или огородного участка. Он снова позвонил Анжеле, узнал, что у Максима есть ключи от дачи, что телефон там не исправен, и получил необходимый адрес. Теперь он стоял у калитки дачи. Готовый ко всему. – Погоди минутку, иду. Сколько нужно времени, чтобы спуститься со второго этажа, отпереть дверь и пройти 15-20 метров до калитки? Полторы минуты? Две? У обоих парней, почти ровесников, за эти минуты в голове пронеслось множество мыслей. Максим: Идти открывать или выскользнуть через окно кухни в сад и добежать до совсем близкого леска?...Зачем он пришёл? Арестовывать меня? За что? Или впустить в дом и шарахнуть по голове пепельницей? Массивная из литой бронзы пепельница в виде лодочки с двумя гребцами, чей-то давний подарок отцу Анжелки, лежала у входной двери возле неработающего телефона и могла служить идеальным.... кастетом. Собственно говоря, для того и положили её возле двери.... От лихих людей. В дачной местности всякое бывает... Шарахнуть? А что потом, куда деваться? Скрываться и от милиции и от бандитов Ричарда? Скрываться, не имея на руках приличных бабок? Да и получится ли одолеть этого? Ментов хорошо тренируют... Павел: Выйдет или нет? Легкомысленно поступил, нужно было взять с собой опера из местного райотдела.... Для подстраховки. Впрочем, не на задержание же иду, нужно только найти Пилецкого и пригласить его на официальный разговор.... Пока он лишь один из подозреваемых.... Но кто знает, почему он домой не явился? Испугался? Но тогда он со страха и бежать может броситься. Или того хуже, у него может быть оружие. Нет, вот он, вышел на крыльцо. Будь внимателен, Павлуха! Широко улыбаясь, подошедшему к калитке Пилецкому, Лукинов нащупал под мышкой рукоять пистолета... – Ну? Что родной милиции от меня понадобилось? – Почему вы, Максим, не явились к нам? Вас, ведь, майор Андулин просил зайти? – К 10 часам. Сейчас ещё нет десяти... – Да, ещё четверть часа. А как вы планировали поспеть к этому времени отсюда? В Москву? – А вы заранее догадались, что я не приду? Сами прискакали.... Ну, проспал. Позже подъеду, небольшая беда.... Только...к кому теперь? Товарища майора-то...Вот это, действительно, беда. Кто же его, выяснили? – Выясним. Можете не сомневаться. Вы собирайтесь, вместе поедем. И диплом свой не забудьте. – Вы меня задерживаете? А ордер у вас есть? И вообще, диплом не здесь, дома был, но оригинал, я потерял... Это преступление? И что вы копаете, ограбление нашей конторы или мою личность изучаете? Зачем? Да и свою ксиву вы не показали, откуда мне знать, что вы из МВД? – Не хамите, Максим. Ведь это страх вас подталкивает. Кого вы боитесь? Нас или,...так сказать, своих приятелей? Почему домой ночевать не пошли? Не спеша, не спуская друг с друга глаз, они прошли по дорожке и поднялись на невысокое крылечко. Пилецкий открыл дверь и посторонился, пропуская “гостя” вперёд. “Идите, идите вперёд, вы хозяин, показывайте, куда идти?” – отступил на полшага Лукинов, напрягая слух, чтобы уловить, есть ли в доме ещё кто-нибудь. – Да не бойтесь! Это не я вас боюсь, а вы меня, – рассмеялся Максим. Павел тоже рассмеялся, оба поняли, что стычки не будет. Прошли в небольшую гостиную, обставленную в стиле 60-ых. Невысокая мебельная стенка, облицованная шпоном светлого дерева; застеленная клетчатым пледом тахта; на окне лёгкая кружевная занавеска.... круглый стол без скатерти, три, нет, четыре стула. На столе остатки ужина, ел один человек. Всё это одним взглядом схватил старший лейтенант, окончательно успокаиваясь. Оба подошли к столу. Максим убрал с него грязную посуду, ладонью смахнул крошки и принёс из соседней кухни бутылку пива и широкие стаканы. Сел рядом с Павлом, налил в стаканы пиво и спросил: – О чём говорить будем, товарищ ... капитан? – Старший лейтенант Лукинов, – запоздало представился Павел. Работаю... Работал с майором Андулиным. Вообще-то, я собирался только найти тебя и пригласить к нам в главк. Для этого, кстати, ордер не требуется. Но, если ты не против, можно и здесь побеседовать... – Не против. Только насчёт корочек, – я уже сказал, показать не смогу, потерял. Уже давно. – Что ж, ещё раз запросим Киев. Но у нас тебе побывать всё равно придётся. Полковник Кличко, уполномоченный по особо важным делам, тоже с тобой поговорить собирается. Так что, повесточку я тебе выпишу... А сейчас...- Павел взглянул в окно и порывисто встал. – Быстро, за мной, и схватив Максима за рукав, рванулся в кухню. Пилецкий побежал за ним. Оба выпрыгнули в открытое окно кухни. – Максим! Исчезни мгновенно, а завтра – сразу к нам. Я задержу их... Ничего не поняв, но нутром ощутив, что нужно повиноваться, Пилецкий скрылся за сараем. Лукинов, не торопясь, обошёл дачу и направился навстречу двум наголо стриженым парням, вышедшим из машины, остановившейся у калитки участка. – Привет, ребята! Вы местные? Не подскажете, был ли тут хахаль хозяйки? Дом, вроде бы открыт, но нет никого... – А ты кто такой, что рыщешь тут? – Я – то из милиции, вот ищу парня второй день. Начальство велело разыскать. Зашёл в местную милицию, спросил...Они ни хрена не знают, послали меня сюда. Сам, дежурный говорит, пойти с тобой не могу, а патруль с минуты на минуту вернётся и подъедет к тебе. Помогут, если Пилецкий заупрямится. Знают они его. Приехавшие переглянулись. – Так ты не нашёл его? – Говорю же нет. Может... – Не знаем мы, мы из Москвы приехали.... По делу.... Подвезти тебя до города? – Нет. Спасибо. Я патрульных дождусь, сейчас подъедут. Мне, всё-таки, приказано разыскать Пилецкого. – Арестовывать будешь? За что? – Пока приказа такого нет. Только найти и повестку выписать. А дальше, – начальству виднее. У полковника голова большая, и зарплата не в пример моей, решит... Не прощаясь, оба парня торопливо влезли в синий джип “subaru” и резко рванули с места. Дожидаться патрульных в их планы, явно, не входило. Павел записал номер машины и в который раз пожалел, что руководство никак не снабдит рядовых оперативников сотовыми телефонами... Конечно, многие ребята обзавелись мобильниками самостоятельно, но он пока такой возможности не имел. Через два часа Лукинов вошёл в кабинет Кличко. Ещё через полчаса здесь собралась вся группа. Павел доложил о внезапно прерванной встрече с Пилецким. Чётко обрисовал личности приехавших за ним подозрительных парней. Доложил, что сразу же дал поручение в ГАИ об установлении их машины. Радков с сомнением покачал головой: – Личности поточного розлива. Явные “шестёрки”. И машин у них немереное количество, не то что у нас. Машину найдём, людей сложнее. Даже шрам, Павлуша, на правой щеке, – у них теперь шрамы как погоны на нашей спецодежде. Одно ясно: действует преступная группа, та же самая, что и офис “народных благодетелей” ограбила. – Сдаётся мне, – сказал Кличко, – что они Пилецкого подставляют, чтобы от фигуры поважнее нас отвести. Хотя что-то опасное для них он Сергею Рустамовичу сказал.... И теперь не очень хотят, чтобы он повторил это на официальном допросе. Скорее всего, запугивают парня, чтобы он в бега подался, но могут и угробить, – сейчас это запросто у наших ... контрагентов. – Думаете, товарищ полковник, что он не придёт? Не следовало отпускать его? – Нет, Павел. Ты сориентировался правильно. Зашли бы те в дом, могли бы обоих вас положить. Подобные типы стреляют первыми и без предупреждения. Лишний свидетель, то есть ты, им не нужен. Ты молодец, Лукинов. Просчитал ситуацию точно. А Пилецкий, надеюсь, придёт. Фрагмент 25 Подполковнику Радкову позвонили из бюро пропусков. – Здесь гражданин Пилецкий. Говорит, что его вызывал майор Андулин. О гибели майора знает. Его к вам направить, товарищ подполковник? – Да. Жду этого гражданина. Через 5-6 минут в дверь кабинета постучали. Максим Пилецкий явился. – Заходите, Максим Сидорович. Садитесь. Меня зовут Владислав Викторович. Мне поручено продолжить работу, начатую погибшим майором Андулиным. – Ужас какой! Только Сергей Рустамович вышел из нашего здания, и...такое несчастье. Кто же его убил? За что? – Надеюсь, вы поможете нам разобраться в этом....Да вы сидите, сидите....С бумагами я, конечно, знаком. А вы для начала расскажите, о чём ваш последний разговор с майором был? – Пересказать не смогу. Всё о наших делах говорили, об офисе, о сотрудниках....О господине Паученкове он расспрашивал.... – Кстати, как получилось, что вы в кабинете начальника офиса разговаривали? Почему не у вас? – Он сам пригласил. Сказал, что кабинет свободен, он в Центризбирком уезжает, а нам там удобнее будет. Я и пригласил Сергея Рустамовича в кабинет начальника. Он не возражал. – В Центризбирком, говорите...- Радков взглянул на слушавшего их разговор майора Шифера и едва заметно кивнул ему. – Ладно. А о вашем дипломе юриста был разговор? – Был. Я пообещал принести оригинал. Но потом вспомнил, что потерял его года два назад. Так я и сказал вашему молодому товарищу, который ко мне на дачу приезжал....Ещё ключи от сейфа. У меня они были, шеф накануне ограбления в Питер поехал, ключи оставил на всякий случай. Только они были всё время у меня до его возвращения. Сейф поддельными ключами открыли. Вы же знаете об этом. Они так и остались в дверце торчать... Раздался телефонный звонок. Радков снял трубку. – Владислав, – в трубке раздался негромкий голос Шифера, – Паученков в тот день действительно был в Центризбиркоме. Только с утра, до визита Андулина в их контору. – Интересно. Поинтересуйся, где он сейчас? – Радков положил трубку и снова повернулся к Пилецкому. – Скажите, а о финансовых полномочиях господина Паученкова у вас речь не заходила? – Заходила. Только я к финансам не допущен. Подробности не знаю. Видел, правда, раз или два, как Ричард клал в сейф деньги. Как раз, незадолго до ограбления... – И какие суммы? – Не знаю. Пачки клал. Баксы. – И всё же, много, мало? – Много, толстые пачки. Ну, ей богу, не знаю точно. Они разговаривали ещё минут двадцать, когда снова раздался телефонный звонок. Шифер сообщил, что Паученков сегодня на работе не появился. Побывали у него дома. Жена, или точнее подруга, с которой он живёт уже достаточно долго, сообщила, что Ричард рано утром на своей машине выехал в Тулу и должен вернуться поздно. Может быть, – завтра. Однако, на работе он о выезде не предупреждал. Майор запросил ГАИ по трассе на Тулу, но машины Паученкова не засекли. Впрочем, это ни о чём не говорило, так как специально не следили, а синие “жигули” на шоссе – самая обычная машина, глаз “не цепляет”. Ещё Шифер позвонил тульским коллегам и попросил проследить, появится ли машина Паученкова, – теперь её номер знали все стационарные посты на трассе. Своего офиса партия “За народное благо” в Туле не имела и все дела вела через своего координатора некого господина Сайкина. Интересоваться у Сайкина, ждёт ли он московского представителя, не стали. Решили не привлекать внимания. Выслушав информацию Шифера, Радков задумался. Если Паученков появится в поле зрения в ближайшие 3-4 часа, его нужно будет срочно допросить. Если же нет,...если к вечеру не вернётся домой, то он станет основным объектом их внимания. В любом случае, – этот Ричард заслуживает пристального внимания. Соучастник ограбления в этой дурацкой “штабквартире”, безусловно, есть. Человек он должен быть осведомленный.... Да, Пилецкий – личность малосимпатичная. Скорее всего, мелкокриминальная. Диплом его юридический, похоже, липовый. Учился в ВУЗе, да не доучился, такое может быть по тысяче причин. Во всяком случае, он уже признался, что подлинника диплома у него нет, хотя и врёт о потере....Когда мы начали искать соучастника грабителей среди служащих офиса, “искомый некто” хотел подставить на эту роль Пилецкого. С учётом его, вероятно, уголовного прошлого. Однако, парень что-то сболтнул Андулину и теперь, когда майора не стало, “некто” опасается, что Максим может опять проговориться. Потому появились гориллы на даче, где ночевал Пилецкий. Значит, есть вероятность, что его уберут. Задержать его на несколько дней? Что это даст, если не сумеем раскрутить Паученкова? – Посидите тут, Максим Сидорович. Я отлучусь не на долго, а вы пока подробно напишите о двух вещах. Вот вам бумага, ручка у вас есть. Напишите, во-первых, правду о вашей учёбе в институте. Не стоит дальше врать, мы ведь уже точно знаем, что Киевский юрфак вы не окончили, выбыли после третьего курса... – После четвёртого... – Ну, это вы уточните. И второй вопрос осветите: господин Паученков. Всё, что вы знаете о его служебных полномочиях и фактах их превышения.... Выходить из кабинета не следует. А я скоро вернусь. Радков внимательно осмотрел свой стол, подёргал, – заперты ли, – ящики и вышел. Он прошёл в кабинет полковника Кличко, где уже был и Шифер. Обсудив последние факты и предполагаемое бегство Паученкова (из Тулы сообщили, что местный “народный благодетель” уже неделю отдыхает в Карловых Варах и никак не может ожидать гостя из Москвы), собравшиеся решили, что он, Ричард Паученков и является тем “некто”, которого они вычисляют. Об этом же говорит и факт, что хозяин гаража, микроавтобусом которого воспользовались бандиты, почти опознал на фотографии Паученкова таинственного Шермана. “Почти” – потому что Шерман был в очках и с небольшими усиками. И ещё потому, что Шерман прихрамывал и опирался на массивную трость. Незатейлевая маскировка для короткого контакта!. Кличко согласился и с предложением о целесообразности кратковременного задержания Пилецкого. – Пусть настоящие грабители будут довольны, – сказал он. – Ну а охламону этому следует сказать, что задерживаем его в его же интересах. Он уже и сам понимает, что оказался между двух огней. И тот, бандитский, страшнее. – Согласен, Вячеслав Сергеевич. Он всё же знает кое-что о своём начальнике, только мы не знаем пока, что именно спросить. А он ответит. Он уже шкурой почувствовал, что Лукинов его вчера из под пули вывел. Кто знает, поможем ему сейчас, может ещё человеком стать! – Наивен ты, Владислав Викторович. Мужику – за 30 уже. И воспитывался не в гимназии. – И всё же... Ладно, пойду посмотрю, что сочинил господин Пилецкий. Кстати, вы, майор, попросите наших коллег из ГИБДД посмотреть не только за тульской дорогой. Хрен его знает, этого Паученкова, в какую сторону он подался? – И выехал ли вообще? Если решил в бега податься, то и в Москве поискать следует. В столичном муравейнике много запутанных ходов. – Подождём до вечера. До утра. Завтра решим. Радков и Шифер вышли вместе. Радков вернулся в свой кабинет, а майор пошёл организовывать незримую встречу Паученкову, если он всё-таки вернётся сегодня домой. Подполковник, стоя возле стола, просмотрел исписанные Пилецким листки. Вздохнув, положил их на стол. И, дружелюбным тоном оправдывая обращение “на ты”, сказал: – Видно, нам с тобой ещё говорить и говорить. Не всё ты, Максим, написал. Надеюсь, сам понимаешь, что придётся тебя пока задержать, что, впрочем, в твоих интересах. Попрошу тебя в приличной камере подержать. Не возражаешь? – Как будто бы моё согласие требуется...- вздёрнулся было Пилецкий, – но с явным облегчением закончил – не возражаю. Радков засмеялся и вызвал конвой. Фрагмент 26 Лекторий Фонда работал бесперебойно. Василий Иванович нашёл общий язык с обоими лекторами. Организационную работу он взял в свои руки. В разных концах Москвы он нашёл небольшие залы, скорее большие комнаты, где могли собраться 50-60 человек. В основном это были бывшие Красные уголки домоуправлений. Аренда этих помещений и небольшие заказы афиш в расплодившихся в городе минитипографиях, больших средств не требовали. В непосредственной близости от мест проведения лекций он лично развешивал афиши и объявления, и люди собирались. Немного Обычно 25-30 человек, половина из которых была из местных пенсионеров. Но всегда находилось и несколько человек молодого и среднего возраста. И Бондаревский и Полякова строили лекции так, чтобы у слушателей возникали вопросы. Это было достаточно просто, так как сопоставление в лекциях нынешней жизни и недавнего прошлого задевало людей за живое. И после лекций в аудитории всегда оставалось 5-7 заинтересованных слушателей, готовых не только спрашивать, но и спорить. Костеренко обязательно участвовал в этих разговорах и, как правило, после этого в его списках будущих членов партии РВС появлялись новые фамилии и адреса. Лекции проводились, практически, два раза в неделю, Костеренко же искал и находил новые помещения для выступлений. “Географию” лектория необходимо было расширять, так как зона притяжения каждого из импровизированных залов была невелика. Правда, на каждую лекцию по новой теме приходили и новые слушатели. Вероятно, молва об интересных лекциях и беседах расходилась. Несколько раз Костеренко замечал среди слушателей и участковых милиционеров. Но никаких вопросов у них не возникало, а оба лектора могли предъявить удостоверения Фонда и копию свидетельства о его регистрации. Лев Гурыч был удовлетворён статистикой работы лектория, но хотел знать подробности. С этой целью он пригласил к себе “на чай” обоих лекторов. Мария рада была принять гостей. В последнее время её занятость в театре заметно сократилась. Наглый напор масс-культуры давил не только на психику людей, но и на театральную классику. Главный режиссёр и худрук держались из последних сил, но вынуждены были отступать, отдавая сцену всевозможным “ревю” и “мюзиклам”, в ущерб классическому репертуару. Марию это бесило, но она понимала ситуацию, знала, что такая же картина характерна для многих театров столицы. Даже такой прославленный на всю страну коллектив, как “Театр на Таганке” усилиями широко рекламируемого Юрия Любимова в значительной степени потерял своё лицо, заимствуя далеко не лучшее из театрального опыта заокеанских властителей сценических мод. Мария очень переживала...и всё чаще сидела дома, так как сцена была занята чем-то, как она выражалась, непотребным. Когда Лев сказал ей о желании пригласить в гости лекторов, она сразу решила принять участие в общем разговоре и затронуть вопрос о деградации искусства, в частности сценического и посоветовать включить его в тематику их выступлений. – Ты зря не придаёшь должного значения этой теме, – сказала она мужу. – Сцена и музыка – это неразрывное целое. А музыка сегодня очень занимает молодёжь, в том числе подростков Через 4 года на следующих выборах, на которые ты делаешь ставку, эти пацаны и девчонки станут избирателями. Ты обязан думать об их нравственном воспитании. – Но я же не возражаю, Машенька. Понимаю значение культурного воспитания молодёжи, но у нас нет специалистов, способных говорить с этими... уж и не знаю, как назвать их. Сейчас в ходу нелепейшее словечко “тинейджеры”, его и произносить-то противно.... А “подростки”, – слишком нежно для этой орущей оравы... – Меня позови. Я попробую справиться. С Пашей Алексиным посоветуюсь. Я, всё же, актриса. Кое-что и из попсы знаю. Для тебя, например, имена Ирины Аллегровой или певицы Жасмин может быть, на задворках звуковой памяти осели, а я вот знаю их подлинные фамилии – Климчук и Семиндуева. Многие фанаты ухохочутся. Или загадочный Витас,- он просто Грачёв, а Юлиан – вообще Васин. С иностранной кличкой можно всякую муть петь и приплясывать. А примут ли малоосмысленную чепуху из уст не Криса Кельми, а Толи Калинкина? Лев Гурыч рассмеялся. – “Жасмин Семиндуева” – отлично звучит. Конечно, справишься. Но интересно ли тебе будет? Придётся статьи в газеты писать, для лекторов наших тезисы готовить....Или сама будешь выступать? Красный уголок в заурядном ДОЗе – это не сцена. Не смушает? – Лёва! Меня смутить трудно. А как ты думаешь, если на афише будет моё имя, а не....Извини, я с уважением отношусь и к Поляковой и к Бондаревскому, но моё имя пока ещё люди знают. И придут ...Кстати, ведь никто не запрещает в текст выступления включить какой-нибудь монолог из Шекспира или Горького. Лёвушка! Я уже представляю себе...Лекция-концерт!...Посоветуйся с твоими лекторами. Уверена, они поддержат. Очередные лекции Поляковой и Бондаревского состоялись в “клубном помещении” районной Ремстройконторы в пятницу вечером и в субботу в четыре пополудни. Народу собралось, как обычно, человек по 40, но слушали лекторов с заметным интересом. Женщины вздыхали, мужики тихонько поругивались. Некоторые курили “в рукав”. Лев Гурыч присутствовал на обеих лекциях. Подумал, что Костеренко правильно решил провести их подряд. Похоже, что так эффект сильнее получается. После ответов на вопросы, Василь Иванович оба раза выходил к лекторскому столу и предлагал желающим ещё “потолковать” задержаться, а Иванов отвозил на своём “пежо” лекторов домой. В пути он поблагодарил и Полякову и Бондаревского за интересные выступления и от себя и супруги пригласил их на чай в узком кругу. “Вы, Ольга Михайловна, ваш коллега, наши организаторы Гриша Смыслов и Василь Иванович. Вот и всё. С моей милой Марией вы ещё не встречались, но, возможно, слышали о ней. Она актриса. В две тысячи первом году получила международную премию “За лучшее исполнение роли Марии Стюарт” на фестивале в Вене в честь 200 – летия со дня написания этой пьесы Шиллером. В прошлом году снималась в фильме “Встреча в Венеции”. Антон Константинович рассыпался в благодарностях. Сказал, что видел Марию на сцене, правда, в другой роли, и пообещал быть в назначенное время. Полякова, напротив, долго молчала. Потом коротко и как-то хмуро сказала “спасибо, приду”. Лев Гурыч был несколько озадачен вялой, почти недружелюбной реакцией Ольги Михайловны на, казалось бы, дружественное приглашение. Когда он поделился своим недоумением с Марией, та только пожала плечами: “Странно, но придёт, – увидим”. На следующий день, перезвонившись с обоими лекторами и, согласовав время встречи на вечер ближайшей пятницы, Иванов пригласил почаёвничать и обоих организаторов. Накануне встречи – одних, а в пятницу – вместе с лекторами. Встретились в четверг в первой половине дня. И Костеренко и Смыслов теперь работали в Фонде, а квартира Льва Гурыча была официальным адресом этой организации. За короткое время работы лектория уже сложилась некоторая система, и ёё практику пора уже было обсудить. Бывшие сыщики рассказали, что оба лектора выступают по 2-3 раза в неделю. Аудитории собираются разные, обычно 30-40 человек, редко – больше. Многие приходят не один раз – лекции вызывают явный интерес и сопровождаются большим количеством вопросов. Собственно, к этому и стремились. Выслушать лекцию длительностью более 40 минут не многие в состоянии, в вопросах же – ответах, иногда спорах, проходит незаметно и полтора часа, и два. И темы поднимаются острые и злободневные. И связанные с лекцией, и, просто – по жизни. Ни лекторы, ни Костеренко от ответов не уклонялись. Консультанты Фонда, именно так именовались должности Василия Ивановича и Григория Ефимовича, понимали важность продления влияния лекторов. Поэтому тексты лекций они размножали небольшим тиражом на принтере одного из найденных активистов и лично развозили их по адресам “слушателей лектория”. Их списки составлялись сразу после лекций во время живого разговора из числа заинтересовавшихся посетителей лекций. Со многими из них состоялись совсем неформальные беседы, в которых затрагивались и вопросы будущего вступления в новую политическую партию. Смыслов спросил, когда это может случиться, но Лев Гурыч пока мог ответить только очень неопределённо – через несколько месяцев. Поэтому было очень важно не потерять связь с создаваемым активом. Не ограничиваться только лекциями. Иванов одобрил послелекционные контакты своих товарищей и спросил, возможно ли привлечь этот актив к распространению материалов среди их круга знакомых? Оба обещали подумать об этом, предупредив Льва Гурыча, что народ этот очень разный по своему уровню подготовки. Вероятно, кое-кто сможет и захочет им помочь, но не все на это способны. То ли непредусмотренная реакция Поляковой, то ли другая причина повлияла, но Мария уделила особое внимание подготовке к приёму. Лев тщательно пропылесосил всю квартиру, Мария сняла висевшую уже давненько в прихожей афишу со своим портретом. Вместо неё повесила очень симпатичную светлую акварель, подаренную ей одним художником-любителем. Искоса взглянула на мужа и, встретившись с ним взглядом, рассмеялась: “мещанское тщеславие, – железной метлой”!... Неожиданно гикнув и топнув ногой, она крикнула: “В кои-то веки интеллигентных людей принимаем!... Мать иху,... за ногу!...”. Лев, на мгновение ошалев, подхватил жену на руки – “Машка, хулиганочка ты моя”, и, покрывая её лицо поцелуями, потащил в спальню... Вечером Мария в строгом, но свободного покроя, сером костюме, с гладко зачёсанными волосами едва тронутыми всегда модной “Красной Москвой”, с улыбкой встречала гостей. Первыми на правах старых соратников пришли Костеренко и Смыслов. Поздоровавшись с хозяевами, они устроились на застеклённой лоджии за шахматной доской. “Буду тренировать тебя, – пошутил Василь Иванович. А то ты не тянешь против Бондаревского, нарушаешь историческую правду”. После памятной встречи при знакомстве однофамильцы знаменитых гроссмейстеров ещё не раз садились за доску, но, вопреки историческим прецедентам, верх неизменно оставался за лектором. Ровно в 18-30 на пороге появился Бондаревский с букетом цветов. Он галантно поцеловал руку Марии и вручил ей цветы, уважительным поклоном головы поздоровался с хозяином и прошествовал в гостиную, где его встретили оба шахматиста. Ещё через 7 минут гонг домофона возвестил о прибытии Поляковой. Ольга Михайловна возникла на пороге. – Здравствуйте. Простите меня за небольшое опоздание, но общественный транспорт корректирует наши намерения.... – Ну, что вы, – Лев бережно подхватил сброшенную Поляковой лёгкую шубку – Проходите, Ольга Михайловна, проходите, – Мария подала гостье руку и помогла сесть, чтобы сбросить уличные сапожки. Из довольно большой сумки Полякова достала туфли на каблуках, ловко одела их и.... И Мария завершила мысленный словесный портрет: пред ними предстала очень немолодая женщина аккуратно и достаточно модно одетая. Шубка норковая из “хвостов”, куплена в second hand, или, возможно, осталась от советских времён. Длинная шерстяная юбка с разрезами сбоку, серая вязаная кофточка – ангорка, белая с вышивкой на груди блузка, сделанная, скорее всего в “Маленьком Париже”. Впрочем, нужно отдать должное полякам, – в части моды они всегда “на уровне”. Все вещи не очень дорогие, но выглядят достойно. Отметила Мария и очень скромную косметику, и “преподавательскую” причёску – Проходите, дорогая, повторила она. Непринуждённо разговаривая, – кроме хозяйки дома все друг друга знали, Мария же обладала талантом немедленного обаяния, – расселись за столом. Мария поблагодарила за то, что откликнулись на приглашение и, смеясь, заметила, что, хотя гости приглашены на чай, но одна-единственная бутылочка коньяка, ни стол, ни беседу не испортит. Возражений не последовало, и Лев Гурыч водрузил посреди стола означенную бутылку “Арарата” и шесть хрустальных рюмок, ловко разместив их среди тарелок. Хачапури, сладкие и с мясом пирожки, печения, фрукты, конфеты... Для желающих остренького на столе были селёдка “домашняя” в уксусе, рыба под маринадом, баклажанная икра, рецепт приготовления которой недавно узнала Мария.... В вазах на буфетной части стенки лежали апельсины, виноград. Минут через сорок Костеренко сказал: – Лев Гурыч, ты собрал нас поговорить о лектории.... Начинай, наверное...- Все повернулись к Иванову. – Что ж, друзья. Это так. Мы с вами создали лекторий, чтобы, в меру сил, помочь нашим людям разобраться в потоках информации, которые властные СМИ вываливают на них ежедневно, ежечасно. Мы знаем, что большая часть этой информации недобросовестна – лжива, тенденциозна. И делается это для получения нужных властям результатов выборов. Мы не раз говорили об этом в своём кругу, поэтому не буду повторяться. Лекторий мы создали. Главная нагрузка в нашей важной и нужной работе лежит на вас. Вы, Ольга Михайловна, и вы, Антон Константинович подготовили очень неплохой цикл лекций, а наши товарищи Костеренко и Смыслов сумели создать организационные условия для ваших выступлений. По их данным, вас слушали уже около тысячи человек. Мало, конечно, но ваши выступления распространяются и после лекций. Некоторые ваши материалы мы сумели опубликовать в двух московских и в одиннадцати,...нет, в двенадцати газетах областных центров. Подобные лектории работают ещё в десяти городах России, скоро такой же начнёт работать в Питере и, вероятно, в Калининграде... Это хорошо, но, очевидно, есть и что-то упущенное. Что-то можно улучшить в работе лектория... – Лев Гурыч! Позволь и мне высказать мнение,- перебила затянувшееся вступление Мария. – Мы с тобой об этом уже говорили, но мне хочется услышать, что скажут профессионалы. Я говорю о вопросах культуры.... В музыке, на театральных подмостках, на экранах телевидения всё заполонила низкопробная попса. А литература! Вы, наверняка, часто смотрите книжные развалы на московских улицах? Классики – почти нет. За ней нужно идти в большие магазины, а там – цены запредельные, тиражи мизерные. Для массового читателя остаются уличные торговцы. А у них.... О чём нам говорят имена Анны Даниловой, Татьяны Ильиной, Елены Арсеньевой и ни счесть числа им подобным? По книгам Марининой телевидение один сериал за другим крутит....Донцова, вообще, “скромно” с Достоевским равняется.... Тьфу. Поездное чтиво, просмотрел, ни хрена не запомнил, и выбросил. Идеалы дамочек – наряды модных кутюрье, любовники-любовницы, парфюм из Парижа и полное пренебрежение к простому человеческому труду....И дело не спасает содержащееся порой осуждение этих мерзостей. Всё это круто замешано на натуралистических описаниях нескончаемых убийств. Лёвушка, товарищи дорогие, поверьте, это мощная артиллерия пропаганды безделия, всёдозволенности и тунеядства....Особенно для молодых девиц, – кандидаток на панель. А они тоже – избирательницы! На выборах нашу судьбу определять будут. Наша, дорогой Лёва, обязанность хотя бы попытаться открыть им глаза!...Кажется, так совсем недавно говорили.... Но, ведь это правда. – Да, Мария. Это правда. Но наш лекторий маломощен. Нам не поднять столько тем. Нужны дополнительные специалисты, умелые и заражённые темой. Лев Гурыч, ваша жена правильно подметила наши “пропуски”.Тематика важнейшая. Но это – новые деньги. Есть ли они? И всё другое в деньги упирается. Мне нравится выступать перед простыми людьми. Я готов чаще делать это. Но всё те же “но”. Василий Иванович и Григорий Ефимович, бесспорно, смогут собирать аудитории, у них это отлично получается.... Всё от аренды помещений зависит... – Антон Константинович правильно говорит. И мысли Марии я разделяю. Хотела бы, чтобы вы, Лев Гурыч, сумели реализовать их. А вот я, – Полякова надолго замолчала, как бы собираясь с силами, – а вот я вас покидаю. Больше не смогу лекции читать.... Извините меня... – Вот это неожиданность! Что случилось, Ольга Михайловна? – Не требуйте подробности. Но один человек, мнением которого я очень дорожу, побывал на моих лекциях и сказал, что я продалась коммунистам Что мои лекции идут на пользу Зюганову, который сам уже далёк от благородных идеалов коммунистической религии и стал брать большие деньги у еврейских олигархов. Даже у Березовского... – Но это же бред! Ольга Михайловна, вы же...И мы не агитируем за... – Не убеждайте меня, господин Иванов! Вы или сами себя обманываете, или....Извините, Мария. Я должна была сразу сказать об этом... – она резко встала из-за стола и убежала в прихожую. Мужчины растеряно молчали. Мария зябко передёрнула плечами и вышла за ней. Из передней донеслись глухие рыдания. Лев Гурыч налил в стакан воды, сделал шаг к двери, но остановился и поставил стакан на стол. Через некоторое время хлопнула дверь. Мария вошла в гостиную. – Она не вернётся. Дело не только в некоем авторитетном для Поляковой человеке... Ей позвонили и пообещали переломать все кости, если она не угомонится...- сказала Мария. – Кого-то мы начали беспокоить....Кого? – Гриша Смыслов поднялся во весь свой немалый рост. Видно, мне придётся старыми навыками воспользоваться. Попробую разобраться. Все были обескуражены. Что это, случайность, нервный срыв у Поляковой? Изменит ли она высказанную столь нервозно позицию или приняла решение? Вот почему она так реагировала на приглашение в гости.... Несколько дней носила в себе, не позвонила, не зашла поговорить.... – Василий Иванович! – снова заговорила Мария. – Когда должна была следующий раз выступать Полякова? Вы уже расклеили афиши? Сделайте наклейки с моим именем. Я заменю Ольгу Михайловну....Надо же когда-то начать! А за неделю я подготовлюсь....Не сомневайтесь... А на афише напишите – “Куда зовёт попсовая музыка”? – Что ж, Маша, попробуй. – Медленно проговорил Иванов. – А ты, Гриша, не пори горячку. Разберёмся. И давай ещё наши списки бывших преподавателей посмотрим. Может быть, вместе с Антоном Константиновичем. Вы, ведь, Антон Константинович, вероятно, многих своих бывших коллег знаете? – С вашего разрешения, Лев Гурыч, – подумаю. Годы всё-таки прошли. И очень непростые годы.... Да, жалко, если Ольга Михайловна не опомнится. Мы с ней неплохо сработались... Через полчаса разошлись. Настроение испортилось, у всех на душе было пасмурно, под стать погоде, низко надвинувшей на Москву тяжёлые, чреватые дождём и снегом ноябрьские тучи. Фрагмент 27 Майор Шифер не ошибся. Паученков никуда из Москвы не уезжал. Он ещё не решил окончательно, насколько велика опасность, и нужно ли уходить в подполье. Но такая возможность была предусмотрена, и Ричард взял”тайм-аут”, чтобы всё спокойно обдумать. Правда, спокойно не получалось. Тревога обуяла его, когда он узнал, что милиция ищет Пилецкого, а посланные по его просьбе на дачу “братки” вернулись ни с чем. Да ещё встретились там с ментом, который, наверняка, хорошо запомнил их. Ладно, хоть догадались чужие номера на машину навесить. “Надо бы и мне номер на машине сменить”, – подумал он, расхаживая из угла в угол комнаты в запасной квартире. Желание иметь “запасную” квартиру появилось у Ричарда давно. Ещё когда эпизодические контакты с “бригадой” Хмурого переросли в постоянную связь и Паученков начал получать неплохие деньги за даваемые им “наводки”. Работа в партии Орехова позволяла иметь очень широкие контакты с видными и небедными людьми, бывать в разных организациях, на официальных мероприятиях. Да и негласные функции в самой партии, – Пилецкий был прав, – через Ричарда проходили очень крупные и не отражаемые в официальных отчётах суммы: партия “За народное благо”, хотя и не входила в парламент, вела активную пропагандистскую работу, пользовалась определённым весом, и имела реальные лоббистские возможности. За это платили. Двухкомнатную квартиру Ричард купил в хорошем “спальном” районе Москвы. Далеко от центра, но тихо, удобно. Как говорится, вдали от нескромных глаз. Покупая квартиру, Паученков “созорничал”: он оформил покупку на имя....Орехова Владимира Степановича. Ему показалось забавным стать однофамильцем и полным тёзкой своего шефа. Фамилия – не в пример собственной – не бросается в глаза. Ореховых в Москве, – вагон и маленькая тележка, – а приобрести запасные и при этом подлинные документы во время массового обмена паспортов оказалось делом достаточно простым. Неплохо получилось: запасная квартира и к ней – запасная фамилия. Завести кучу вторичных документов при его положении в партийном руководстве тоже труда не составило. Пользовался Ричард запасной квартирой не часто. Пока острой необходимости не было. Разве что, привозил случайных девиц изредка. Но Ричард не был “гигантом секса”. И вот теперь приспичило. Ричард хотел обдумать и понять, что случилось, почему он “сгорел” на собственной конторе, где всё готовилось обстоятельно и без спешки. И понять, насколько велика опасность? Во-первых, этот идиот Максим! Проговорился о больших деньгах! – Ричард аж плюнул на пол, когда вспомнил разговор Пилецкого с майором из уголовки, который он слышал, сидя в машине Хмурого. Может быть, Хмурый поторопился, решившись убрать майора? Но с ним не поспоришь, тем более, когда он лично слышал болтовню этого недоноска! Наверное, поторопился. Разумнее было бы Пилецкого убрать. Но дело сделано, этого уже не поправишь. “Да и моя вина здесь есть, – самокритично подумал Паученков. – Почему я решил, что Максим готов придти в “бригаду”? Он продолжал ходить по комнате. Открыл бар. Достал бутылку виски. Налил в большую рюмку и заколебался. Потом решил, что за руль сегодня уже не сядет, одним глотком выпил её содержимое. “Ещё проблема. Если менять шкуру, как быть с Ларисой? Любил ли он её? Вероятно. Во всяком случае, – привык. Взять с собой? Они жили в квартире Ларисы. Продать её, купить, наконец, хорошую в престижном пригороде, благо деньги, наконец-то, есть! Лариса не поймёт. Она не знает источников его доходов. Чуть гордится, что муж – политический деятель. Как объяснить ей смену фамилии, и смену места работы? И как Хмурый к этому отнесётся? Ему, конечно, наплевать, где работает Паученков, но он дорожит источником прибыльной информации. Да, есть над чем подумать. Ричард снова подошёл к бару и уже без колебаний выпил ещё. Потом по сотовому телефону позвонил Ларисе и сказал, что сегодня не вернётся, пообещал позвонить завтра. Хотел спросить, не искал ли его кто-нибудь, но не решился затягивать разговор по мобильнику. Он где-то слышал, что такие разговоры легко перехватить, но не очень-то верил, что милиция уже включила в его поиск серьёзные силы. Но...бережёного Бог бережёт. Ну их к ляду. Выпив ещё пару рюмок, почувствовал, что его мысли начинает “заносить” и, не раздеваясь, лёг на диван и быстро заснул. Заснул быстро и проснулся быстро. За окном было совсем темно, но часы показывали только три часа после полуночи. Попытался снова заснуть, но безуспешно. Не зажигая света, прошёл на кухню и развёл в кипятке пакетик кофе. Итак, что же имеется? Уголовка уже не сомневается, что в ограблении офиса соучаствовал кто-то из его руководящих работников. Под подозрением он и Максим. Пилецкого допросили уже несколько раз и, похоже, арестовали. Во всяком случае, ни дома, ни на даче его девки, ни на работе Максим не появлялся. Тоже сбежал? Вряд ли. Люди Хмурого его не нашли, хороших денег у него нет, – это Ричард знал твёрдо, а бояться милиции – у него особых причин нет. Использование поддельного диплома в корыстных целях, это ещё доказать нужно. А вот опасаться мести за болтливость резон есть. Скорее всего, Пилецкий решил каяться и готов получить небольшое наказание. Он, хотя и недоучившийся, но юрист и мог оценить степень риска от официальных органов. Значит, милицейские пинкертоны обратят своё основное внимание именно на него, Ричарда. Так, логично. Но проверить необходимо. До принятия главного решения нужно завтра разведать обстановку. Самому ни домой, ни в контору соваться нельзя. Значит, нужно поговорить с Хмурым. У него есть человек, пригодный для таких разведок. Хмурый в помощи не откажет, ему совсем не нужно, чтобы Паученкова прижали к ногтю. Звонить Бригадиру лучше из автомата. И домой, Ларисе, тоже из автомата позвонить, ещё раз предупредить, что задерживается. Выехать на электричке километров за сто и оттуда позвонить. И на работу, позвонить. Сказать, что приболел и попал на несколько дней в местную больничку. Не поверят, – хрен с ними. Пока сойдёт, только на вопросы не отвечать. Только самому спрашивать. Если его ищут, то он поймёт. А если милиция подслушает, то пока определят, где он, хватит времени уехать в другую сторону. Определиться со степенью опасности, это – главное. И, если придётся сменить шкуру, тогда мнение сослуживцев станет неважным. А милиция пусть ищет. Паученкова. Он станет Ореховым и забудет об этой задрипанной партии и о настоящем Орехове. Пожалуй, программа на завтрашний день определена. Столь чётко сформулировав своё отношение к “партии”, Ричард неожиданно успокоился и почувствовал, что снова засыпает. В уже начавшемся сне замелькали эпизоды из его “партийной” карьеры... ...Вот он совсем молодой человек с восторгом окунается в политические страсти 91-го года.... Вот бегает и раскидывает по почтовым ящикам листовки с призывами Ельцина.... Вот стоит в каком-то пикете.... Потом – идея, создать собственную молодёжную партию в поддержку демократии, стать её Вождём. Пусть сначала маленьким-маленьким, но попасть в газеты!... Из кого формировать эту партию? Нет проблем! Пацаны из школы, где он недавно учился....Вот он даёт задание своим функционерам провести какой-то “опрос” людей на улице и требует, чтобы был “заданный” результат – “ЗА – 88%, ПРОТИВ – 6%, ДРУГОЕ МНЕНИЕ – 6%”. Тогда это казалось не смешным, он даже ответил случайно услышавшему разговор соседу, – так все делают. Это же политика!... Да, тогда это не казалось ему смешным....Не кстати опять вспомнился Максим, ставший, кажется, 22-ым или 24-ым членом его “партии”. Но партию официально зарегистрировали. И с ним разговаривали в администрации района. И выделяли деньги, правда, крохи, на “партийные нужды”.... Мысли совсем спутались. Ричард заснул. В своей партии Ричард разочаровался быстро. Игра надоела, а практическая её значимость, он это вполне сознавал, равнялась нулю. И всё-таки, лично ему она пользу принесла. Тогда новые партии росли, как грибы, надуваясь широко озвученными планами и программами. Он даже не обратил внимание на новую партию “За народное благо”, но её создатель заметил Ричарда. Орехову нужен был помощник для текущей рутины, а Паученков уже упоминался в различных перечнях. Предложение объединиться поступило от Орехова и Ричард ухватился за него. Оно позволяло освободиться от обузы, сохранив при этом лицо. Слияние партий тоже было в порядке вещей. Ричард скоро понял, что его новый патрон человек скользкий и без твёрдых моральных принципов. Точнее, принцип был: не упускать собственной выгоды. Паученкову это подходило. Собственно говоря, это был и его принцип. Орехов доверял своему заместителю и, наверное, Ричард был единственным человеком, с которым он обсуждал возможные источники поступления денег и способы их получения. Был, конечно, и финансист – личность молчаливая и таинственная – некто Перцев, который вёл реальный учёт денег и их, в меру возможности, “бумажное” оформление. Как распределялись эти деньги, Паученков не знал и не задавал лишних вопросов. Свою долю он получал регулярно и в ласкающей взгляд валюте. В задачи самого Ричарда входило устанавливать личный контакт с указанными ему Ореховым людьми и вести первоначальные переговоры: какие услуги требовались от молодой партии. После этого в игру вступал сам Лидер. Разумеется, партия вела и общественную деятельность. Издавала свою газету, устраивала шумные акции “в защиту обездоленных трудящихся и т.д. и т.п. Паученкова всё это не касалось. Этим занимались другие люди. Ричард же возглавил официальный офис партии и обеспечивал временное хранение немалых “транзитных” сумм. Статус официальной конторы создавал для этого возможности, а легальные деньги партии были надёжной дымовой завесой. Года три с не большим назад он познакомился с Хмурым. Ричард только выпил кружку пива в баре и, расплатившись с барменом, направился к выходу на улицу, как его аккуратно взял за локоть незнакомый мужик в модном костюме. “Привет, Ричард, – сказал он. – Выйди за мной, сядь в мою машину. Нужно поговорить”. – Сказал негромко, но уверенно и, не сомневаясь, что его приглашение будет принято, подошёл к стоявшему у тротуара джипу. Ричард пошёл за ним, безусловно подчинившись столь необычному приглашению. “Меня зовут Хмуров, Александр Васильевич. Для своих, – просто Хмурый. Ты теперь будешь свой” не понятно, почему сказал он и повернул ключ зажигания. Юношеское увлечение политикой давно прошло. Постоянно общаясь с людьми, занятыми в ней, он окончательно согласился с услышанным давно определением, что “политика – грязное дело”. Понял для себя, что шансов пробиться на самый верх у него нет и поставил себе другую жизненную задачу – получить, как можно больше, денег и смыться куда-нибудь подальше, где на деньги можно иметь ВСЁ. Конечно, имея МНОГО денег, можно ВСЁ иметь и здесь. Но...как-то боязно. Точнее, просто – страшно. Для реализации этой жизненной задачи знакомство с Хмурым было гораздо важнее работы с Ореховым. Важнее и страшнее. А бежать куда-то тем более придётся. Тогда Ричард и начал готовить себе запасные документы. И ждать удобный случай. Когда он узнал, что в офисе должны появиться большие, очень большие, деньги, Паученков решился сказать об этом Хмурому. Хмурый задал только два вопроса: “Сколько? И когда?” Ответить определённо Ричард не мог, но полагал, что речь пойдёт не менее чем о миллионе зелёных. Тогда Бригадир и разработал план подготовки. Разумеется, Паученков знал замысел, но не знал детали. Он же заблаговременно позаботился “одолжить” Хмурому на время нужные ключи от сейфов. Снять соседскую квартиру, он отказался – в доме его многие знали в лицо. Хмурый согласился, что это – лишний риск. Мысль зайти в офис с центрального входа отвергли сразу. Нужно было отключать сигнализацию, да и освещён проспект был достаточно. Суета у штаб-квартиры партии могла привлечь внимание. Квартиру сняли и стали ждать. Ждали почти три месяца, но всё сложилось удачно. Орехова в городе не было, деньги, как это бывало и раньше, получил Паученков. Положил в сейф в собственном кабинете, дал сигнал Хмурому и уехал в Питер, предварительно заказав в частном гараже микроавтобус. Хмурый же подсказал Ричарду оставить ключи от сейфа Пилецкому (правда, загодя заменив в связке один ключ на такой же, но со спиленным выступом). Максиму они верили, но на всякий случай наметили его подставу. Сначала всё шло строго по плану. Но всё испортил водитель микроавтобуса -у него “схватило” живот и он решил зайти в уборную. Всё это Паученков узнал, вернувшись из С.- Петербурга. И верёвочка потянулась.... Кровавое пятно на кресле привлекло внимание сыщиков.... Машина не вернулась в гараж....Выявилась ночная поездка неизвестной группы людей из Северной столицы.... Ошеломлённый событиями Пилецкий “поплыл” на допросе... Хорошо хоть, что фокус с авторучкой-микрофоном не всплыл. Никто не обратил на неё внимание, иначе его уже бы взяли. Куда она делась? Вернувшись в офис, Паученков искал “ручку”, но так и не нашёл. Может быть, кто-то её механически положил в карман? Но тогда это только отсрочка.... Стержень сработается, “ручку” развинтят... Кабы знать! И вот Ричард решает проблему, возникновения которой он ждал, но надеялся, что время ещё есть. Нет времени....Сегодня нужно или вернуться в контору и встретиться с милиционерами, или...уходить. Он снова подумал о Ларисе. Но пока нужно идти. Выполнять продуманный ночью план. Звонить, выяснять ситуацию.... Что ж, решение он примет завтра. Фрагмент 28 Полковник Кличко собрал группу, чтобы обсудить дела. Новостей практически не было: Пилецкий сидел в СИЗО, Паученков исчез: выяснилось, что он позвонил и на работу и жене, сказал, что попал в дорожную неприятность и два-три дня ему придётся провести в каком-то медпункте. Откуда звонил сказал неразборчиво и сразу отключился. Специальное оборудование к телефонам подключить не подумали. Справки о дорожных происшествиях запросили по всем маршрутам, но нигде “жигули” Паученкова в сводках происшествий не значились. Впрочем, это ещё ни о чём не говорило, – могло быть сколько угодно причин, по которым проезжий москвич мог оказаться с не особенно сложными травмами в сельской больничке. Оставалось ждать. Всероссийский розыск пока объявлять не стали, ограничились информационным запросом по райотделам Московской области. Искали и взломщиков. Все участковые милиционеры столицы получили фотографии питерского гастролёра. Но и от них информации не было. Из самого Ленинграда сообщили, что известный им рецидивист Минтаев в настоящее время находится на свободе, его местонахождение не известно. Но и претензий к нему у ленинградских сыщиков “на сей момент” нет. Питерцы прислали с десяток фотографий людей, с которыми Минтаев имел связи в последние годы, и начали проверку их на предмет недавнего выезда в Москву. Кличко и его товарищи понимали, что это мало что даст, но необходимо было использовать даже минимальные шансы. Вячеслав Сергеевич рассказал коллегам о своей встрече с Ореховым. Политический деятель к беседе с милиционером отнёсся с плохо скрываемым раздражением. – Вы, полковник, только людей допросами задёргали, а результатов нет. За что арестовали моего референта? Какие шансы найти преступников, вернуть похищенные документы и деньги? Что делается, чтобы найти заказчиков налёта? Это же, бесспорно, наши политические оппоненты. – Разговаривать в таком духе, – рассказывал Кличко, – было непродуктивно. Боюсь, я не проявил достаточного политеса и такта. Пришлось довольно прямолинейно сказать ему, что пришёл не отчитываться, а задавать вопросы. Было не приятно, но этого долбанного “партайбосса” нужно было охладить и пригрозить повесткой к нам на официальный допрос. Тогда он сбавил тон, и мы немного поговорили. Узнал полковник не много. Предположение о “больших деньгах”, которые, возможно, были в сейфе штабквартиры, Орехов решительно отверг. “Мы – серьёзная партия, – сказал он. – Все движения денежных средств строго фиксируются и вы уже имеете показания главного бухгалтера”. Он заявил о полном доверии к Максиму Пилецкому и Ричарду Паученкову. Где находится последний, Орехов не ведал. ....Вызванный на очередной допрос Максим Пилецкий на этот раз чётко подтвердил, что видел, как Паученков клал в сейф банковские упаковки и что с деньгами он дело имеет постоянно. Покаялся во вранье о наличии диплома, но снова соврал, что не имел поддельного оригинала. – Только копию, господин подполковник. Только копию мне сварганили. Ту, что в личном деле лежит. И ту – для порядка. Я к тому времени уже работал в партии и устраивал начальство. Моя квалификация удовлетворяла господина Орехова, а бумажка интересовала только кадровика. Больше я её никуда и не предъявлял. Радков понимал, что Максиму в ограблении отводилась роль возможного “козла отпущения”, что держать его под стражей, оснований нет. В то же время было ясно, что он чем-то прогневал организаторов ограбления и ему угрожает реальная опасность. Отпустить? Под нож или пулю бандита? Владислав Викторович уже не раз обсуждал этот вопрос с Кличко. Отпустить, растолковать ему опасность и посоветовать уехать подальше? Но, пока ограбление офиса и убийство водителя не раскрыты, Пилецкий – важный свидетель и должен быть под рукой. К сожалению, наши места содержания задержанных не имеют американского комфорта. Пребывание же в них свидетеля.... Кличко и Радков колебались, хотя следователь прокуратуры, которому доложили о создавшейся ситуации, взял грех на себя и на освобождении Максима не настаивал. Однако, уже высказался Орехов и в любой момент мог начаться скандал. Кличко решился на прямой разговор с Пилецким. Он вызвал его к себе в конце рабочего дня. До сих пор с Максимом общался в основном Радков. Предложив Максиму сесть, Кличко бросил на стол пачку сигарет. Закурил и пододвинул пачку Пилецкому. Подождал, пока тот тоже зажёг сигарету, и, глядя Пилецкому прямо в глаза, спросил: – Ты знал, что Паученков оставил тебе ключи от сейфа, которыми ничего нельзя открыть? Кстати, зачем он ключи оставил? Это практиковалось и раньше? – Нет, конечно, не знал. Я и не собирался открывать сейф....Зачем? А на счёт ключей меня уже спрашивали. Ричард раньше никогда их не оставлял, а в этот раз сказал, что может позвонить Орехов. Что-то посмотреть там прикажет....Какие-то документы. – Так знай. Экспертиза установила, что ключи подпорчены и сознательно.... Вот так, парень. Паученков знал о предстоящем ограблении. И тебя...подставлял. А зачем он это сделал, помысли хорошенько?.... Теперь другой вопрос...- Кличко встал из-за стола, подошёл и снова наклонился к сидящему Максиму. – Слушай меня, Пилецкий, внимательно. К ограблению вашей конторы ты непричастен. Это мы выяснили, хотя не скрою, подозрения были. И к гибели Сергея Рустамовича тоже непричастен. Я могу тебя отпустить прямо сейчас... Пилецкий нервно вскочил со стула. – Сейчас?! Но... Максим оборвал себя. О найденной им ручке-передатчике он не забывал ни на секунду, но рассказать об этом боялся. Микрофон в ручке уличал Ричарда, и свою дальнейшую судьбу Максим мог представить. “Может быть, всё же сказать этому полковнику? Нет, нет, – буду молчать! Узнают, что я микрофон нашёл и проговорился, – и в тюрьме найдут. Буду молчать”! – с тоской думал он. – Понимаю. У тебя есть основания бояться...своего начальника и его способных на всё приятелей. А мне ты нужен живой. В качестве важного свидетеля.... Впрочем, вру, не то сказал. Ты мне просто живой нужен. Хотя ты и не чист перед законом, но парень ты ещё молодой. После этой встряски можешь стать человеком....Что же делать? – Вячеслав Сергеевич снова заходил по своему крошечному кабинету. Взял трубку телефона. Коротко сказал “зайди”. И через минуту, обращаясь к вошедшему Радкову. – Владислав Викторович! Если я сейчас отпущу Максима, он долго по Москве живой ходить будет? – Сомневаюсь, товарищ полковник. Если отпустить, то Пилецкому уехать нужно. И подальше. – И я так думаю. Но он же не вернётся по нашему вызову, когда понадобится? Пилецкий снова вскочил: – Вернусь, това...вернусь, господин полковник! По первому требованию вернусь! – Из-за границы? Ты же на Украину навострился! – Вернусь. Слово даю, приеду, когда прикажете. – Что ж, товарищ Радков. Оформляйте освобождение гражданина Пилецкого и договоритесь с ним о связи. – Кличко вышел из кабинета. Между тем Паученкова искали. Искали машину на дорогах, человека в медучреждениях области.... А Ричард снова размышлял на диване в своей запасной квартире. Машина же спокойно стояла среди тысяч подобных в одном из дворов в паре кварталов от обиталища своего хозяина. Номера машины были прилично заляпаны грязью, но кому она интересна – неприметная замызганная “девятка” синего массового цвета? Кое-что выяснить удалось. Возвращаться нельзя, – милиция его ищет. С учётом неизвестно где находящейся “ручки”, это опасно. Зря он согласился и взял её у Хмурого. Но Хмурый теперь его единственная опора. Деньги у него есть, такие симпатичные радужные бумажки. Но они же кончатся, если не пополнять запас. Как? Для Хмурого он интересен только как Паученков, видный сотрудник политической партии. Нью-Орехов Бригадиру не нужен. Специальности у него практически нет. “Политработник” – раньше это слово многое значило, сейчас – вышло из употребления. Остаётся – уехать. Слово “бежать” ему очень не нравилось. Паученкова найдут. Орехова, – вряд ли. Куда уехать? За кордон? Языков он не знает. Остаются – Украина, Казахстан – там русским сейчас не уютно. Белоруссия? Всё равно, что в России остаться....Да и там нужно о заработках думать. Положить деньги в банк? Разные банки? На проценты не проживёшь....Всё равно, в России оставаться нельзя. Опять подумалось о Ларисе. Нет, это – вторичное. “Я не влюблённый юноша”. И Лариса перебьётся. Попереживает, но даже лучше, что она не в курсе его дел. Не проболтается. Допрашивать её будут дотошно. А позже он с ней свяжется. Когда прояснится немного. Обязательно. Скоро зима. На часах ещё день, а за окном уже темнеет. Погода мрачная. Ветрище разгулялся. Вот-вот дождь хлынет. И всё же день прошёл, а он так ничего и не решил. Ричард пошёл на кухню, – есть хочется. Слава Богу, – холодильник полон. И бар не пустой. Но пить сегодня больше не стоит. Иначе ночью маята будет, а завтра нужно быть в форме. Возможно, завтра яснее станет, – он договорился о встрече с Хмурым. Как обычно, на нейтральной территории – Хмурый велел приехать в ресторан “Медвежий угол”. Фрагмент 29 Генерал Беркутов потерял сон. Напрасно он тысячекратно напоминал сам себе, что эта выборная кампания их не касается. Не следить за предвыборными баталиями он не мог, – необходимо было впитывать в себя нравы этой “кухни”, войти в которую они со Львом Гурычем планировали через четыре года. Но элементарная человеческая порядочность бунтовала, переливалась через край в разговорах с младшим другом.... И не давала спать по ночам. Какие, к чёрту, баталии, если во всех газетах, с экранов телевидения всех каналов шла откровенная травля коммунистов и безудержное восхваление партии власти. Дошло до неприличия. Президент страны публично и многократно вопреки Закону о выборах выказывал поддержку “Единой России”, а её лидеры опять-таки многократно заявляли, что их партия имеет одну идеологию – поддерживать политику президента. Руководители “медведей” также в нарушение Закона спокойно занимали высшие посты в правительстве, используя своё служебное положение в целях пропаганды, а, называя вещи своими именами, в целях охмурения избирателей. Смешно и горько: считается, что министр Грызлов ушёл в отпуск, а все телеканалы, захлёбываясь от восторга, показывают его встречи с крестьянами, спортсменами, студентами и т.д. и т.п. Пётр Николаевич вспомнил строки из письма сына: “...даже многоопытная Надя (внучка) не может удержаться от смеха на передачах первого канала, где различные...нет, не министры, не футбольные тренеры, а члены путинской партии ездят по регионам, решают проблемы, побеждают сборную Уэльса...” Дают слово и “оппозиции” – лидерам правых сил. Когда же доходит очередь изредка до коммунистов, то – или бедствие населения в области, где губернатор – коммунист, или выступления “разоблачителей” Зюганова. Имели поддержку в средствах массовой информации и наскоро созданный блок “Родина”, номинально возглавляемый популярным Глазьевым, и даже жириновцы, которым место в телеэфире представлялось во много раз больше, чем коммунистам. Пётр Николаевич не вёл статистики, но её вели другие. И не приходилось сомневаться в прочитанных как-то цифрах, – это подтверждалось ежедневными собственными ощущениями, – что коммунистов упоминали в телепередачах в ТРИДЦАТЬ раз реже, чем “единороссов” и упоминали отрицательно, вываливая в их адрес горы лжи. Сами же коммунисты получали возможность высказаться крайне редко. Лишь за два дня до выборов Зюганову дали аж ДВЕ минуты для опровержения. Он успел лишь пообещать телевралям подарить им свои “собственные” гостиницы и заводы, ежели они укажут, где же конкретно они, эти гостиницы и заводы, находятся. И всё же Беркутов и Иванов соглашались, что коммунисты допустили серьёзнейшую ошибку, отказавшись от блока с Глазьевым и, как ни досадно было об этом говорить, не выдвинув на первую роль другого человека. Зюганов проиграл уже несколько раз, и его необходимо было заместить на ведущей позиции. “Он хороший человек, но это ещё не специальность”, – так говаривал давно-давно один из наставников генерала. – Лёва! – говорил Пётр Николаевич! – коммунисты сами себя обрекают на поражение. Конечно, выборная кампания ведётся бессовестно. Конечно, Центризбирком покрывает все нарушения. Как же, посметь осудить поведение президента?! Но на честную борьбу было наивно надеяться. Зюгановцы же усугубляют своё положение. – Именно так, Пётр. Ошибка на ошибке. И непонятная позиция в отношениях с Глазьевым, и Зюганов в качестве забойщика.... Я уже говорил тебе, что невольно кажется, что это не две ошибки, а одна – боязнь Геннадия Андреевича за своё персональное лидерство! Противно так думать, но...оно само так думается. С такой позицией на выборы президента идти нельзя. Если коммунисты не поймут этого, – провал неизбежен. – Может, не прав я был, когда настоял на отказе от критики коммунистов в этот предвыборный период. Ведь у нас с тобой уже четырнадцать газетных голосов есть. Может быть, мы упустили реальную возможность помочь избирателям сориентироваться не на частностях, а на главном? – Возможно. Но это не сыграло бы роли. Победа пропутинских сил была предрешена. Нам остаётся узнать, в какие всё это цифры выльется. Выборы совсем скоро. Так и хочется взять это слово “выборы” в кавычки! Встречались в эти дни Иванов и Беркутов часто. Разумеется, дела по созданию своей партии были основными, но без разговоров о выборах обойтись было просто невозможно. Заботы же по созданию партии практически сливались с укреплением и расширением лекториев. Организаторы – товарищи “соучредителей Фонда” работали в Москве, на Урале, в центральной полосе России, в Калининграде, в Верхнем Поволжье. Пётр Николаевич и Лев Гурыч понимали необходимость расширения географии своей работы и планировали после Нового года выезд на Среднюю и Нижнюю Волгу и в республики Поволжья....Потом – Сибирь, Северный Кавказ. Мария была переполнена впечатлениями от своих первых выступлений. Угощая Петра Николаевича вечерним чайком, к которому на этот раз прилагались варение из “ананасов” (сиречь – кабачков с лимоном!), она с воодушевлением рассказывала, как здорово прошли её первые две лекции. – Я не ошиблась, Пётр Николаевич! На моё имя на афишках люди обратили внимание. Строгову Марию ещё не забыли. Василий Иванович говорит, что это помещение впервые было заполнено. А это -70 человек! И тему я обозначила правильно – “Попса -это культура? Куда она зовёт?”. На лекции порядочно молодых людей оказалось. И, когда Василь Иванович объявил тему, кое-кто даже свистеть начал. Я внимания на это не обратила, пару раз упомянула имя Криса Кельми (кстати, в районе ЖЭКа, где я выступала, висит огромная афиша о его концерте). А потом стала говорить о Толике Калинкине....Спровоцировала недоумение в зале, а потом, словно спохватившись, пояснила, что это же он и есть....И засмеялись люди! А насмешка – убивает имидж. Конечно, я на это время потратила. Но эффект!! И внимание привлекла. И слушать меня стали. Молодёжь в том числе. А я Шекспира упомянула, Грибоедова – “Горе от ума”.... Короче, задумались люди. Что и требовалось. Потом Василь Иванович предложил вопросы задавать, потом человек десять ещё остались.... Пётр Николаевич! Я давно такого интереса у людей не встречала! – Я рад за тебя и за нас, Мария! И тема важная – культуры здорово не достаёт нашим людям. И что тебе, Машенька, понравилось. Значит, будем и дальше практиковать. – Я говорю, – вступил в разговор Лев Гурыч, – Маша должна свои тексты в статьи переработать, Алексин отшлифует и напечатаем в разных городах. Не может же Мария... – А почему не может? Давай, командируем её...на гастроли. Для начала в три-четыре города, потом ещё... – Ну, что ты, Пётр... – Боишься здесь один остаться? Ей гастролировать не впервой. Ты же сумеешь, Мария, согласовывать со своими руководителями поездки на несколько дней раз в месяц? Спектакли-то с твоим участием не каждый день. Вполне можно, даже разумно, совместить приятное с полезным, – поезжай и ты, Лёва. Кстати, тебе тоже давно пора с местными нашими товарищами пообщаться. И выступать перед людьми учись. Пора нам “гражданина Иванова” показать людям. Статьи с упоминанием его имени Павел Алексеевич уже не одну написал. Требуется материализация облика. И выступать перед людьми нужно учиться. А то, помнишь, некий политический деятель мог часами говорить и при этом ничего не сказать. – “Бессодержательную речь всегда легко в слова облечь”, – заметила Мария, – это слова Мефистофеля из “Фауста” Гете. Лёва не из таких... – Да, я-то не из таких....Вообще не мастак речи говорить. – Для будущего президента – это серьёзный недостаток. Ты обязан научиться.... Так что, ребята, решено: намечайте маршрут и в дорогу! Поддержка Беркутова воодушевила Марию, она решилась заговорить ещё об одной идее, уже давно пришедшей ей в голову. – Пётр Николаевич! Лёва! Ну, Лёва же! Ещё один важный вопрос. Ведь, нам нужно влиять на миросознание молодёжи? Верно? Верно! Музыка воздействует на человека часто на подсознательном уровне. Это всем известно. А как вы думаете, сколько в России музыкальных групп?... Я тоже не знаю, но многие сотни, если не тысячи! Я просматривала некоторые молодёжные журналы, молодёжные страницы серьёзных газет: каждую неделю проводится множество конкурсов, составляются всевозможные рейтинги популярности и отдельных песен, и исполнителей....Не буду говорить, что это действительно отражает общее мнение, но влияет на мнение молодых людей – это наверняка! Среди множества групп есть и такие, в репертуаре которых патриотические песни, протестные – против агрессивности Штатов, против расизма, против нашей российской действительности.... Да и просто лирические, очищающие души от скверны.... У них нет хорошей прессы, их не пускают на телевидение. Так, дорогие мои руководители! Почему бы не помочь пропагандировать эти группы? Этих исполнителей? С точки зрения роста культуры это мало что прибавит, но в сокращении всеобщего пофигизма может дать эффект. Даст эффект! Обязательно даст! – Вероятно, ты права, Машенька. Но как это сделать? Немалые деньги на рекламу понадобятся. – Мне одной с этим не справиться. Я всё-таки, драматическая актриса. Хотя музыку люблю и знаю неплохо. Для меня музыка, настоящая музыка,...я слышала где-то: музыка и тишина – родные сёстры, умиротворяют душу. А вместе с Пашей Алексиным, – справлюсь, у него на ТВ масса друзей и знакомых.... Пусть поговорит с ребятами из музыкальных редакций. – Нынешняя музыка душу не умиротворяет, а коверкает. Она, как у диких племён, на подсознание воздействует, как бубны шаманов.... – Я говорю о настоящей музыке... – Не спорьте, ребята. Умница твоя, Лёва, прекрасная половина. Мы упускаем реальную возможность влияния на молодых избирателей. Точнее, на НЕ избирателей. На толпу. Они, ведь, обычно даже не ходят на выборы. Давай, Лев Гурыч, на ближайшем заседании нашего штаба поставим этот вопрос и попросим Алексина заняться им практически. А ты подумай о деньгах. Денежные дела партии они обсуждали всегда только вдвоём, и только потом привлекали к разговору Ганжу. Алексину и другим товарищам просто сообщали о размерах возможных трат. Борис Карлович никогда не настаивал на анонимности своей помощи, но афишировать её явно не хотел. Чувствовали некоторую скованность от того, что деньги – чужие. И необходимость особой деликатности в разговорах на эту тему. Расходы партии складывались из нескольких направлений. Расходы на издание газет – об этом можно было не волноваться, – прогноз о резком увеличении тиражей и раскупаемости газет оправдался полностью. Обновлённые, оплодотворённые новыми идеями газеты, заметили читатели. И все без исключения издатели охотно сотрудничали с Фондом и даже отчисляли часть доходов его местным отделениям.. Организация самих лекториев требовала сравнительно небольших средств на кратковременную аренду помещений и печатание небольших тиражей афиш. Главные расходы – оплата лекторов, зарплата немногочисленному штату местных сотрудников РВС и, конечно, командировки. Всё это вполне покрывалось субсидией – “спонсорским взносом” – Горькова. В некоторых городах появились и свои спонсоры, вносившие средства, правда, довольно скромные, на проведение лекций патриотической тематики. Нужно сказать, что откликнулись на проведение лекций многочисленные публикации в местных газетах, и не только в контролируемых партией. Отклики разные, в том числе и злобные. Но в данном случае, вполне подтверждался общий принцип рекламы: главное – привлечь внимание Они способствовали росту их посещаемости... Поднятый Марией вопрос требовал расходы иного масштаба. Прежде, чем говорить с Горьковым, опять необходимо было подсчитать, сколько же денег нужно? Отношения с Горьковым заботили Льва Гурыча. За прошедшие полгода с их памятной встречи виделись они один раз и ещё раз говорили по телефону. Иванов ощущал некую обязанность информировать магната о расходовании его средств, но категорически не соглашался (сам с собой, конечно) быть подотчётным Борису Карловичу. К чести последнего, он не сделал ни малейшей попытки спросить “отчёт”. Горьков с интересом выслушал рассказ Иванова о делах создаваемой партии, откровенно порадовался открытию филиалов Фонда в разных городах России. Финансист предложил увеличить число лекций, а тексты уже прочитанных лекций, передать ему, пообещав издать их за свой счёт. “Вероятно, сделать это стоит в виде небольших брошюр, и распространять в качестве бесплатного приложения к вашим газетам”, – дельно посоветовал он. Поинтересовался, нужны ли денежные дотации сверх оговорённой ранее суммы? Лев Гурыч ответил, что нужда возникнет примерно в марте-апреле следующего года. И денежный вопрос в разговоре больше не возникал. Приятели ещё около часа посидели, допивая бутылочку коньяка, говорили и о делах Иванова, и об успехах Горькова, и о новых приключениях его дочери Юли. И всё же, мысли о Горькове были горьки. Да, отношения с Борисом складываются вполне нормально, но сознание зависимости Дела от позиции пусть хорошего, но постороннего человека тяготили. Лев, как-то, заговорил об этом с Беркутовым. Оказывается, Пётр Николаевич тоже думал о возможных осложнениях от такой зависимости. – Понимаешь, полковник, – сказал он, – я не вижу пока выхода из этой ситуации. Положим, газеты у нас “пошли”. Даже небольшую прибыль приносят. А вот лектории изначально не могут быть самоокупаемыми. Ни аренда помещений, ни оплата лекторов с наших забот не уйдут. Я недавно разговаривал на эту тему с Ганжой. То, что по зарегистрированному Уставу Фонд является “не коммерческой организацией”, не мешает ему зарабатывать деньги на самосодержание. Но как? Ганжа думает, и я, признаться, думаю....Но пока что твоя дружба с Горьковым – единственный реальный источник финансирования. И не расстраивайся, Лёва. У Маркса тоже друг был – Энгельс. Да и в истории создания РСДРП в России вписаны имена многих меценатов....Золотопромышленник Сибиряков, известный Савва Морозов... – Пётр Николаевич! А я, вот, думаю – сколько так называемых мелких и средних бизнесменов вышли из советского прошлого? Наверняка, среди них немалое число сохранили “советское” мышление. Да и давят на них и государство налогами, и крупные конкуренты, и “крышующие” бандиты...Несладки их доходы. А если поработать с ними там, в регионах....Могут, ведь, стать при минимальной поддержке и нашими сторонниками. Это и спонсоры, по мелочам, конечно. Но могут перерасти в предприятия партии нашей. Как думаешь? Не стыдно нам иметь собственные мастерские или магазины? – Пожалуй, нужно попробовать. Да, это всё так, но всё же, – мысли о Горькове оставались горьки. Рекламная раскрутка одной (а, может быть, и нескольких) музыкальных групп обойдётся не дёшево. Согласится ли на это Горьков? Трудно сказать. Пётр Николаевич позвонил на сотовый телефон Алексина и попросил его в ближайшие день-два выбрать время для важного разговора. А Иванов тоже по телефону связался с Ганжой и поручил ему выяснить в рекламных компаниях примерную стоимость и сроки возможного “вознесения” ныне малоизвестной музыкальной группы. Пока мужчины вели телефонные разговоры, Мария выскочила на кухню, вспомнив, что пора вынимать из духовки “хачапури”, изготовленный по рецепту Полины Ивановны Беркутовой. Накануне Мария купила “хачапури” в супермаркете. Вечером они со Львом съели это изделие, сравнили с пирогом, которым их потчевала жена генерала.... И немедленно решили сделать пирог самолично. Взялась за это ответственное дело Мария, хотя не редко они кулинарничали вдвоём. Теперь Петру Николаевичу предстояло выступить в роли дегустатора. В то время, как Мария занималась пирогом, Беркутов задумался о необходимости в ближайшее время собрать заседание штаба. Хорошо бы расширенное. Кое-кого из регионов пригласить. И он обратился к другу: – Послушай, Лев Гурыч.... На следующее утро Лев заспался. Разбудил его телефонный звонок. Трубку взяла Мария. Лев слышал, как она радостно воскликнула, поздоровалась, и уже обращаясь к нему позвала: – К телефону, Лёва! Отец звонит. Он вскочил с постели. – Здравствуй, отец! – Здравствуй, сын мой. Сможешь встретить меня сегодня в 12-40 в Шереметьево? Международном, разумеется. – Конечно, папа....Случилось что?... – Нет, Лёва, всё в порядке. Дела кое-какие в Москве появились. Вечером звонить пытался, но связь наша почему-то не работала.... – Жду с нетерпением, обязательно встречу. Ты оденься, пожалуйста. У нас второй день дождит, хотя и не холодно... ... Самолёт запаздывал. Однако вскоре по трансляции сообщили, что самолёт, следующий по маршруту Херсон – Москва совершил посадку и Лев Гурыч заспешил в зал встречи международных рейсов. Дождь в честь прибытия желанного гостя, прекратился. Лев Гурыч подхватил небольшой чемоданчик отца и повёл его на стоянку, где оставил свой “пежо”. Отец сел сзади, и Лев вырулил на дорогу. Прибавил скорость, насколько позволяла ещё не просохшая дорога.. – Ты, сын, конечно, угадал. Я приехал в Москву не просто так. Звонил мне на-днях Геннадий Афанасьевич. Сообщил о вашем знакомстве. Предельно коротко. Сказал, что...соскучился по старому другу....Вот мы и договорились встретиться. Я позвоню ему сегодня вечером... А ты мне о своих делах поведаешь. Я, ведь, только принципиальные твои замыслы знаю....Понимаю, Лёва, что по телефону такие вопросы не обсудишь. В письмах, – тем более. Да и когда ты писать много любил? – Расскажу, отец. Мне тоже очень хочется с тобой поговорить поподробнее...Когда ты утром позвонил, я специально сегодняшний день расчистил от других дел, чтобы иметь возможность пообщаться... – Давай прямо сейчас и начнём. Нам ещё долго ехать? – Минут 20-25. Но ты пока лучше расскажи, как дела у вас? Что мама делает? Как чувствует себя? Приехали как раз к обеду. Мария, хотя они жили со Львом уже несколько лет, видела свёкра считанное число раз, заметно смущалась, и, не желая ударить лицом в грязь, принесла заготовки для обеда из ресторана. Успела “доготовить” и сразу пригласила приехавших к столу. Разлила в рюмки маленькую бутылочку водки... Через час отец и сын расположились на диване, Мария ушла в кухню, а Лев Гурыч начал подробный рассказ о планах и уже имеющихся делах нарождающейся политической организации, о работе лектория, о “выходе” на просторы России. Гурий Алексеевич слушал внимательно, изредка задавая вопросы и одобрительно кивая головой. Через некоторое время он сказал: – Ваши первоочередные задачи понятны. Начинать нужно с главного, -попытаться отвести Родину нашу от опасной черты....Это правильно. Но ты – лидер. Ты обязан, хотя бы в общих чертах, представлять себе и дальнейшие направления политики своей. Ты ничего не сказал о мировоззрении.... Не спеши, не перебивай... Я понимаю, что ты воспитан Советской властью и твоё личное восприятие мира мне понятно. Но нельзя повторять ошибки советской власти. Сейчас я говорю о политическом воспитании народа, прежде всего молодёжи....Согласись, что уровень пропаганды в СССР последних десятилетий был крайне низок. – Соглашусь. А нынешние политпропы используют ляпы той пропаганды и развели сплошную брехню, которой, к сожалению, люди верят. Поэтому мы и создали свой лекторий....Острые вопросы стараемся прояснять. – Я, Лёва, не случайно этот вопрос затронул. Вот, о патриотическом воспитании, например. В годы так называемого застоя, при Брежневе, наши советские люди многие воинские подвиги совершили. В разных странах наши инструкторы были не только наставниками, но и героически сражались...Били и американцев. Но, – это великая тайна была. За рубежом об участии наших ребят в боях знали, нашему же народу – знать запретили. И хоронили ...тихонечко. И награждали безгласно. А говорить о подвигах нужно,- вот и без такта, без смысла эксплуатировали тему Великой Победы. Я, сын мой, – фронтовик. Не мне бы говорить о чрезмерности восхваления действительных подвигов моих боевых товарищей...Но сусальность никогда искренней не бывает. Тем более, приуроченная к заметным датам...У наших внуков, не сыновей, нет, – у внуков