Сначала отвести беду

он протянул Льву листок бумаги, – посмотри, я выписку сделал специально для тебя, для твоих пропагандистов. Ты упоминал о них. Лев взял листок. “Память войны – мешает радости мира... ...Год сорок пятый, кроваво- победный, – минул... Надо в глаза живому СЕГОДНЯ смотреть. Было, прошло, отболело... Зачем же помнить, Верить в войну И точить на врагов ножи. И далее: Мир на крови, на памяти мёртвых – страшен, Время – уставший прах подарить земле.... – Поэт молодой человек, почти мальчишка, – снова заговорил Гурий Алексеевич, – он сердцем воспринял плоды убогости нашей пропаганды....Но наивен. Если бы не только МЫ, но и ОНИ, и ВСЕ на Земле забыли о войнах и перестали “точить ножи”! Но ОНИ не перестают, и постоянно напоминают о своей звериной сущности! Бомбами и ракетами. На Балканах, в Ираке...Поэтому ПАМЯТЬ нужна не только нам, немногим оставшимся ветеранам, но, прежде всего, ему, мальчишке....Которому жить и, если понадобится, – суметь защитить свой дом. Сумеет ли он? Или безропотно умрёт, так как он НЕ ГОТОВ к подвигу. Его лишают не только исторической памяти о делах дедов, но и ЗНАНИЯ о героических делах отцов и старших братьев...Лёва, ваши лекторы должны уделить внимание этой теме. – Бесспорно,...хотя, если бы ты знал, как малы наши возможности...Но ты прав, у нас первоочередная задача разбудить у молодых гражданские ощущения, мы их рассматриваем как наших будущих избирателей, а об их воспитании думать решили позже. Ошиблись. Эти задачи совмещать нужно. А ты, ты тоже прими участие. Напиши статью в наши газеты. Договорились? – Да, но я ещё одну тему затрону. Или в отдельной статье? Я имею ввиду, тему об отличии Русской имперской политики, основанной на уважении к малым народам, от Западной, тоже имперской политики, но утверждающейся на презрении к малым народам, не просто неуважении их интересов, но готовности вычеркнуть их из истории человечества ради лишнего процента барыша... – Отлично, отец. Напиши. Публикацию я обеспечу. Может быть, и в интернете. Мы недавно свой сайт заимели, хотя используем его совсем непродуктивно. ...Вечером Гурий Алексеевич позвонил своему другу и сослуживцу в Группе советских войск в Германии и договорился о встрече... А в конце следующего дня отец пригласил Лёву на прогулку. Они медленно шли по заснеженным пустынным в это время года аллеям парка, носившего некогда имя великого писателя Советской страны. Отец рассказывал о встрече с Геннадием Афанасьевичем, которая оставила у него сильное впечатление. С удовлетворением отметил, что давний товарищ с глубоким уважением отнёсся к знакомству с Лёвой. Сказал, что спокойный тон и взвешенные слова полковника отозвались в его душе, тоже неспокойной, тоже ощущающей реальность катастрофических перемен. – Гурий Алексеевич, ваш сын вселил в меня надежду. Хотя я очень хорошо вижу трудность её реализации. Но, если наши сыновья, пусть тоже уже умудрённые жизнью, решились на борьбу, негоже нам, старым солдатам, остаться в стороне. – Я тоже поддержал его устремления. И рад, что направил Лёву именно к вам. Геннадий Афанасьевич сказал, что решил посоветоваться с ним, так как Гурий Алексеевич знает всю подноготную армейской жизни и только с ним возможно открыто говорить о планах Иванова-младшего. Ваш Лев, конечно, заблуждается, что военную составляющую его планов возможно решить, не нарушая ныне существующих законов Армии. Слишком много и слишком высоких людей нужно задействовать для реальности поддержки новой будущей власти, даже, если он сумеет получить доверие народа на выборах. Слишком сложны подходы к этим людям с моего положения и, практически, не возможно сделать это достаточно конфиденциально. Как бы мы это не называли, но это – вне уставных положений. Всё станет в рамки закона, если он УЖЕ получит власть, но подготовка слишком сложна. На неё требуется время, а, если потребуется действовать, то в нашем распоряжении будут даже не дни, а часы. Мы должны найти путь к умам и совести конкретных исполнителей, многих конкретных исполнителей, минуя их начальников. – Гурий Алексеевич! Мы с вами старые люди и не можем обмануть ни себя, ни доверившихся нам молодых офицеров. Значит, – нужно решаться. Я решился и хочу спросить вас. Мы долго служили вместе. Вы – мой старший товарищ и я всегда относился к вам с большим доверием. Я признал в разговоре с вашим сыном, что разделяю ответственность за случившееся в стране. Я готов положить свою голову во исправление нанесенного народу вреда. Но имею ли я моральное право тянуть за собой молодых? А, ведь, у меня лично пусковых рычагов нет. Только пистолет, – грустно добавил он, – чтобы застрелиться в случае неудачи. – Лёвушка, – я ответил ему, что в его сомнениях скрывается и ответ. Действуя СЕЙЧАС, он следует присяге, которую никто не отменил и последовать которой он в своё время, как и многие другие, не решился. Не понял ситуации, или испугался, – это не суть важно. Но мы все большие и меньшие начальники нарушили ТОГДА присягу. Сейчас мы в тылу врага и обязаны действовать как партизаны, – скрытно, но РАДИ ИНТЕРЕСОВ НАРОДА. Если мы поняли это, то колебаться – преступно. Колебаться, значит не попытаться исправить свой позор...Лёва! Ты согласен со мной? – Конечно, папа. Я так и поступил. – А если, в рамках действующей конституции, ты победишь, то и соответствующий приказ отдашь. И тогда другие будут изменниками, если не выполнят твоего приказа! Святое дело действующих сейчас военных держать порох сухим. В том числе и людей научить, что и как нужно сделать в критическую минуту. Я сказал Геннадию, что нынешнюю работу рассматриваю как обязанность командиров прорабатывать в планах все варианты возможного развития событий. Своего рода учебную задачу....Воспитательную же работу в армии тоже никто не отменял. Лёва, он согласился со мной. Я не стал расспрашивать, что конкретно он делает. Но генерал-полковник умный и надёжный человек....Хотя задача у него сложнейшая и мы должны допускать возможность неудачи. – Я понял всё, отец. Спасибо тебе. А на следующее утро отец улетел в свой Херсон. Фрагмент 30 Собрались во вторник, 16 декабря. После метельных выборных дней погода, наконец, установилась и встречу соратников приветствовало яркое солнце. Первый ошеломляющий эффект прошедших чуть больше недели назад выборов в Государственную Думу переварили и теперь были готовы к более-менее спокойному разговору. Как и договаривались, собрались в расширенном составе. Помимо членов оргштаба пригласили организаторов лектория Костеренко и Смыслова, лекторов Бондаревского и заменившего Полякову бывшего доцента университета Настенко. Разумеется, присутствовала Мария с заметным успехом выступившая в лектории уже четыре раза. Приехали с Урала Коломиец и из западного анклава профессор Капранов. Оглядев собравшихся, с трудом разместившихся в гостиной Ивановых, Беркутов на этот раз утвердительно сказал: – Пора завести официальный офис Фонда. У вас в квартире, Лев Гурыч, в следующий раз можем не поместиться. – И, обращаясь к Ганже, попросил: – Данила Григорьевич, давайте мы с вами займёмся подбором подходящего помещения. Потом, поправив галстук и приняв официальный вид, сказал: – Мы с вами, товарищи, в таком составе встретились впервые. Поэтому есть необходимость представить присутствующих и очень коротко сказать о наших задачах. Потом приступим к обмену мнениями. Все подобрались и сосредоточили внимание. – Итак, я, Беркутов Пётр Николаевич и Иванов Лев Гурыч, пенсионеры Министерства внутренних дел, являемся учредителями Фонда по изучению истории и политики нашего государства в ХХ веке. Фонд официально зарегистрирован в органах юстиции. Павел Алексеевич Алексин – известный журналист, взял на себя обязанности Главного редактора тех печатных изданий, которые мы издаём в Москве и других городах. Данила Григорьевич Ганжа – наш юрист и руководитель финансовой службы. Остальные товарищи ведут практическую работу по организации лектория и его проведению. Это – Костеренко Василий Иванович, Смыслов Григорий Ефимович – за ними организационная часть в Москве и Подмосковье, а товарищи Бондаревский, Настенко, Строгова готовят лекции и выступают с ними. Приехавшие из других городов товарищи Коломиец и Капранов ведут всю организационную работу в своих регионах. Включая издание наших вкладышей в местных газетах. Замечу, что на сегодня таких газет выходит 16. И, судя по заметному увеличению тиражей, они привлекли внимание читателей. Пётр Николаевич перевёл дух и внимательно посмотрел на “лекторскую группу”. – Продолжаю. Наш Фонд создан по инициативе Льва Гурыча Иванова. Именно он выразил присущее многим из нас чувство острой тревоги за дальнейшую судьбу нашей Родины. Во всех аспектах. Повторяю, – во всех, но, прежде всего, – за возможность свободного и самостоятельного существования нашей страны уже через несколько лет, когда истощатся запасы нашей прежней военной мощи. Нам представляется пагубной политика руководителей страны. Мы не верим в её изменение. Только что прошедшие выборы показали, что у нас в стране нет организованных политических сил, способных предложить альтернативу. Народ страны в массе своей одурманен теле- и другой пропагандой, не отдаёт себе отчёт в том, какая судьба ему уготована. – Пётр Николаевич опять ненадолго замолчал. Выпил стакан воды. И продолжил: – Мы решили строго конституционным путём добиться смены президента. В реалиях нашей конституции – это единственная фигура, способная при чётком понимании положения изменить политический курс страны и восстановить её способность к самозащите. Отсюда наши задачи: 1. Предельно широко разъяснять людям реальности, противостоять массовой лжи официальных СМИ. 2. Создать политическую партию, чтобы на следующих выборах войти в Думу и получить право выдвинуть своего кандидата в президенты. Как вы понимаете, другие способы выдвижения кандидата – есть фикция. Наши лектории должны стать организационным прообразом партийных ячеек и, в своё время, стать ими. 3. В самое близкое время начать пропагандировать человека, достойного быть будущим президентом. По моему убеждению, таким человеком является Лев Гурыч Иванов. Присутствующим показалось, что генерал собирается ещё что-то сказать, но Пётр Николаевич устало сел, проговорив лишь после заметной паузы – “Лев Гурыч, продолжай”. Иванов несколько растерялся. Он, конечно, был готов к выступлению. Собственно, так и договаривались с Петром. Но закончилось “вводное” выступление как-то неожиданно. Наконец, он собрался с мыслями. – Друзья мои! Я знаком с каждым из вас, кроме Матвея Егоровича. А о вас, дорогой друг, слышал много хорошего и от Петра Николаевича, и от Данилы Григорьевича. Да и по телефону мы общались....Для остальных скажу, что товарищ Коломиец не только в своём городе отлично развернул работу, но и по всему Уралу помогает организации нашего дела. Фактически возглавил его во всём регионе. Представлю и второго приезжего: профессор Капранов Аркадий Александрович – из Калининграда. Я имел возможность познакомиться с ним и его товарищами прямо там. Включились они в нашу работу попозже, но сотрудничество с одной из газет уже наладили. Лекции по предложенной нами тематике читает и сам Капранов, и другие. Или, пока, только один другой? Нашли и подходящего человека на роль руководителя местного отделения Фонда....Все остальные москвичи, Пётр Николаевич назвал всех. Почему мы решили собраться сегодня в таком составе? Причины две: только что прошли выборы в Думу. Они, к сожалению, подтвердили наши худшие ожидания. Хотелось бы услышать мнения и оценки опытных людей. Вы же в недалёком прошлом преподаватели общественных наук, должны неплохо разбираться в происходящих процессах....Давайте, с этого и начнём....Впрочем, порядок разговора – свободный....Вторая же тема, которую желательно обсудить, как лучше перейти от “списков лекторских групп” к ячейкам партийной структуры. Когда это уместнее сделать – до президентских выборов или после них? Достаточно ли наших сегодняшних 16 газетных голосов или нужно срочно, до объявления о создании партии, увеличивать их количество? Тактический вопрос: победа Путина на этих выборах предрешена. Так на каких направлениях сосредоточить критику в наших газетах? Соответственно, к каким периодам и событиям в истории нашей страны обратиться для наглядного сравнения в очередных лекциях и публикациях? Следует ли сейчас делать акцент на экономические проблемы или на первых порах сосредоточиться на патриотизме? Я не исключаю и другие темы сегодняшнего обсуждения, если вы их поднимете....Мы на пороге принятия важных решений и ваш совет нам очень нужен. Последние слова Льва Гурыча покрыл грохот. Это Гриша Смыслов решил помочь хозяйке квартиры накрыть стол для чаепития, но споткнулся в дверях гостиной и растянулся во весь свой немалый рост. К счастью, на подносе, который он уронил, были в основном небьющиеся предметы, и урон хозяйству Ивановых оказался незначительным. Как и самому Смыслову, – он уже поднимался, потирая ушибленное плечо. Увидев, что беда не велика, все уже с шутками поспешили ему на помощь – собирать ложки, ножи, салфетки и прочую мелочь. Оправившийся Смыслов внёс самовар, а огромный пирог – сама Мария. Она же быстро расставила на столе чашки от сервиза. Когда спокойствие было восстановлено, снова поднялся генерал: – Наш хозяин и милая Мария просят вас заняться самообслуживанием. Наливайте себе чай, кто захочет – кофе....Вон, Лев Гурыч уже пирог нарезал....Подтверждаю: пироги Мария Владимировна печёт отменные,...и продолжим. Полагаю, пить чай и слушать выступающих вполне возможно. И, усмехнувшись, добавил: – А у говорящих чаёк как раз немного остынет, – в самоваре кипяток крутой. Итак, кто начнёт? – Наверное, я, Пётр Николаевич. – Поднялся Бондаревский. Задачи Фонда, в том числе долговременные, я разделяю. Мы уже говорили об этом и с Василием Ивановичем и с руководителями Фонда. Согласен, что так называемую “раскрутку” имени нашего кандидата пора начинать. О прошедших событиях: коммунисты абсолютно проиграли выборы. В их прекрасные лозунги избиратели не поверили. Во многом в этом виноват сам Зюганов. Он не популярен в народе, тем более, гнусная пропаганда работала во всю мощь! Зюганов не должен идти на президентские выборы и, вообще, коммунисты не должны выставлять своего кандидата. Так и сам Зиновьев считает. А к следующим выборам... – Извините меня, возможно я допускаю бестактность, – Капранов с извиняющимся выражением посмотрел на Беркутова, – извините, профессор, я перебил вас. Но я бы в последнем пункте не был бы столь категоричен. Тем более, не опирался бы на авторитет Зиновьева. Авторитет этот раздут нашей же патриотической пропагандой. Да, поражение коммунистов на выборах подтвердило наши выводы, что в стране сейчас нет организованной силы для изменения пагубной политики. И, значит, справедливо решение Льва Гурыча самому выходить на арену борьбы. Если не мы, – то, кто это может сделать? Зюганов грубо ошибся, отказавшись от объединения сил с Глазьевым. Эта связка ещё могла бы надеяться на серьёзное противостояние нынешнему президенту. Они всё равно проиграли бы, но их союз мог бы нарастить силы к следующим выборам. Коммунисты – зюгановцы – утратили свой исторический шанс. Теперь надежда только на вас, Лев Гурыч. Но без партии вы ничего не сделаете. Значит, – срочно создавать партию. Но не местного калибра. По крайней мере, в 30-35 регионах нужно создать организации, тогда и заявить о создании партии, тогда к следующим выборам мы сможем реально набрать требуемое ихним законом представительство в российском масштабе. – Согласен с коллегой с Дальнего Запада, – вступил в разговор уралец Коломиец. Согласен полностью в выводах. Предполагаю, что невразумительная тактика коммунистов в предвыборный период – это результат острейшей борьбы в руководстве КРРФ. Зюганова оттирают от лидерства и, вероятно, преуспеют в этом. Однако, это уже позади. Или нет? Что же касается выступления товарища из Калининграда, то и мне, признаться, не понятна ваша оценка Александра Александровича Зиновьева. Мы используем его мысли в наших газетах. Может быть, поясните кратко, Георгий...извините, Аркадий Александрович? – Действительно, профессор, это было бы всем интересно. – Что ж, коротко поясню. Я уважаю господина Зиновьева как человека, совершившего высокий гражданский поступок. Почти 20 лет он провёл в благополучной Германии, куда в 70-ых был выслан за антисоветскую деятельность. Изнутри поняв сущность капитализма, он вернулся в Россию, и дал убедительный сравнительный анализ советского строя и западного устройства жизни. За это – спасибо ему. Но политический прогнозист он – аховый. В 90-м году, когда уже всё многим ясно было, он прогнозировал расцвет горбачёвской перестройки (кстати, с его лёгкой руки многие называют её “катастройкой”!), предсказал, что через 5 лет СССР встанет на ноги....Увы. Не буду наращивать примеры, их достаточно, но его прогнозам – категорически не верю. А призыв к коммунистам отказаться от выборов, – глупость. Да, и эти выборы коммунисты проиграют. Но у них есть люди достойные, которые не уронят престиж своей партии. Например, Кондратенко....Или Светлана Савицкая.... Да и контакт с Глазьевым, может быть, восстановить можно? Не на уровне Зюганова, конечно. – Спасибо. – Иванов, занявший председательское место, спросил: – Кто ещё хочет высказаться? – Можно мне? – Лидия Ивановна Настенко, скромно одетая, маленькая, худенькая, но пышущая энергией женщина, поднялась из-за стола. – Прежде всего, спасибо вам, Мария Владимировна! Я раньше как-то не задумывалась, что известная актриса способна такие пироги печь! Очень вкусно. И выступления ваши, товарищи говорят, весьма энергичны и нравятся публике. Даже молодёжи! Но, извините меня, я недавно с вами и только сейчас поняла, на какое великое дело вы поднялись! О прошедших выборах говорить не буду, – здесь всё ясно было заранее. Так и получилось. Не думаю, что идеалы коммунизма можно уничтожить, для этого нужно весь народ истребить, но нынешние руководители компартии политически ушли с арены. Их заменить к следующим выборам должна ваша партия, Лев Гурыч, Пётр Николаевич. Вы правы: на этом этапе следует сделать основной упор на спасении России от внешних угроз. Умные люди сами поймут наши экономические взгляды, мы же их не скрываем. Но упор – пока на восстановление мощи страны! Я не участвовала в ваших прежних разговорах, но прочитала замечательные статьи товарища Алексина. Они убедительно показывают реальность ваших опасений! Страшную реальность внешней угрозы при полной пассивности и даже содействии, соучастии наших властей. Ждать нельзя! Нужно форсировать создание партии, а для этого нужны новые филиалы нашего лектория в разных городах. Лично я готова выезжать с лекциями. Но нужны опорные пункты в других городах. Я не готова советовать, как это сделать, но, пожалуйста, товарищи руководители! Подумайте. Это срочно. Прав выступавший товарищ из Калининграда: если не провозгласить создание партии сразу в большом количестве регионов, то неизвестно, какие гадости придумает наше изобретательное правительство. – Она села на место и тут же вскочила снова: – А Лев Гурыч уже должен открыться народу. Говорили ещё долго. Алексин очень интересно рассказал о своей недельной поездке по стране. Выразил удовлетворение творческим настроем и боевым задором местных товарищей, с которыми сотрудничал. Но есть уже и трения с хозяевами газет. Хотя наше участие повысило и тиражи и их доходы, кое-где затревожились политическим курсом новых партнёров. Обращаясь к обоим учредителям Фонда, он просил подумать о возможности полного овладения газетами. Пока в двух городах. А там, кто знает, какая будет реакция на предполагаемое политическое заявление? “Лев Гурыч, – сказал он, – тебе следует обсудить этот вопрос со спонсорами, денежные расчёты я дам”. Очень внимательно выслушали Василия Ивановича Костеренко – об отношении слушателей лекториев к идее вступления в партию. “Люди ждут, – сказал он. Пока охотно читают наши печатные материалы, но ожидание расхолаживает. С этой точки зрения тянуть с созданием партии очень плохо. Может быть, рискнуть и не стремиться сразу дать мощный залп? “Подумайте товарищи, взвесьте диалектические противоречия такого решения”. Выступила и Мария. Она отметила важность привлечения молодых избирателей. Точнее превращения молодёжной толпы в избирателей. “Идти в их тусовки, – нам не под силу. Поэтому нужно искать подходящих людей среди них”. Алексин заметил, что он оценил важность проблемы, занимается ею, но пока не готов рассказать о результатах. Лев Гурыч принёс вновь наполненный самовар, а незаметно отлучавшийся Смыслов – свежие баранки и рассыпчатое печенье. Мария принесла две банки варенья. Пётр Николаевич постучал ножиком по самовару и приказал всем снова заняться чайком. Когда угомонились, Иванов попросил внимания: – Мы посоветовались на коротке с Петром Николаевичем. Неотложные денежные вопросы в ближайшее время обсудим с нашими финансово состоятельными друзьями. Постараемся нарастить нашу газетную систему. Тем более, не допустить потерь. В середине января я намерен побывать в вашем, Матвей Егорович, регионе. Точнее о времени – созвонимся. Генерал Беркутов в это же время побывает в Нижнем Поволжье. Форсировать образование партийных групп не будем, но, смотрите сами, Василь Иванович, Григорий Ефимович, сдерживать вас мы тоже не будем. Если товарищи требуют, начните с ячеек! Позже – объединимся.... Кажется, всё? Он поблагодарил участников встречи, и около 16 часов люди начали расходиться. У Капранова в Москве была постоянная “база” – в столице он бывал нередко. Коломиец собирался ночевать у Петра Николаевича. Но в этот вечер они ещё долго сидели у Ивановых. Зимой темнеет рано, а середина декабря – вообще самое тёмное время года. Притушив люстру, Иванов зажёг торшер с красивым “колпаком” богемского стекла, две настольные лампы и пригласил оставшихся гостей перебраться на диван и в кресла вокруг журнального столика. Генерал дал команду перейти на “домашнюю манеру поведения”, позвонил домой, предупредив Полину Ивановну, что придёт поздно и не один, с гостем. Лев Гурыч достал из бара бутылку французского коньяка с русской фамилией “Нахимов” и потекла неспешная беседа. Капранов и Коломиец рассказывали об обстановке в своих регионах, о настроениях людей. Москвичи расспрашивали, стараясь прочувствовать всё и вся, и вновь убеждались в насущной необходимости ехать в “народ”. – Понимаете, друзья мои, – говорил Коломиец, – сейчас как-то непонятно изменился социальный состав людей. Даже в нашем промышленном городе, где всё же работает немало заводов, я остерегаюсь говорить о наличии рабочего класса. Рабочие есть, а класс, – класса не ощущается. Интересы разные у всех.... А торгующих стало в десятки раз больше. И своим торгуют, и, так сказать, наёмные продавцы – от хозяина. Огромное число всяких работающих “по договорам”, расчёты наличные, преимущественно, как они говорят, в “зелени”, и не понять сразу, – рабочий люд или шабашники? Рабочие – это да, бесспорно. Они своим трудом создают материальные ценности. Но, также определённо, – у них нет классового сознания, каждый за себя. Большое число людей совсем непонятного статуса – он и “коммерсант”, и, вольный охотник без определённого и гарантированного заработка....Постоянный риск, постоянный стресс. Без трудовой книжки, без больничного листа, без перспективы на пенсию. Самого разного уровня образованности....Многие – с высшим образованием. Многие из них – сознание сохранили советское, миропонимание – тоже. Всю мерзость существующего строя шкурой прочувствовали. А о какой-то активной позиции речи нет и быть не может – ежедневная, ежечасная борьба за существование. Это уж совсем не класс....Но количественно их много, они – наши потенциальные избиратели. Как мы должны с ними работать?...Извините, разговорился я.... – Что вы, Матвей Егорович! То что вы рассказываете и важно, и интересно. Это же целые пласты человеческого сознания и к каждому свой подход найти нужно... – Скорее, свой “поднос”!! Большинство из них нужно сначала как-то заинтересовать....Поднести им. На подносе. А им не интересно. И на выборы они просто не пойдут. Ох, как прав Паша Алексин – многим, буквально, на уровне “комиксов” первые мысли нужно в головы вталкивать. И Мария абсолютно точно указала на канал воздействия, – через музыку молодёжную. Ты, Лев Гурыч, ещё раз поговори с Алексиным на эту тему....Правда, время у нас пока есть, – ближайшие выборы – не наши. – Хороший коньячок, – сделав глоток сказал Капранов. Хотя и не пойму, чем французские коньяки лучше наших? – и, после некоторого молчания, обратился к Коломийцу: – Матвей Егорович! Вы упомянули об одном молодом человеке из наших краёв. Может, расскажете подробнее? – Охотно, если товарищи не против. Познакомился с ним Коломиец месяца три назад, когда стал случайным слушателем темпераментного разговора Ярослава Славина в пригородном автобусе с двумя пожилыми жительницами районного городка. Женщины, громко разговаривая, выразили признательность президенту за новую прибавку к пенсии. Сидевший рядом молодой человек лет сорока с небольшим (“для нас уже все сорокалетние воспринимаются молодыми”, – вздохнул Коломиец), – решительно вмешался в разговор. Из его объяснений кое-что новое открыл для себя и сам Матвей Егорович. Как-то раньше он не задумывался, что новая пенсионная система практически освобождает государство от обязанности платить пенсии. Создаёт безразмерные возможности для ныне получающих большие деньги людей, оставляя ничтожные, так называемые “социальные гарантии” огромному большинству. Отдаёт их на милость частным компаниям, иезуитски заявляя о некой “свободе выбора” самого пенсионера. Как будто, живущие в глубинке, да хоть и в большом городе, Марь Ивановна или Степан Тимофеевич в состоянии сделать выбор “на финансовом рынке”. Матвей познакомился с молодым человеком, но обстоятельно поговорить с ним сумел лишь через месяц, встретившись с ним возле магазина “Коллекционер” Тогда и узнал Коломиец, что приехал Ярослав на Урал уже больше 10 лет назад, когда в его родном Калининграде не стало работы для уже набравшего разносторонний опыт инженера-кораблестроителя. Впрочем, прибыл он к нам не в поисках работы. В Калининграде он развёлся с женой, у которой появились другие интересы, и приехал на Урал искать семейное счастье. Увы, не повезло. Уже сын-уралец в школу пошёл, когда новая жена из просто верующей женщины превратилась в фанатичную богомолку. Ярослав пытался сгладить семейный конфликт, но не преуспел. Жена была категорична, втягивала в своё “увлечение” собственную дочь и их общего сына. Ярослав ушёл. Восьмилетний сын сам пришёл к отцу: отказался жить и даже общаться с матерью. И вот сейчас у Славина совершенно необычная семья – трое детей. Все живут со своим папой и только двухлетний Иван с собственной мамой. Славин забрал к себе из Калининграда и дочь, которая не выдержала жизни со своей спившейся с новым супругом мамой. “Однако, ваш друг, Матвей Егорович, любвеобилен”, – заметил генерал, но Коломиец энергично запротестовал: “Нет, нет, Пётр Николаевич! Здесь, конечно, не скажешь, “однолюб”. Но – МОНОлюб. Вот, слово выдумал. Ярослав очень порядочный парень, не склонен к виляниям”! Славин, я уже сказал об этом, хороший инженер. Но работы, позволяющей содержать семью, для инженера нет (Замечу, кстати, он и оставленной жене и её дочери помогает деньгами, квартиру ей оплачивает!). И вот, он уже больше 10 лет формально безработный, занимается “коммерцией”. Он с детства увлёкся коллекционированием монет, стал одним из авторитетнейших в России специалистом по российским и советским монетам, написал и издал толстенный каталог на эту тему, – и мотается по городам и весям России, устанавливает связи через интернет – зарабатывает деньги своими знаниями и посредничеством между коллекционерами. Кстати, на своём опыте познал прелести пересечения многочисленных границ, разорвавших нашу родину. Так кто он? Интеллигент, – это ясно. Торговец? Коммивояжер? Это примитивно. К какому классу его причислить? Вероятно, классовое деление общества сегодня устарело. По мировоззрению, – он наш. Прошёл “краткий курс” ельцинизма, быстро понял, что есть что. Но участвовать в наших делах, – у него просто нет времени. Обязан думать о семье. До пенсии ему далеко, да и он не настолько наивен, чтобы надеяться на неё. – Возможно, это не характерный пример, – снова заговорил Коломиец. – Но мне хотелось привлечь внимание к проблемам нашей пропаганды. Как бы мы не увлеклись некими “средними” оценками состояния общества. А оно у нас сейчас, – как в огромном сосуде – всё перемешалось. Бурлит. Сверху – пена, накипь, всякое дерьмо плавает....И всё больше людей, потеряв силы бороться, опускаются на дно, превращаются в маргиналов. Просто гибнут. – Коллега очень прав, – заметил Аркадий Александрович Капранов. – В стране, принято считать – 145 миллионов человек. Около 50 тысяч нуворишей – долларовых миллионеров, с членами их семейств и ближайшей обслугой – это 250-300, пусть 400 тысяч человек. Небольшая доля процента. Плюс – почти миллион человек личной охраны. Не думающих, ничего не производящих, но хорошо получающих... человеческих особей. Кто остальные 98% людей? Сколько из них просто богатых людей? Пусть не миллионеров. Мы плохо знаем состояние народа. На этом – на малой конкретности, на общих оценках – потерпели неудачу коммунисты. Не пришедшие на выборы 45% избирателей не проголосовали против власти “ногами”, как объясняют коммунисты. Отнюдь. Своим безразличием они фактически поддержали режим, разрешили ему делать что угодно. Мы не должны повторять чужие ошибки. Если мы сумеем только заинтересовать хотя бы половину оставшихся, мы добьёмся успеха. Время ещё есть. Пётр Николаевич! Лев Гурыч! Работу наших газет мы должны очень усилить и умножить....Да, дойти до молодёжи...- он засмеялся. – Ну и ну! Это я агитирую вас!? Нам на местах нужно хорошо изучить обстановку. Кстати, наша область – трудный участок. У нас много богатых людей. И границы кругом влияют. Опрос у нас говорит, что 2/3 калининградцев, родившихся на нашей земле, никогда не были в Матушке-России. Но вполне освоили поездки в Польшу, Германию, Швецию.... Это огорчает? Это просто опасно. Часы пробили 12, когда неожиданно раздался телефонный звонок. – Такси вызывали? – знакомый голос Славы Кличко прозвучал в трубке.- Лимузин подан, господин генерал. Класса “мерседес” вас устроит? – Слава! Ах, шалопай мой дорогой! Ты всегда вовремя. Спасибо, друг. Выходим, – и все трое гостей начали прощаться с хозяевами. Фрагмент 31 Майор Шифер утром, как обычно, просматривал сводку происшествий по городу за истекшие сутки. В массе информации его глаз зацепился за знакомую фамилию – Орехов. Совпадали и инициалы: В.С. Майор потянулся к телефонному справочнику, открыл его на букве “О” и, дойдя до длинного списка абонентов по фамилии Орехов, покачал головой. Вздохнул, положил справочник на место и позвонил в офис партии “За народное благо”. Нежный голос секретарши сообщил, что Владимир Степанович проводит совещание и освободится не ранее, чем через час. Майор поблагодарил, ещё раз без особого интереса прочитал информацию, что в одном из спальных районов города в своей машине умер гражданин Орехов. Следов насилия на теле гражданина не обнаружено, зато в крови бедолаги оказался процент алкоголя существенно превосходящий дозу совместимости с жизнью. Ещё раз вздохнув, майор возобновил чтение сводки происшествий. Декабрь, наконец, наступил и сразу показал свой свирепый нрав. Всю ночь ветер завывал, силился распахнуть форточку и она на ослабевшем шурупе защёлки стучала, готовая вырваться из своего запора. Наступление утра Паученков скорее угадал, чем рассмотрел. Самый тёмный период года. Он зажёг свет. Половина восьмого, можно было бы ещё поспать, но беспокойство снедало Ричарда. Сегодня встреча с Хмурым и, хотя до неё ещё несколько часов, спать он больше не мог. Хмурый позвонил на мобильник поздно вечером. Подтвердил, что готов встретиться с ним и велел быть осторожным – “тебя ищут”, сказал он. Паученков встал, приготовил и нехотя выпил кофе, машинально пожевал купленную вчера ватрушку. Долго слонялся по квартире, то и дело посматривая на часы. Снова попытался спать. Безуспешно. Время ползло медленно, сжирая нервы. “Медвежий угол” – на другом конце Москвы. Ехать в такую погоду на своём жигуле не хотелось и Паученков решил добираться общественным транспортом, сначала 20 минут на автобусе, потом полчаса на метро, а там уже пешком – рукой подать. Но час на дорогу нужен, а, так как Хмурый не любит, чтобы приглашённые им люди опаздывали, выехать нужно за полтора часа. Впрочем, оно и хорошо – ожидать было слишком трудно. ...Хмурый сидел за своим обычном столиком в самом углу малого зала. Чуть поодаль – двое ребят из эскорта, Ричард не раз видел их рядом с бригадиром. Подошёл, поздоровался. Хмурый кивнул на свободный стул и знаком подозвал халдея. Помолчали. Потом Бригадир спросил: – Ну, что делать будем, господин политик? В своей конторе ты сгорел, доступ к интересующей бригаду информации потерял. Стрелять и работать ножом не умеешь....Без кресла ты мне нужен, как зайцу триппер....Что скажешь? Паученков молчал. – Не спорю, много ценного ты нам порассказал. Но и платили тебе зеленью прилично. Или нет? – Спасибо, Александр Васильевич, – необычно, по имени-отчеству, – ответил Ричард.- Хорошо платили. Но что же мне теперь делать? – А это ты думай. Про знакомство со мной забудь намертво, – и засмеялся, – а то, если вспомнишь где, позабочусь, чтобы буквально намертво забыл. Усвоил? – Конечно, ты, Бригадир, не волнуйся. Я понимаю тебя очень хорошо.... Но что же... – Понимаешь и молодец. Я бы на твоём месте слинял, куда подальше. Деньги у тебя есть, да и в честь твоих заслуг я премиальные приготовил, – Хмурый ногой пододвинул к нему небольшой полиэтиленовый пакет, стоявший возле его стула. Ты, кстати, где сейчас обитаешь? Сердце у Паученкова сжалось. Он очень чётко представил, что когда ушёл из дома стал временно недоступен Хмурому. “Неужели это ловушка”? с тоской подумал он и краем глаза заметил, как насторожились охранники Хмурого. – В Медведково, квартирку снял на месяц, – соврал он. “Теперь Хмурый опаснее милиции”. – Ну, и ладно, – дружелюбно сказал Хмурый. – Выпьем по маленькой, и расстанемся на несколько лет. А там, Бог даст, снова сотрудничать будем. Осушив одним глотком полстакана коньяка, Хмурый слегка подтолкнул Ричарда: – Ну, иди-иди. – И, отвернувшись от Паученкова, громко позвал официанта. Выйдя из ресторана, Ричард побрёл к метро. Возвращаться в своё логово нельзя, нужно хорошо запутать следы. Слежки за собой Паученков не заметил, но не обольщался на этот счёт. В Бригаде Хмурого были профессионалы, а он соответствующих навыков не имел. Потому и решил подольше помотаться по метро. Может быть, выехать в пригород на электричке....Но вернуться домой только надёжно оторвавшись от невидимых преследователей. Не учёл Ричард одного: его слова про Медведково никого не обманули. “Ребятишки” Хмурого примерно знали, где искать его машину. И уже к вечеру нашли её. Машина – ещё одна из забот Паученкова. Неприметная, но почти новая “девятка” стоила не мало, куплена была в период обновления документов на имя Орехова и пока ездил на ней Ричард по доверенности, которую выдал сам себе. Вернувшись домой, Паученков был вполне уверен, что за ним никто не следил. До самого вечера он приводил в порядок свои дела: вызвал по телефону риэлтера из давно примеченной фирмы, сходил с ним к нотариусу и оформил доверенность и поручение на продажу квартиры. Сходил в три банка и положил всю валюту на имя Владимира Степановича Орехова, имеющего паспорт с такими-то номером и датой выдачи. Побывал на стоянке машины и тщательно прогрел двигатель. Потом долго, натирая мозоли, резал ножницами и спускал в унитаз документы Ричарда Паученкова. Целый час сочинял письмо Ларисе, но ничего не написал, а черновики отправил вслед порезанным документам. В 20 часов гражданина Паученкова не стало, а ещё через час господин Орехов Владимир Степанович вышел из дома с довольно большой дорожной сумкой и, попутно заглянув в супермаркет, отправился к месту стоянки своей машины. В этот же день Паученкова объявили во всероссийский розыск. В этот же день пришёл факс из Санкт-Петербурга. В нём сообщалось, что проведенный анализ контактов подозреваемого в участии в дерзком московском ограблении Соулиса, выявил ещё 6 человек с сомнительной репутацией. По электронной почте перегнали их фотографии. На еженедельном “сборе” в Главке, на который в этот раз пошёл сам Кличко, фотографии показали на большом экране. Полковник коротко проинформировал, что эти люди могут иметь отношение к недавнему ограблению партийного офиса и убийствам, в том числе майора Андулина. Ещё раз опросили патрульных ГАИ, которые в ту злополучную ночь досматривали микроавтобус на подъезде к столице. Начальник Главка приказал раздать полученные фотографии участковым милиционерам. Результат от этих мер появился, когда уже перестали ждать. Между тем, рутинная розыскная работа велась своим чередом. Ещё раз сделали тщательный обыск в кабинете Паученкова и в его квартире. Отдали на экспертизу все найденные в его рабочем столе бумаги. Дважды майор Шифер навещал гражданскую жену Ричарда и подолгу беседовал с ней. Женщина почти всё время плакала, но никакой информации получить у неё не удалось. В дела мужа она особенно не вникала, о месте пребывания не могла даже догадываться и только всхлипывала – “нет уже его, сердцем чувствую, – нет”. Успокоить её Шиферу было нечем. Единственный звонок Ларисе о том, что муж, якобы, попал в небольшую аварию где-то в области, тщательнейшим образом проверили: не попадал и даже не обращался ни в одно медицинское учреждение. Как известно, участившиеся теракты в Москве заставили ужесточить меры контроля за иногородними. В Москве то и дело вспыхивали скандалы, связанные с повышенной активностью милицейских проверок документов. За отсутствие своевременной регистрации факта приезда составлялись сотни протоколов, накладывались штрафы. К сожалению, немало работников милиции усмотрели в этих мерах возможность лёгкого пополнения собственных кошельков. Во всяком случае, проверки документов и связанные с этим мелкие конфликты с возмущёнными гражданами стали обыденным явлением. Поэтому бурный протест одного из проверяемых не вызвал подозрения у сержанта милиции Безуглого. Но, когда остановленный гражданин неожиданно бросился бежать в проходной двор, Безуглый, не задумываясь, устремился за ним. В завязавшейся борьбе милиционер оказался сильнее, а факт сопротивления представителю правопорядка послужил достаточным основанием, чтобы надеть на задержанного наручники и доставить его в райотдел. Здесь и обратили внимание на то, что приехавший из Питера гражданин Куликов не только нарушил установленные сроки регистрации, но и очень похож на фотографию, недавно помещённую на стенде “Их разыскивает милиция”. Фамилия, правда, не совпадала, но разве это имеет значение? Дежурный распорядился взять у задержанного отпечатки пальцев и отправил их на экспертизу. А уже через час Кулика доставили в Главк к подполковнику Радкову, в кабинете которого теперь собиралась группа полковника Кличко. Присутствие Кулика (или как бы он не назывался -?) в ночь ограбления на месте преступления сомнений не вызывало. Среди многих до сего времени не идентифицированных отпечатков пальцев появились первые опознанные. Радкову оставалось лишь удивляться, почему их не оказалось в общероссийском каталоге, ведь, криминальный опыт Куликова не вызывал сомнения. Правда, в полученных из Питера материалах он назывался Кулешовым, но “пальчики”-то данного гражданина должны бы присутствовать. Однако, бывает. Теперь наметилось ещё одно направление поиска. Раз реальная связь питерских преступников с московскими “коллегами” в этом деле стала фактом, следовало просмотреть имевшуюся информацию о контактах уголовных авторитетов двух столиц. Кличко пошёл к генералу Ларцеву и доложил о новых фактах. В результате начальник Главка поручил провести соответствующую проверку Управлению уголовного розыска Санкт-Петербурга. Вячеслав Сергеевич понимал, что сделать это надо было раньше, даже написал соответствующее предложение в план розыскных мероприятий....Но не настоял. Дело это очень трудоёмкое, предположение о междугороднем взаимодействии преступников базировалось лишь на не очень уверенном опознании одного из них сержантом ГАИ.... Теперь же ситуация изменилась и у генерал-майора Ларцева сомнения в необходимости проверки отпали. Расследуемые дела в милиции принято помещать в “папки” с номером и датой открытия. И каждое такое “Дело”, словно ручеёк течёт, не касаясь других, не смешиваясь с ними. Разные люди занимаются, из разных источников информация поступает. Разным начальникам результаты докладываются.... Вот и дела с розыском Ричарда Паученкова и судьбой машины господина Орехова до поры до времени не пересекались друг с другом. Одно из них возбудил майор Главка МВД Роман Олегович Шифер, объявив руководителя партийной штабквартиры во Всеросийский розыск. Другое открыли в райотделе милиции N133, куда обратилась Лариса Зернова с просьбой найти исчезнувшего мужа. Это, второе дело, началось с громкого скандала. Когда Лариса пришла в райотдел, равнодушная усталая женщина с погонами старшего лейтенанта милиции отказалась принять заявление, заявив, что подобные дела возбуждают лишь по заявлениям родственников. “Вы же, гражданка, в родственных отношениях с исчезнувшим Паученковым не состоите. Гражданский брак – это не официальные отношения”, – сказала она. Лариса расплакалась. Она плохо поняла, да просто не слышала, разъяснения инспекторши, что нужно пойти в ЖЭК, взять выписки из домовых реестров, написать заявление, заверить его подписями трёх соседей, потом снова.... Не дослушав, Лариса хлопнула дверью и, проклиная родную милицию, пошла на работу к мужу. Здесь она неожиданно встретилась с Владимиром Степановичем Ореховым, с которым, конечно, была знакома, и, горько рыдая, рассказала ему о своём визите в райотдел милиции. Орехов рассвирепел. Статус лидера общероссийской партии позволял ему обратиться непосредственно к Министру. Хотя было это не просто и необходимо пройти ряд не слишком приятных процедур. Но он пошёл на это. Уже через час он разговаривал с одним из помощников Министра, а ещё через полчаса его соединили с главой МВД. – Ваши люди, господин министр, работают абсолютно нерезультативно, – резко говорил Орехов в трубку, не забыв нажать клавишу магнитофона. – По делу, за которым вы заявили личный контроль, по политическому делу об ограблении партийного офиса, – результатов никаких! Почему-то арестовали моего личного референта. Потом выпустили и он, неизвестно куда исчез. Третируют обысками других работников. В результате, опять-таки, исчез человек. Неизвестно где находится один из моих заместителей! А когда его истерзанная неизвестностью жена обратилась в милицию с просьбой найти мужа, она натолкнулась на открытое хамство. Трудно сказать, каким образом кассета с записью разговора попала к журналистам, но смаковать в печати его стали уже на следующий день. Понятно, что заявление у Ларисы приняли. Не понятно, почему в райотделе не знали об объяленном розыске Паученкова. Знали, наверное, но информация не дошла до конкретного работника. Что же касается третьего “дела”, ещё одного “ручейка”, то это и не “дело” было, а служебная рутина, – нужно было определить судьбу машины, в которой умер гражданин Орехов. Тело скончавшегося гражданина никто не востребовал. Криминала в его смерти не просматривалось. По адресу регистрации машины он жил один, родственников не значилось, о месте работы сведений также не было. Никто не ищет? И не надо. Почему-то не дождавшись установленного законом срока, его кремировали, а машину, – очень приличную “девятку” отправили в милицейский отстойник. Где на неё и “положил глаз” капитан ГИБДД Архипов. Капитану не впервой было решать такую задачу, но уж больно понравилась ему синяя почти новая машина. Вообще “девятка” ему нравилась. Устремлённая вперёд с чуть приподнятым задом, машина чем-то напоминала стрелу, и капитан уже несколько дней размышлял, как удобнее оформить документы, чтобы приобрести её за формальную цену? Первым делом он проверил идентификационный номер машины, не входит ли он в перечень угнанных и других машин с криминальным прошлым. Нет. Компьютер успокоил его – господин Орехов приобрёл её вполне законно, правда, не в магазине, а путём оформления в нотариальной конторе так называемой генеральной доверенности от гражданина Паученкова. Что ж, дело вполне обычное, многие машины при вторичной продаже проходили в то время такую “хитрую” процедуру, что позволяло экономить на налогах. Дальнейшая продажа или переоформление машины становилось заботой нового пользователя. Просмотрев документы на машину, Архипов задумался. Фамилия прежнего владельца показалась ему смутно знакомой. Не хотелось возиться, но ещё более не хотелось стать владельцем машины с “пятнами” в биографии. Кто-кто, а капитан знал, с какими неприятностями может столкнуться новый хозяин такой машины. И, ещё раз заглянув в бумаги, Архипов позвонил знакомому в райотдел, где числилась на учёте машина Паученкова до её передачи Орехову. Через полчаса выяснилось, что к коллегам поступил запрос из Главка, в связи с розыском гражданина Паученкова о судьбе его машины, но ответить они пока не успели – дел много, в райотдел никаких заявлений о пропаже машины не поступало и, сам знаешь, начальству легко задавать вопросы. А ты тут,...впрочем, ответ в Главк дадут прямо сегодня. Услышав информацию, Архипов схватился за голову: он вспомнил, откуда ему известна фамилия бывшего владельца “девятки”, – ориентировку о розыске гражданина он, конечно, слышал, но как-то не обратил на неё внимания. “Бог миловал”, – подумал капитан, представив себе, с чем он чуть было не связался. Хрен с ней, с этой машиной. Он снова позвонил любезному коллеге, сообщил, что машина с соответствующим идентификационным номером стоит в их “отстойнике” и предоставил ему полную возможность разбираться с Главком, чья же это машина – Орехова или Паученкова – стоит у них. И вообще, – пусть не у него будет голова болеть, размышляя, кто есть кто. Как бы то ни было, информация из этого “ручейка” оказалась в папке майора Шифера. Это было совсем не понятно. Орехов Владимир Степанович – шеф исчезнувшего Паученкова – жив и здоров. Его полный тёзка и однофамилец недавно скончался в результате несчастного случая. В собственной автомашине, проверочные данные которой почему-то совпадают с данными машины Паученкова. Выясняется, что это одна и та же машина. Но почему в ней ездил Орехов? Доверенность от Паученкова Орехову? Или это другой Орехов? Но какое вызывающее совпадение с “ФИО” партийного босса!? Трудно понять! Свидетели же подтверждают, что Ричард до последнего дня ездил на своей машине....М-да, головоломка. Собрался майор позвонить руководителю партии, но не решился. И о чём спрашивать? Не ездил ли он на машине Ричарда? Или не продал ли ему Паученков свою тачку? Чушь. И Шифер позвонил...полковнику Кличко. – Вячеслав Сергеевич? Приветствую. Тут у меня какая-то тарабарщина получается. Можно зайти? Через пару минут он уже вошёл в кабинет полковника. Напарника к себе Вячеслав пока не получил и сидел в гордом одиночестве. Шифер присел за стол, за которым ещё недавно работал знаменитый Иванов, и, раскрыв перед Вячеславом папку, начал посвящать его в возникшую неразбериху. Кличко задумался. Нет, вопросы партийному шефу задать он бы не постеснялся. Тем более, уже приходилось осаживать эту высокую персону. Того явно заносит, но его позавчерашний звонок Министру уже не был тайной. Генерал-майор Ларцев вызывал Кличко и довёл до него гнев начальства. Впрочем, сам Ларцев ситуацию, кажется, понимал и разговаривал с полковником почти спокойно, хотя и потребовал ускорить розыск. Поговорить с господином Ореховым, – он поговорит. Но вопросы нужно хорошо продумать, а Кличко к этому ещё не готов. Хотя и чувствует нутром, что у исчезнувшего Паученкова и у Орехова были какие-то не только служебно-партийные отношения. Лев Гурыч как-то сказал, что он, Вячеслав, обладает верхним чутьём охотничьей собаки и преступные связи “засекает влёт”. Жаль, процессуальный кодекс такие методы доказательства не принимает. Кличко пару раз прошёлся по кабинету: – Послушай, Роман. У тебя есть фотография Орехова, того, что в машине помер? – А на кой хрен она мне нужна?...Подожди, подожди, – ты думаешь....- Он схватился за телефонную трубку. Через полчаса сомнений не было: разыскиваемый Паученков и новый Орехов – одно лицо. Но почему? Какое к этому имеет отношение настоящий Орехов? И имеет ли? С неизбежностью вставал и новый вопрос: а действительно ли хозяин машины умер в результате собственной неосторожности? Эх, снебрежничали, поторопились дать разрешение на кремирование. Головотяпы. Теперь – и полную уверенность умные люди превратят в предположение. В одну из версий. И Ларисе пока сообщать нельзя. Ладно, информация-то нерадостная. Если Ричард сменил документы, – значит, пустился “в бега”. От кого? От нас или от криминальных дружков? Теперь есть, о чём спросить господина Орехова-настоящего. Только ответит ли? До разговора с Ореховым нужно было проверить и ещё одну новость, которую принесли эксперты. Во время повторного обыска служебного кабинета Ричарда, отдали на экспертизу его настольный календарь. Вернее, то, что от него осталось: руководитель штабквартиры имел привычку вырывать листки календаря и использовать их для записок-поручений подчинённым. Ничего интересного при осмотре разодранного календаря не нашли, но, аккуратности для попросили экспертов проверить оттиски на сохранившихся страницах, идущих вслед за вырванными. Майор Шифер просмотрел фотокопии восстановленных записей и среди них наткнулся на номер телефона, который не значился в телефонном блокноте Паученкова. Не знали этот номер и в приёмной офиса. Проверка абонента показалась странноватой, – очень похоже было на так называемые “контактные телефоны”, на которых зарабатывали свою малую копейку старушки-пенсионерки. Тем не менее, номер этот в фотокопиях повторялся не один раз. И при том в недели, предшествовавшие ограблению штабквартиры. Выяснением реального телефонного собеседника Паученкова занимался сейчас старший лейтенант Лукинов. Но пока результата не было. Короче, – в “Деле N…” постепенно накапливались бумаги. После работы Кличко решил заглянуть к Иванову. Последний месяц Вячеслав жил один, – жена уехала навестить сына в Новосибирск, куда он со своей семьёй перебрался уже лет 15 назад. И те, правда, не столь уж частые свободные вечера, когда он один оставался дома, полковник дико скучал. Смотреть телевизор он уже давно не хотел, ограничивая себя передачами новостей, – быть “в курсе” требовала работа. Читал. Хотя частенько после служебных “кроссвордов” читать было трудно, – полковника донимали головные боли. Как и старший друг, начал с интересом копаться в исторических материалах, пытался понять, что же случилось с любимой страной. Книги, журналы, часто газеты, в том числе издаваемые РВС в разных городах страны, он брал у Льва Гурыча. С ним же обсуждал возникающие мысли. Вячеслав позвонил Льву Гурычу из машины и с удовольствием отметил, что друг рад ему. – Приезжай, Славка дорогой! Здесь и Пётр, – сидим на кухне, пьём....Ну, чай пьём. И закусываем, конечно, пельменями! Поторопись! Я ещё одну пачку засыплю. Посидим втроём, Мария сегодня в отъезде – трёхдневные гастроли в Питере....Ждём Через несколько минут Кличко затормозил у знакомого дома. Они сидели в кухне, как в добрые не столь уж давние времена. Съев пельмени, сдобренные бутылочкой “зубровки”, пили крепкий чай, хрустели сушками и, открыв форточку, пускали в неё дым сигар, принесенных генералом. Все трое курили мало, но какая же беседа старых друзей без “внешних аксессуаров”... Вячеслав с интересом слушал рассказ Иванова о поглотивших его новых проблемах. Потом спросил: – Вот станешь ты, Лёва, президентом. Станешь. В этом я не сомневаюсь. А бывшие, то есть нынешние правители, закричат “караул”. Повод найдут, а на порядочность их рассчитывать трудно. Закричат караул и позовут на помощь янки или НАТО, – эти уже совсем закрепляются на всех наших границах. Что делать будешь? Лев Гурыч долго молчал. Потом проговорил тихо, но как-то увесисто прозвучало: – Это на сегодня главная проблема, Вячеслав Сергеевич! Не отвечу полно, ибо сам не знаю. Об этом хорошие специалисты думают. Но упрощённо, так сказать, в схеме, может быть так. – Он снова помолчал, мысленно формулируя ответ. – Одновременно с их воплями о помощи в эфире прозвучит грозное предупреждение. И после первых же откликов готовых “помочь”, – второе предупреждение – в центрах их столиц упадут ракеты без зарядов. Вместо зарядов стальные болванки.... К таким предупреждениям они отнесутся с почтением. Как все бандиты, они трусливы. – И такие предупреждения реальны? – Надеюсь, Слава. Без такой надежды нечего в бой идти. Через некоторое время разговор перешёл на проблемы милицейские. Кличко рассказал товарищам о последних новостях и своих сомнениях. – Ты правильно рассуждаешь, Слава, – Пётр Николаевич отодвинул в сторону трудно сказать, какой по счёту стакан с крепким чаем, – криминал в этой партии, извините, в руководстве её, при контакте ощущается. Вы помните, как они меня исподтишка сфотографировали на лекции? И ограбление это очень подозрительно, – не обошлось, по всему, без их участия. – Мы сначала на Пилецкого подумали, но он ещё не погряз в трясине. Так, грешки бурного периода становления у нас новой “государственности”. Я докладывал тебе, господин генерал, мы его отпустили, практически, под честное слово? Хотя парень, явно, о чём-то умалчивал, но было видно, КАК он боялся своих дружков! – Говорил. Отвыкай “докладывать” мне. Говорил. А вот с Паученковым вы попали в точку. – Конечно, – заметил Лев Гурыч, – трюк с превращением вашего Ричарда в “Орехова”, или оригинален, или глуп. Скорее последнее. Но вызывать его, Орехова-политика, к вам нужно. Именно вызывать. – Но он, сукин сын, не придёт. Особенно после разговора с министром.... – А ты попроси Ларцева. Доложи ему подробно и попроси его вызвать политика. Кличко задумался. – Попрошу. Не знаю, что получится. Ты бы, Пётр Николаевич, вызвал его? – Я бы вызвал. Возможно, заартачится, но нервничать будет. И что-то проявится. Если мы с вами не ошибаемся и есть чему проявиться. – Возможен, ведь, и такой вариант: к делу, которым ты, Вячеслав, занимаешься, к ограблению партийного офиса Орехов отношения и не имеет. Это может быть личной инициативой Паученкова....Почему и сбежать он решил. Выйти из игры. Да ещё с такими экзотическими документами.... А у Орехова свои грехи. И мы не знаем, в какой степени Паученков был посвящён в его дела. Тогда что? О чём с ним Ларцев беседовать будет?...Не готовы вы ещё к нажиму на Орехова. – Что же делать, Лёва? За Ореховым “наружку” не поставишь. – Да, это не наш уровень. Пока ждать. Накапливать факты. С телефоном тем разобраться обязательно. Плохо, ошибок наделали много. Время упустили.....А ты не думал, полковник, выделить дело об убийстве Андулина в отдельное производство? – Нет. Не думал. И не соглашусь! Сергея убили из-за этой паршивой конторы. И я сам разберусь! – Не хотел обидеть тебя, Слава. В этом ты прав. Это твоё дело. ....На этот раз “производственное совещание” на квартире Льва Гурыча Иванова закончилось без принятия решений. Как говорится, – обменялись мнениями Фрагмент 32 Лукинов не обольщался лёгкостью, с которой он “выудил” из компьютера адрес и фамилию владелицы искомого телефонного номера. Он не сомневался, что при визите он встретится с хорошо знакомыми по многочисленным милицейским сериалам “божьим одуванчиком”. И ошибся лишь частично. Старушка-пенсионерка с хрестоматийным именем Мария Ивановна оказалась высокой полной и жизнерадостной женщиной. Внимательно проверив удостоверение Павла, она охотно подтвердила, что выполняет обязанности контактёра, – помогает людям связаться друг с другом по телефону. – Пенсии при дикой экономии хватает всего лишь на полмесяца. Вот и подрабатываю. – И, уверенно взглянув в глаза старшего лейтенанта, добавила – Закон не нарушаю. Что не запрещено, – то разрешено. – Вы, Мария Ивановна моё удостоверение внимательно читали. Я не из налоговой полиции. Меня другие люди интересуют, нехорошие люди, и к вам одна просьба – назовите имена и дайте связь с вашими нанимателями. Кому вы оказываете услуги? – Охотно бы, молодой человек. Только вряд ли сумею. Не знаю ни адресов, ни фамилий. Они сами мне звонят, и я передаю, что велено. Чаще всего – просьбу перезвонить тогда-то и по такому-то номеру. – А как же вы узнаёте, если имён не знаете, кому адресован звонок? – Почему имён не знаю? Знаю имена. А вот по фамилиям они мне не представлялись. А имена, – они у меня в тетрадке записаны. Девять имён. Показать тетрадку? – Давайте посмотрим. – Лукинов открыл толстую тетрадь. – Да, аккуратно работаете. У каждого клиента своя страница. Все записи в отдельных графах, – когда звонили, что просили передать....Отметка об исполнении.... Почему же только имена, Мария Ивановна? Вы же понимаете, что среди ваших клиентов могут быть и не совсем честные люди? Как же без фамилий? Как вам оплату вручают? – А вот так. Догадываться я могу о чём угодно. Деньги они в срок платят, прямо в конверте в почтовый ящик кладут. Фамилии клиентов мне не нужны, а наши денежные отношения – это коммерческая тайна. Охраняется законом. – Это вы зря, Мария Ивановна. Я вас могу на официальный допрос вызвать. Повесткой. Вам придётся ответить на вопросы. – Не пугайте меня, господин милиционер. Всё что знаю, расскажу. А чего не знаю, выдумывать не буду....Ладно, молодой человек, ругаться нам ни к чему. Давай чайку выпьем. С варением. – Не дожидаясь ответа, хозяйка встала из-за стола и пошла на кухню. А Лукинов начал внимательно изучать её тетрадь. Информация в тетради, конечно, была. Не указаны фамилии контактёров Марии Ивановны, но указаны телефоны тех, с кем им надлежало связаться. Пролистав все исписанные страницы, Павел быстро нашёл интересующего его абонента. На его странице были записаны телефоны Паученкова. И домашний, и служебный. Отметил частоту звонков в неделю, предшествующую ограблению штабквартиры и сразу после этого события. Отметил несколько междугородних звонков, о чём аккуратная Мария Ивановна сделала специальные отметки. Сначала Лукинов хотел изъять тетрадь, но передумал. Не слишком готовая к сотрудничеству хозяйка, наверняка потребует ордер на изъятие и обязательно сообщит своим контактёрам о возникшей опасности. Поэтому Павел ограничился некоторыми пометками в собственном блокноте, стараясь не выдать своего интереса к записям конкретно на странице с именем “Кузьма Петрович”. Хотя, конечно, понимал, что и это имя вымышленное. Поблагодарив Марию Ивановну за чай, он предупредил её о необходимости сохранить в тайне состоявшийся разговор, попрощался. Лукинов доложил о не очень удавшемся разговоре с Марией Ивановной утром, когда Кличко собрал группу в кабинете подполковника Радкова. Обсуждение дальнейших действий заняло полчаса. Необходимо было срочно поставить телефон Марии Ивановны на прослушку, для чего следовало получить санкцию прокурора.. Срочность диктовалась тем, что никто не сомневался, что Мария Ивановна хранить тайну своей встречи с Лукиновым не будет и её “клиенты”, по крайней мере криминальные, прервут связь с ней. После этого решили всё-таки изъять её тетрадь и вызвать Марию Ивановну на допрос в официальном порядке. Всё это Радков взял на себя Можно попытаться получить какую-то информацию из междугородних звонков. Это направление Вячеслав Сергеевич поручил проработать майору Шиферу. А Лукинов должен был прозвонить все остальные телефоны, которые он выписал со странички “Кузьма Петрович”, чтобы попытаться выяснить связи этого заинтересовавшего всех персонажа. Работа трудоёмкая и малообещающая. Но пренебрегать нельзя ничем. Дело об ограблении офиса явно буксовало, а без этого не видно было даже путей к поиску убийцы их товарища. Майор Шифер приехал в Управление телефонными сетями города – теперь оно именовалось ООО “Связьтелекомсервис” и, изучив висевший в холле первого этажа указатель расположения кабинетов, поднялся на третий этаж и вошёл в комнату с табличкой “технический отдел”. В большой комнате стояло около десятка столов, но лишь два были заняты. Майор поздоровался и, не получив ответа, обратился к ближайшей к нему девице, привлекавшей внимание необычным зелёным цветом волос. Он представился и сказал, что ему нужна справка о межгородских разговорах с некоего телефона. Явно утомлённая жизнью красавица непонимающе взглянула на него и удивлённо спросила: – Ну, а я здесь причём? – Подскажите, к кому обратиться? – Сказано вам: не наш вопрос, мы таких справок не даём. Роман Олегович огляделся по сторонам. Дама, сидящая за вторым занятым столом, встала и молча вышла за дверь. Зеленокудрая девица уже уткнулась в какую-то бумагу, всем видом показывая, что непонятливый посетитель ей не интересен. Шифер вышел в коридор. Подёргал ручку двери, на которой значилось “Начальник отдела”, но дверь была заперта. Так же, как и соседняя. Озадаченный майор посмотрел на часы, не явился ли он во внеурочное время. С минуту постоял, ожидая, не появится ли кто-нибудь из аборигенов. Потом решительно спустился на второй этаж и толкнул высокую двухстворчатую дверь, возле которой на стеклянной табличке было написано “Приёмная”. Поздоровался. Секретарь подняла голову: – Вы к кому? Пал Палыч сейчас занят, не отвечая на приветствие, сказала она. Однако, Роман Олегович решил воспринять принятый в этом учреждении метод общения. Он подошёл к двери, возле которой восседала хранительница покоя Пал Палыча, и открыл сначала одну, а потом и вторую дверь кабинета. – Майор милиции Шифер из Главка, – громко назвал он себя, прошёл по ковровой дорожке и сел на стул у приставного столика директора ООО. – Вам же сказали,...но, прервав самого себя, Пал Палыч произнёс – Слушаю вас. – В интересах расследования уголовного дела нам нужна информация о междугородних переговорах вот по этому телефону. – Шифер положил на стол начальника листок бумаги с номером телефона Марии Ивановны. – И, подумав, добавил – за последние два месяца срочно. Позже, возможно, мы попросим дать более обширную информацию. – Мы такими сведениями не обладаем. Нет такого учёта. Вот, если бы вы спросили о звонках с этого номера, такая информация у нас есть. А кто и откуда звонил на этот номер, не знаем. – А вы постарайтесь. Поручите покопаться в компьютерах вашим специалистам. – Но это целое исследование. На него время нужно. И мы – коммерческая организация, кто платить будет? – Павел Павлович, – тщательно выговаривая имя начальника сказал майор, – в ваших проблемах разберитесь сами. Помочь вам могу только в одном: проверьте звонки вот за эти дни, – он положил на стол ещё один листочек. Эту справочку сделайте сегодня. Остальное – 2-3 дня потерпим. Директор ООО поднялся и вышел из кабинета. Через несколько минут в дверь заглянула испуганная секретарша: – Господин майор! Пал Палыч просит вас подняться в комнату N313. Он вас там ждёт. Роман Олегович поднялся в комнату всю заставленную неведомой ему аппаратурой. – Господин майор, не сочтите за труд объяснить нашему инженеру Константину, что именно вам нужно. И мы постараемся к 17 часам подготовить нужные сведения. В 17 часов пусть ваш сотрудник подойдёт в приёмную с официальным запросом и мы... – Официальный запрос вы получите телефонограммой через час. А доставить информацию потрудитесь сами. В приёмную начальника Главка генерал-майора Ларцева. Сегодня можно факсом. А полную информацию, подписанную лично вами, через три дня. Спецпочтой или курьером. Можете идти,...Пал Палыч. А мы немного поработаем с Костей. В 16-40 Анна Захаровна позвонила Шиферу и сообщила, что только что получен ожидаемый факс. Олег Романович пошёл в приёмную. Все междугородние звонки для “Кузьмы Петровича” в период перед ограблением офиса партии “За народное благо” были сделаны из Санкт-Петербурга с одного и того же номера телефона. И Кличко приказал Шиферу собираться в Питер. Марии Ивановне Кныш казалось, что разговор с недалёким милиционером она провела отлично. Показала ему своё знание законов и достоинство. И даже великодушие, угостив его чаем с собственным вареньем и дав полистать тетрадь с записями. Во всяком случае думалось, что её общение с милицией на этом закончится. Поэтому она не сдержала досады, когда девчонка из ЖЭКа принесла ей и вручила “под роспись” повестку, – явиться в розыскной отдел милицейского главка. В кабинет N299 завтра к 10 часам утра. Однако решила проявить добросовестность и пришла по указанному адресу за полчаса до назначенного времени. Сейчас в неуютном официальном коридоре ей пришло в голову, что вести себя следовало скромнее и без нужды не врать. Ну, что бы изменилось, если бы она сказала, что встречалась иногда с клиентами....Ведь, фамилий и адресов она, действительно, не знала – они сами иногда заходили к ней. – Гражданка Кныш? – спросил её одетый в штатское крепыш чуть выше среднего роста. Пройдите в кабинет. Открыв дверь комнаты с табличкой “N299. В.С.Кличко”, он вежливо пропустил её вперёд и жестом предложил сесть. – Я – полковник Кличко Вячеслав Сергеевич. Инспектор по особо важным делам. Разрешите посмотреть ваш паспорт. Мария Ивановна тяжело вздохнула. “По особо важным”. Тут разговаривать потруднее будет, чем с лопоухим лейтенантом. Полковнику, на взгляд, за пятьдесят. Она протянула свой недавно обмененный паспорт. – Разговор наш будет с протоколом и магнитофонной записью, о чём обязан вас предупредить. Вызваны вы в качестве свидетеля по серьёзному делу, связанному с несколькими убийствами. Очень рекомендую ничего не скрывать, – это в ваших интересах. – Да я не знаю ничего, господин Вячеслав Степанович. – Сергеевич, – поправил полковник. – Извините Христа ради, Вячеслав Сергеевич. Но, если речь о тех телефонах, о которых спрашивал ваш молодой симпатичный сотрудник.... – Давайте не забегать вперёд. Я предупредил вас о протоколе, прошу расписаться и о предупеждении об ответственности в случае дачи ложных показаний. – Что вы, что вы господин полковник. Я понимаю, где нахожусь. – Надеюсь, – улыбнулся Кличко. – Давайте приступим.... Без малого двухчасовый разговор с гражданкой Кныш принёс кое-что новое. Пенсионерка признала, что со своими клиентами встречалась. Что три молодые женщины и делового вида мужчины у неё подозрений не вызывали (“потому и согрешила, не сказала вашему человеку, не хотела их втягивать в разговоры с милицией, боялась потерять приработок”). Она рассказала о внешнем виде своих телефонных заказчиков и ушла из кабинета Кличко вместе с приглашённым специалистом – делать фотороботы “Кузьмы Петровича” и ещё двух заинтересовавших Кличко граждан. На вопрос Вячеслава Сергеевича, запрашивать ли санкцию прокурора на изъятие интересной тетради или она добровольно разрешит снять с неё ксерокопии, Мария Ивановна выказала полную готовность сотрудничать. Кличко вызвал Лукинова и поручил ему сопроводить гражданку Кныш домой, когда она закончит дела в лаборатории, и привезти тетрадь в главк. Фрагмент 33 В конце декабря обзавелись офисом Фонда. Лев Гурыч и Пётр Николаевич осмотрели подобранную Ганжой квартиру на проспекте Вернадского. Четырёхкомнатная квартира, расположенная на втором этаже над большим промтоварным магазином показалось удобной. Ганжа договорился с продавцом квартиры и организовал ремонт, не ожидая прохождения всех бумаг через инстанции. Большие работы не затевали, – лишь убрали одну перегородку, превратив две комнаты в небольшой зал с площадью 34 квадратных метра. Да сделали очень быстро непритязательный косметический ремонт. В оставшихся двух комнатах разместили кабинеты бухгалтера-экономиста, – сиречь, самого Ганжи и директора Фонда. Директором учредители назначили кандидата исторических наук Лидию Ивановну Настенко. В её обязанности вменили работу с лекторами (включая лекторов филиалов), разработку плана лекций, тиражирование их текстов и дальнейшее продвижение материалов через уже разросшуюся сеть региональных газет, хозяйственное сотрудничество с которыми шло через Ганжу, а творческое руководство – через Алексина.. Разумеется, сама Лидия Ивановна тоже готовила тексты лекций и выступала с ними. Она же взяла на себя обязанности хозяйки на случай встреч с приглашёнными и гостями. Получили рабочие места и организаторы выступлений Костеренко и Смыслов. Их столы разместились в “зале заседаний”. При необходимости их столы можно было состыковать с другими и получить вполне пригодный стол для совещаний. Оба сыщика-пенсионера, как и раньше, занимались непосредственной организацией лекций – подбором помещений в разных концах столицы, обеспечением афиш и объявлений, организацией охраны, что стало насущным после срыва хулиганами одной лекции и попытки сорвать ещё одну. Не менее важным делом, – это уже по линии РВС, – для Василь Ивановича и Григория Ефимовича – была партийная работа. Они начали оформлять первичные ячейки партии на базе списков посетителей лектория. По согласованию с Ивановым и Беркутовым, они называли эти ячейки кружками-группами “В защиту истории России” и не особенно распространялись о количестве и местонахождении других ячеек, хотя не скрывали самого факта их существования. Это было нужно. Энтузиазм новых партийцев сразу возрастал, когда они узнавали, что не одиноки. Открыли офис, – нынче это называется презентацией, – 30 декабря и отметили это событие новогодним ужином, на который пригласили активистов Фонда с жёнами-мужьями. Хлопот хозяйке это доставило много, хотя помощницы и помощники из приглашённых нашлись без труда. Но, как говорится, такие хлопоты – в радость. О делах в этот вечер не говорили и проведенным вечером все остались довольны. ...Перед выездом “в народ” Иванов и Беркутов решили провести заседание оргштаба, чтобы, как говорится, владеть самой последней информацией. Выезд наметили после “старого нового года”. Это причудливое словосочетание всегда удивляло Льва Гурыча. Понятно, что, когда ленинский декрет выровнял российский календарь с мировым (а точнее, конечно, с европейско-американским), фиксированные даты сдвинулись. Так, Февральская революция, отменившая в России монархию, по новому календарю произошла в марте. Великая Октябрьская – пришлась на 7 ноября. Православное Рождество сдвинулось вперёд – на 7 января....Почему же начало года отмечается раньше Старого Нового года? Трудно понять. Но традиция повторного новогоднего праздника в ночь с 13 на 14 января сохраняется на всей Руси Великой, и любая командировка будет продуктивнее после этого знаменательного события. Заседание оргштаба наметили на 9 января, а сегодня Лев Гурыч ждал генерала, чтобы в общих чертах наметить планы поездок. В почте он увидел письмо из Калининграда. Роман Семёнович Синельников писал: Уважаемый Лев Гурыч! С большим удовольствием прочитал обработанную вашими товарищами мою статью о выборах в советское время. Спасибо. Хочу поделиться ещё некоторыми соображениями. Жаль, что не припомнилось это раньше, но, надеюсь, Павел Алексеевич сумеет использовать их разумно. Первое. Следовало мне упомянуть, что В.И.Ленин писал, что организационная форма Советов, найденная в практике революционной борьбы, “...является гораздо более демократической, чем прежние аппараты управления. Даёт крепкую связь с самыми различными профессиями, облегчая тем самым реформы самого глубокого характера без бюрократии”. Я в своей статье коснулся этого вопроса, – вопроса о важности представительства во власти специалистов всех профилей, но следовало бы привести эти слова Ленина, подчеркнуть народное происхождение такой формы власти. Да, силён Роман задним умом. Каюсь. Второе. Как и все, переживаю неудачу коммунистов на выборах в Думу. Дума теперь, практически, стала тем самым буржуазным аппаратом, который критиковал Ленин. Но что теперь делать? Вспомним слова Сталина, что в кризисные моменты, когда обостряется борьба политических сил за понимание в народе, “...наиболее опасной социальной опорой врагов...являются соглашательские партии”. Это Сталин выделил слово “соглашательские” и именно из таких партий состоит нынешняя Дума. Наверное, коммунисты, должны постоянно разоблачать эту сущность нашего нового парламента. Лев Гурыч! В своих делах коммунисты пусть разберутся сами (а я желаю им в этом успеха). Но и в нашей пропаганде, – пусть нет ещё Вашей партии, но уже причисляю себя к её рядам, – главный упор нужно делать на это же. Вы, наверняка, уже знаете, что в канун Нового года в Калининграде вышла газета “На крайнем Западе” с четырьмя (!!!) страницами филиала Фонда. Буду стараться регулярно писать в неё. Считаю, что вы очень верно взяли курс на региональные газеты. Местная печать есть и у коммунистов, но она просто не интересна, в них, – сужу по нашей местной газете, – нет анализа, мало конкретики.... И силёнок недостаёт для регулярного выхода. А вы нашли свой вариант. Однако, я расписался. Всего Вам доброго. Ваш Р.С. Лев отложил письмо старого коммуниста. Очевидно, что таких, как он, в стране много. Сохранивших в душе идеалы справедливости, но не имеющие физических сил для активной борьбы. Или не принявших тех форм работы, о которых постоянно говорит Зюганов, теряя при этом возможных и умелых борцов. Что ж, мы постараемся привлечь их. И тех, кто в возрасте. И тех, кто готов к активным действиям. Каждому по силам. Вон – Коломиец, бывший секретарь райкома КПСС. Такой же закалки только что вышедший из больницы Кузикин. А самарский учитель Пента, Волков из Тулы.... Звук домофона возвестил о приходе Петра Николаевича. Лев пошёл открывать. Всего-то ничего, – чуть больше двух недель прошло с самого тёмного времени года, и прибавилось светлого времени лишь минут двадцать, но яркое солнце на голубом небе и белизна только что выпавшего снега создавали настроение приподнятости. Собрались члены Оргбюро как обычно в квартире Иванова. На заседание пришли члены оргбюро, директор Фонда Настенко и Костеренко, который подготовил обобщённую информацию о реальной численности потенциальных членов партии. Присутствовала, конечно, и Мария на правах хозяйки квартиры. Она активно подключилась к разговору, когда речь зашла о практике лекций по культурной тематике. Когда все собрались, Беркутов назвал цель встречи – подготовка к выезду в регионы Иванова и его самого. – Лев Гурыч выедет предположительно через неделю – 16 января и вернётся числа 24-25-го. Я выеду, тоже предположительно, 25 января. Хотелось бы, чтобы уже к выезду Иванова мы имели самую последнюю информацию о состоянии наших дел. Предлагаю сначала обсудить положение с нашими газетами, дадите информацию вы, Павел Алексеевич, потом – о лекториях, Лидия Ивановна должна была обзвонить все наши филиалы. Потом – организационные дела. Доложит Василий Иванович. Ну, а затем обсудим, посоветуемся, как правильнее организовать поездки – Льва Гурыча и мою. Согласны? Никто не возразил, и генерал предоставил слово Алексину. Журналист доложил, что уже 19 газет, в том числе две в Москве, выходят с участием Фонда и его филиалов. Газеты успели заслужить доверие, их охотно покупают и читают. Удалось поднять тиражи и выйти, практически, на прибыльность принадлежащей фонду доли изданий. Во всех городах подобраны неплохие журналисты-единомышленники. Отношения с издателями складываются нормально, за исключением газет в Екатеринбурге и Ижевске. В этих городах владельцы газет проявляют недовольство слишком обильной и резкой критикой властей и пытаются давить на наших представителей. Мы этот вопрос обсуждали со Львом Гурычем. Решили, что эти газеты целесообразно выкупить в собственность Фонда. На это потребуются деньги и сейчас я уточняю затраты, необходимые для этого. К сожалению, до сего времени не удалось найти партнёров в Санкт-Петербурге и наш ленинградский филиал фонда пока ничего не предложил. – Пётр Николаевич! – продолжал Алексин, я хочу дать информацию ещё по одному вопросу. О наших делах с поиском музыкальных партнёров. Все товарищи знают о поставленной задаче.... – Давай, Павел. Вопрос, как раз, на стыке газетной проблематики и работы лектория Фонда. – С помощью приятеля из музыкальной редакции четвёртого канала, я просмотрел десятки, даже сотни, записей из их фонотеки. Честно сказать, угнетает убожество профессионального уровня...извините, сужу как потребитель музыкальной продукции, но Андрей – профессионал, и он со мной не спорил. – Тематика в подавляющем числе случаев столь же не привлекает. Но, всё же, нашли две музыкальные группы, о которых стоит подумать. Обе из провинции. У одной в репертуаре много песен антиглобалистских: не любят ребята янки. Есть песня против бомбёжек Югославии, против войны в Ираке....У другой группы я слушал запись песни “Три танкиста” в такой современной аранжировке, что даже сразу не понял, что они поют. И другие советских времён песни исполняют. Тексты прекрасные, а подача – в современном духе. С этими группами нужно встретиться, поговорить. Посмотреть им в глаза. Планирую съездить для этого в Нижний сразу после Старого Нового года. Потом и со второй группой встречусь. – Ты, Павел Алексеевич, не спешишь, – упрекнула Мария. – Спешу, Мария Владимировна, спешу. Но быстро не получается. Вон, нашёл одну интересную группу. Рядом. В Подмосковье на одной из постоянных дискотек в бывшем заводском клубе выступает....Так её руководителя посадили, и группа на грани распада. Не успел я с ними повидаться. – Посадили! За что? – За убийство в пьяной драке. Там же, на дискотеке. – Ну и кадры тебе на глаз попадают...Уголовники нам не нужны. – Не суди скоро, Мария Владимировна. Парень неоднозначный. Чечню прошёл. Драка коллективная была. Ну, да я не к тому. Не знаю, виноват он или нет. Но ангелочка с крылышками мы не найдём! Жизнь такая,...как поверхность двоякой кривизны На одну точку станешь, – смотришь в ясную светлую даль. На другую – всё вокруг – свалка, грязь. Не про этого парня говорю, но нам важна направленность его группы, тематика патриотическая. И чтобы молодёжь его могла понять и принять. Для нас сейчас это главное. Вот станет Лёва президентом, – всерьёз за воспитание возьмёмся. А сегодня нужно заставить их о Родине задуматься. Я всё равно к этим ребятам съезжу. Поговорю. – Что ж, Павел Алексеевич, – Беркутов встал из-за стола, обвёл взглядом присутствующих. – Поговори с ребятами. А там посмотрим. Но Мария в другом права. Мы в этом важном направлении должны наверстать упущенное время. Сами виноваты, в первую очередь мы со Львом Гурычем. Поздненько сообразили, спасибо Марии Владимировне, – подсказала, теперь спешить нужно. Ладно, перейдём к следующей информации. Прошу вас, Лидия Ивановна. Поднялась Настенко. – Прошу прощения, но я сначала пару слов хочу сказать касательно к предыдущей теме. Сейчас кругом море ненависти бурлит. Спрашивают, как научить молодых людей ненавидеть виновников беды нашей? Гайдар, – настоящий Гайдар, Аркадий Петрович, – сказал однажды: не нужно учить ненависти. Нужно научить молодых Родину любить, и тогда они в нужный момент сами правильный выбор сделают. Как он прав! Вы сейчас очень важное дело делаете, Павел Алексеевич. Ищите доходчивые формы воспитания патриотизма. Понятные для нынешних юнцов, уже курящих, пьющих, колющихся...Очень жаль, но сегодня – они в массе именно такие. – Она помолчала немного. – А сейчас я доложу о работе наших лекториев. Лидия Ивановна сообщила, что принятая форма организации лекториев прижилась во всех городах, где Фонд создал свои филиалы. Подобран штат лекторов, в основном из бывших вузовских преподавателей. Местные руководители привлекают для разовых выступлений и внештатных лекторов. Именно они в последний месяц провели по 2, а кое-где даже по 3 лекции, ориентированные на молодёжную аудиторию по вопросам современной молодёжной культуры. Лекторы сообщали, что их выступления основаны на тезисах Заслуженной Артистки России Строговой и получали аплодисменты в ваш адрес, уважаемая Мария Владимировна. Настенко рассказала о количестве посетивших лекции и о том, что после каждого выступления партийные организаторы беседовали с заинтересовавшимися людьми о положении в стране, о планах партийного строительства. – О результатах этих бесед лучше расскажет товарищ Костеренко, – закончила она. А я считаю, что мы уже созрели для проведения первого семинара по организации лекториев, и его можно было бы провести после возвращения Петра Николаевича из командировки. Ориентировочно, в конце февраля. – Перед самыми выборами президента? – спросил Лев Гурыч. – А почему бы и нет? Мы к этим выборам отношение имеем...только личностное. А жизнь идёт и нет нужды текущие дела подстраивать к политическим событиям. Все засмеялись. Василий Иванович был, как всегда, краток. По его словам, готовность вступить в партию в той или иной форме выразили уже более трёх тысяч человек. А в Москве и Перми уже созданы пока разрозненные партгруппы. В Москве – 7, в Перми – одна. “Я уже докладывал нашему руководству, что люди торопят, считают, нельзя тянуть с организацией партгрупп, – завершил он. – Я тоже так думаю”. Василия Ивановича поддержала Настенко. Она достала из сумочки сложенный листок бумаги и сказала, что после последней лекции один из оставшихся слушателей, высказав мнение, что нужно скорее создавать партию реальных действий, передал ей выписку из книги Максима Калашникова, написанную ещё пять лет назад. Она прочитала: “Десять лет они вычерпывают, высасывают и обгладывают мою страну, ни черта в неё не вкладывая. Превращая ее в ходячий скелет с хрупкими костями. Словно тупые испанские конквистадоры, некогда переплавившие прекраснейшие произведения инкских и ацтекских мастеров в тупые золотые слитки, эти хамы крушат великолепие русской цивилизации, превращая все и вся в тупые зелёные бумажки – доллары. Они спустили в унитаз или по дешевке продали все плоды великой Победы 1945 года, превратив страшные жертвы русских в Великое Напрасно, а День Победы 9 мая превратили в Тень ее. А сейчас они вовсю пожирают будущее наших детей, оставляя им разорённую страну, увязшую в тяжелейших долгах, пылающую в междоусобных войнах, окруженную торжествующими врагами, взрывающуюся техногенными катастрофами и кровавыми террористическими актами. Страну, которую после них придется поднимать из развалин долгие мучительные годы. И то, что мы стремительно скатываемся к роли беззащитной мишени НАТО, – это их “заслуга”. Вы знаете этих особей, зовущих себя “реформаторами”. – Как видите,люди начинают понимать, что к чему заключила она. Помолчали. Мария предложила сделать перерыв на чай. Все поднялись из-за стола, чтобы размяться. Мария, Лев Гурыч и Лидия Ивановна отправились на кухню, остальные собрались под открытой форточкой и закурили. Начался общий разговор. Когда убрали посуду и генерал, постучав по столу костяшками пальцев, призвал всех на “рабочие места”, поднялся Иванов. – Я вчера разговаривал с нашим представителем на Урале. Товарищ Коломиец предлагает мне выступить в трёх крупных заводских коллективах. – Он горько усмехнулся. – “Крупных” – сильно сказано. Это раньше на “Уральских моторах” работало много тысяч человек. Но и сейчас он предполагает собрать в заводском Доме культуры человек 350-400. Разрешение использовать зал он уже оформил. На правах аренды, разумеется. Кроме этого, договорились о выступлениях в Челябинске и Нижнем Тагиле. Выступать я буду всё от того же Фонда по изучению истории и политики России. Вот, послушайте, тезисы моего выступления, а я готов выслушать ваши советы и замечания.... Да, важная деталь. Передо мной будет выступать Матвей Егорович. Он будет делать краткий обзор наших газет в регионе и скажет, что я и есть тот самый бывший милиционер полковник Иванов, о котором писали не раз наши газеты. О наших замахах на президентские выборы ни он, ни я говорить не будем. Но, умеющие думать люди, какие-то выводы сами сделают. Поэтому моё выступление, прошу вас, оцените очень критически. Сами понимаете, оратор я без опыта и буду благодарен за советы. И предостережения, если сочтёте нужным их сделать. Лев Гурыч начал читать развёрнутые тезисы своего будущего выступления. Главное в них – была тревога за сохранение нашей страной своей целостности и самостоятельности при нарастании угроз извне. Из этого вытекали необходимость срочного изменения политического курса и риторический вопрос, способен ли на это нынешний президент, он же основной кандидат на мартовских выборах. Обсуждение тезисов естественно перешло на предвыборную ситуацию. В победе на “выборах” Путина сомнений не было. В некоторых СМИ начали появляться публикации с призывами дать Путину статус “пожизненного президента” и вообще не проводить выборы. Оставалось угадать процент победы и сопоставить шансы его виртуальных соперников. Общее мнение сошлось, что из всех возможных коммунисты сделали достойный выбор. Николай Михайлович Харитонов мог надеяться на 12-15 процентов голосов (“Харитонов – крестьянский сын, – пошутил Алексин, – 2004 – по древнеславянскому календарю – год Репы, благоприятный год для крестьянина”) и он, конечно, сумеет использовать те минимальные возможности для пропаганды, которые возможно “вырвать” на этой инсценировке выборов. Что же касается раскола в КПРФ, то он, увы, состоялся и скрывать или как-то иначе объяснять ситуацию – бессмысленно. ...И в этот раз разошлись поздно... Фрагмент 34 Майор Шифер уехал в Ленинград ночным поездом. Выйдя из вагона экспресса, Роман Олегович побрился в вокзальном туалете, выпил чашку “капуччино” с ватрушкой и направился в Управление, где его ждал предупреждённый по телефону коллега – майор Дергачёв. С Альбертом судьба сводила Шифера не раз. Последняя их встреча состоялась в прошлом году, когда питерский розыскник приезжал в Москву в погоне за известным вором Стефаном Польским. Тогда Шиферу поручили помогать ленинградцам в их работе на территории столицы. Польского взяли на знакомой московским сыщикам “малине”. Была погоня, была даже перестрелка. Но обошлось без крови. Теперь Дергачёв радушно встретил Шифера. – Долг платежом красен, – сказал он, пожимая руку московскому товарищу. – С удовольствием поработаю с тобой. Помогу, если в моих силах. – В твоих, Альберт Михайлович. Кажется мне, что дело небольшое. Для начала нужно выяснить всё, что имеется по хозяину вот этого телефона. – Это не сложно. Телефончик знакомый, – он достал из картотеки картонную карточку, заглянул в неё и включил компьютер. – Как помогает техника! Ещё два года назад мы без компьютеров работали, а сейчас – даже понять трудно, как без них обходились. Так вот. Квартира, где этот телефон, коммунальная. Один жилец – пенсионер, очень в возрасте. А вот второй – наш старый знакомец по прозвищу Комар, хотя комплекция у него совсем не комариная. Фамилия – Комарец, и числится он у нас в числе знакомых Кулика, которого вы недавно прихватили. Кстати, как он себя ведёт? – Молчит, сукин сын. Отрицать своё участие в ограблении не может, – отпечатки пальцев уличают, но придумал сказку, что его хозяева квартиры поднаняли, вещички в машину погрузить. “Выпимши был, не помню ни хрена, бутылку дали”. И на том упёрся. Человека убитого не видел. Никого из бывших там не знаю. Телефон с таким номером не знаю. Почему в квартиру через дыру в стене заходил, – не помню. – Теперь заговорит. Цепочка выстраивается – с Комаром в дружбе был. Это нам известно. А Комар с тем телефончиком связан. – Комар-то, – да. А вот связь между телефоном, между пока нам не знакомым “Кузьмой Петровичем” и гражданином Куликовым, – это ещё доказать нужно. Я-то в этом уверен, но прокурор потребует более веских аргументов....Ну, Альберт, навестим гражданина Комарца? Дергачёв снял трубку телефона: – Товарищ полковник, Дергачёв докладывает. Московский товарищ прибыл. Разрешите машиной воспользоваться?...Спасибо. – Он положил трубку и снова позвонил – Лёша, на старт. До обеда ты в моём распоряжении. Поднялся из-за стола, положил бумаги в сейф и, надевая куртку, сказал Шиферу – поехали, Роман Олегович. Январское утро сверкало тысячами искорок на свежевыпавшем снегу. Ещё когда Шифер выходил из вокзала, снег шёл. А сейчас солнышко выползло из-за огромной чёрной тучи, ещё закрывающей часть горизонта, и всё вокруг сияло праздничными блёстками. Погода звала размяться, расправить плечи, набрать полную грудь свежего воздуха, взять лыжи и отправиться в парк....Не думать о низменном. Но коллеги-майоры пошли не в парк. Они залезли в старый “opel-kadett” и Альберт Михайлович назвал адрес. Вскоре они остановились у старого трёххэтажного дома с давно некрашеным фасадом. Внимательно огляделись по сторонам и вошли в подъезд. По лестнице поднялись на верхний этаж. На дверном косяке имелось почему-то три разномастные кнопки звонка. Видимо, информация Дергачёва о количестве проживающих устарела. Хотя, возможно, наоборот, – никто не снял лишнюю кнопку? Возле кнопок прямо на косяке чернильным карандашом были написаны фамилии. Майор позвонил. Потом ещё раз. Никто не ответил. Вероятно, Комарца не было дома. Майор нажал другую кнопку. За дверью послышались шаги, натужный старческий кашель. На пороге появился высокий худой человек с окладистой бородой. Но он не успел ничего сказать, как на лестнице появился ещё один человек. – Какие гости, – неожиданно тонким, вполне комариным голосом сказал он. – Гражданин начальник товарищ майор! Давненько не виделись! Вот что значит, Комарец перестал преступать закон и ведёт добропорядочную жизнь. Или не ко мне? – К вам. Пригласите зайти? Молча стоявший в дверях старик посторонился и все трое вошли в квартиру. Комната Комарца была по коридору первой. Он открыл дверь и вежливо пропустил незваных гостей. Шифер осмотрелся. Честно говоря, он ожидал увидеть нечто иное. Логово старого уголовника, что ли. Комната же была хорошо убрана, в книжном шкафу теснились книги в хороших переплётах. На письменном столе стояла лампа с классическим зелёным абажуром. Лежала раскрытая книга. Правда, намётанный взгляд сыщика высветил на полу возле шкафа батарею разнокалиберных бутылок. В целом же комната свидетельствовала, что в ней живёт небогатый интеллигент. – Садитесь, господа – пригласил хозяин, – сейчас кофейку сварганим. – И он воткнул в розетку шнур старенького электрочайника. Дергачёв взял разговор на себя. – Без приглашения к вам,...Дмитрий Дмитриевич. Однако по делу. – Какие церемонии. Спасибо, что к себе не вызвали. С сопровождающим. – Вы чем занимаетесь сейчас, Дмитрий Дмитриевич? – Только законными делами. Служу...сторожем. Времени свободного много. Иногда продаю кое-что по мелочам. Это дозволяется, а зарплата сторожа скудна. – И, помолчав, добавил, – Старые связи не поддерживаю. – Так ли, Дмитрий Дмитриевич? По нашим данным, ведёте активные телефонные разговоры с известными вам людьми в Москве. С кем? О чём? – Следите, значит. А санкция прокурора на прослушивание телефона у вас есть, господин майор? – Прослушиванием не занимаемся. Информация из других источников. Контроль же за бывшими подопечными ведём. Работа требует. – Ладно, ладно, я пошутил. Но с кем же я телефонируюсь? Никак не припомню. – Вы умудрённый опытом человек. Немного подскажу. Номер телефона назову....А, вдруг не вспомните, уж не посетуйте, – придётся разговор в наши стены перенести. Под протокол. – В качестве кого собираетесь допрашивать? – Пока, в качестве свидетеля. А от свидетеля до соучастника иногда очень близко. Вы-то хорошо знаете, ...гражданин Комарец. Комар повертел в руках листок с номером телефона. Задумался. Было видно, что тёртый калач прокручивает в уме разные варианты ответа. Надо бы подтолкнуть, и Шифер вступил в разговор: – Разрешите, товарищ майор? Я ещё одну подсказочку сделаю? Дергачёв кивнул. – А вот это фото не освежит вашу память, Дмитрий Дмитриевич? – и Шифер протянул ему фоторобот “Кузьмы Петровича”. Комарец неожиданно поперхнулся, икнул и деланно закашлялся, явно пытаясь выгадать минутку для осмысления информации. – Что, гражданин Комарец? Водички дать или вы так вспомните, о чём беседовали с ним последний раз? Поблагодарил он вас за знакомство с Куликовым и....Впрочем, достаточно. Вижу, – память у вас в порядке. – Дергачёв встал. – Как хотите. Не услышим от вас ясного ответа сейчас, продолжим у меня в кабинете. Распишитесь в получении повестки. Комарец засмеялся. – К чему формальности, гражданин майор. Телефончик сразу не вспомнил, а Хмурова Сашу, конечно, узнал. Хмуров Александр Васильевич. С ним мы последний раз встречались уж не помню когда, а по телефону....Да, звонил он мне не так давно. Спросил, как старые друзья поживают? И я звонил. Дал ему адресок Кулика и...кого ещё вы упомянули? – Хватит в словеса играть, Комар! – Дергачёв резко стукнул кулаком по столу. – Остальных троих ты назовёшь, если хочешь сохранить положение свидетеля. Впрочем, и этого не гарантирую. Подумай о помощи следствию, что это тебе даст, объяснять не буду. Учти, майор Шифер приехал из Москвы специально с тобой познакомиться. Не нужно сердить Главк МВД. Хмуров или его подельщики несколько человек убили. Среди них – нашего товарища – инспектора по особо важным делам майора Андулина. Шанс твой, Дмитрий Дмитриевич, – явка с повинной и полное сотрудничество со следствием. Наступило длительное молчание. – Меня арестуете или.... – Не будешь юлить, ограничусь подпиской о не выезде. – Вам, Альберт Михайлович верю. Пишите. Шифер достал бланк протокола и диктофон. Через два часа подполковник Радков, старший лейтенант Лукинов и сержант – милиционер звонили в квартиру гражданина Хмурова. Почтовый адрес его питерский приятель не знал, но как добраться и найти бандита описал очень подробно. Звонили долго и безуспешно, а когда вскрыли дверь и вошли. Увидели на столе записку – “Менты поганые. На вас наср... хочу и сделаю. Поймать меня не удастся. Хмурый”. И на столе демонстративно порванный паспорт на имя Хмурова. Судя по разным признакам, в частности по мерзостной куче, сделанной прямо на полу, обитатель квартиры ушёл час-полтора назад. Отвратительное настроение от неудачи и пакостной выходки Хмурого, – или какую теперь личину надел он, – охватило всех участников выезда. Сплюнув на пол, Радков приказал сержанту из отделения организовать охрану квартиры, а сам с Лукиновысм вернулся в главк. В деле по ограблению партийного офиса наступил новый этап. Теперь главные действующие лица были известны по именам. Оставалось найти их. Или других, так как Хмуров дал чётко понять, что, по крайней мере он, ходит по земле с другими документами. Где искать негодяев? После короткого совещания с полковником Кличко, решили снова, с учётом вновь ставших известными фактов, жёстко допросить Куликова. И, конечно, усилить поиск в Москве и Питере трёх остальных гастролёров. Достаточное количество их фотографий обещал привезти возвращающийся завтра утром майор Шифер. К тому, же теперь были известны и их имена. Поручение на поиск Санкт-Петербургскому уголовному розыску подписал генерал-майор Ларцев. Радков вызвал на допрос Куликова. Однако, скверное ощущение грязи и неудачи не оставляло. Отменив вызов, Владислав вышел на улицу и решительно зашагал в сторону метро. Куда он шёл? Вряд ли подполковник смог бы ответить на этот вопрос. Но, когда боковым зрением заметил полуподвальное помещение с вывеской “Рюмочная”, так же решительно спустился на три ступеньки и толкнул тяжёлую дверь.... Совсем другое настроение было в это время у майоров Дергачёва и Шифера. Сообщив по телефону новости в Москву и обсудив возможные задачи, которые придётся выполнять здесь, в Питере, они сегодняшние совместные дела завершили. До отхода поезда в Москву было чуть больше двух часов, и Альберт Михайлович предложил московскому другу прогуляться до вокзала пешком, а небольшой люфт времени использовать “как нормальные люди” – за кружкой пива. Тем более, отъезжавшему следовало и пообедать перед дорогой. Днём сделать это как-то не удалось. По дороге зашли в попавшееся кафе. Разговаривать о делах не хотелось и разговор зашёл о прошедших недавно выборах. Дергачёв заметил, что президентская власть укрепляется и это хорошо, так как создаёт предпосылки для усиления борьбы с преступностью. Шифер согласился, но добавил, что хорошо бы хорошие дела тоже честно делать. А у нас даже европейские чиновники – друзья нынешней власти – открыто говорят, что на выборах допускался “прямой и вопиющий обман избирателей”, когда в парламент идут не те люди, за которых голосовали, а совсем другие, назначенные партийными боссами. И всё по закону. По нашему, рассейскому, – это оценка деятеля из Европейского парламента, которому поручено “наблюдать” за выборами в России. Аткинсон его фамилия. Как тебе вообще нравится, – они за нами наблюдают! Тьфу. Но наша демократия не вызывает доверия. Да хрен с ними, Алик. Давай есть будем. А мне передай, пожалуйста, настоящего хрена, – вон он в специальной посудинке стоит. И не грех по “100 грамм” принять, – мне в дорогу, а ты заслужил сегодня домой придти пораньше, чем обычно. На следующее утро Радков зашёл к руководителю расследования – полковнику Кличко. Болела голова и жгла досада за вчерашний срыв, но было необходимо посоветоваться, как провести допрос арестованного участника банды. Решили сделать это вдвоём и Куликова снова привели в кабинет подполковника. Отпустив конвойного и жестом пригласив Куликова сесть, Радков вместе с сидящим на краешке стола Кличко, продолжили слушать магнитофонную запись предыдущего допроса. Слушая свой голос со стороны, Куликов понимал неубедительность своих слов, но решил продолжать валять “ваньку”. Так прошло несколько минут. Потом Радков резким толчком выключил магнитофон. Кличко соскочил со стола: – Ну что, гражданин Куликов, будете опять незнайку непомнящего изображать? Как вы слышали, эту версию мы в памяти освежили. Не буду скрывать, что нам известны ваши подельники и ваша подлинная фамилия – Соулис. Напрасно вы отрицали это. Отпечатки ваших пальцев и латыша Соулиса совпадают полностью, а ваше участие в ограблении подтверждают...назвать фамилии? Или кликухи? Или достаточно одной фамилии – Хмуров? – Куликов! Кто конкретно убил шофера автобуса Семикина? – вступил в разговор Радков. – Нам известно, что это не ты. Нет, ножа с отпечатками пальцев у нас нет. Но эксперт утверждает, что это был человек значительно выше тебя ростом. Так кто? Куликов молчал. Ему стало ясно, что его тактика “случайного” участника ограбления провалилась. Не понятно, Хмурого взяли или нет? Спросить, – значит, выдать себя с потрохами. А тут главное менты сказали, убийство ему не шьют. Колоться? – Ну, верно. Соулис я. В Риге родился. А фамилию законно сменил – через ЗАГС, ещё при Советах. Не видел, кто водилу шлёпнул. Если правда, что высокий хмырь, то он и есть – Хмурый. Он выше всех нас ростом, на голову. Остальные все с меня. – Скажите, Куликов, в банде все питерцы были? Кроме Хмурова? – Да. Он зачем-то специально нас вызвал. Москвичи – он сам, да шофер. – Этого человека знаете? – Радков протянул ему фотографию Ричарда Паученкова. – Видел. Он с Хмурым базарил. А кто он, не знаю. – Вы по Москве после ограбления ещё долго бегали? Где жили? Где встречались? – Нет. Это я замешкался, а остальные сразу после расчёта домой вертанулись. – Где расчёт производили? – У Хмурого на квартире, на улице Клары Цеткин. – Номер дома? Квартиры? – Не помню. Дом показать могу, а квартира на первом этаже. Возле лифта, слева. Радков взглянул на Вячеслава Сергеевича. Кличко кивнул головой и Владислав по телефону поручил Лукинову съездить с задержанным посмотреть на дом, где встречались с Хмурым. – Поедете на спецмашине с конвоем. Куликов дом покажет. Возле дома не останавливайтесь. Проедешь мимо, потом подследственного отправишь назад, а сам вернись и деликатно проверь квартиру. Ничего не предпринимай. Хотя, полагаю, квартирка пустая. Для разовой надобности нанималась. Однако, будь осторожен. Едва Радков положил трубку, телефон снова ожил. – Подполковник Радков....Здравия желаю, товарищ генерал....Отличная новость, спасибо за информацию. – Он положил трубку и сообщил: – в Питере задержаны остальные участники ограбления штабквартиры партии “За народное благо”. Получилось очень удачно, – всех троих взяли при проверке известной питерской милиции “малины”. – Так что, Куликов, готовься к встрече с друзьями и очным ставкам. У тебя есть шанс вырваться вперёд и заслужить снисхождение следствия. Дверь кабинета открылась и вошли Лукинов и конвойный.... Фрагмент 35 Григорий Матвеевич Коломиец понимал, насколько важно организовать пребывание Иванова на Урале. Он понимал, что это будет означать фактическое начало работы только что созданной партийной организации Уральского региона. Прибытие Иванова и Марии в Пермь ожидалось вечером 16 числа. Гостиница заказана, организация пребывания продумана. Нет оснований опасаться срывов, но на душе всё равно не спокойно. С выступлениями Марии – проще. Все заботы об этом взял на себя Добролюбов. Иван Абрамович побывал во всех трёх городах, где предполагались её выступления. Отработал текст афиш и их размещение в городах. Яркие афиши с именем Заслуженной Артистки России Строговой, необычный жанр – лекция с монологами из классической драматургии, тема “Современное искусство и ваша культура”, в сочетании с чёткой завлекающей надписью на афише – ВХОД СВОБОДНЫЙ, – гарантировали наполнение залов ВУЗов, где Добролюбов наметил провести лекции. Сомневаться в этом не приходилось. Тема лекций была такова, что в зародыше пресекала даже мысли проректоров-хозяйственников об арендной плате за использование залов. Как же! Лекция для молодёжи, для студентов. Позаботился Иван Абрамович и о том, чтобы за несколько дней до лекций в газетах появилась информация о предстоящем событии. Хрен с ними, – пусть на правах рекламы с ощутимой оплатой. И ко всему этому – фотография Марии на афишах в костюме королевы-узницы Марии Стюарт! Иван Абрамович никогда не занимался подготовкой таких мероприятий, но справился с поручением отлично: сказалась и личная заинтересованность, – он очень хотел послушать Марию. Два сына – погодки 16 и 17 лет – стали настоящими фанатами, увлекались современной музыкой и дома у Добролюбова нередко шли словесные баталии, в которых Ивану очень не хватало аргументов. Достаточно давно, ещё в советское время, Добролюбов читал аналитическую статью, где говорилось о том, что Штаты, потеряв надежду на военную победу над СССР, принялись осуществлять долгосрочную идею Даллеса о внутреннем разложении советского общества “изнутри”. Главную ставку авторы идеи делали на молодёжь, которой следовало привить свой образ мышления, а главным оружием для этого называлась музыка, посредством которой следовало нашу молодёжь оглушить и оглупить. Тогда эта статья показалась Добролюбову слишком пропагандистской, – он не видел большой беды в проникновении в молодёжную моду “западных” музыкальных и, вообще, культурных стандартов.... Но вот подросли сыновья и Иван Абрамович с ужасом понял, – это была не пропаганда, а продуманная стратегическая линия. Нутром понимая пагубность происходящего, он не обладал нужным запасом знаний для спора с сыновьями. Кстати, это было одной из причин, по которым он откликнулся на памятный разговор с Беркутовым. Приезд Марии он расценил как помощь и в его личной борьбе. Тем более, что побывавший в Москве Коломиец, рассказал ему о глубоком впечатлении от встречи с женой Иванова. Гораздо сложнее была подготовка выступлений Льва Гурыча. О бесплатных залах нечего было и думать. Бывшие Дома Культуры заводов все как один преобразовались в ООО или ЗАО и требовали серьёзной оплаты в дорогое вечернее время. Справедливости ради, нужно отметить, что и налоги в городскую казну они платили немалые. Коломиец лично побывал во всех этих ДК и, исчерпав возможности договориться о скидках, оплатил намеченные вечера из средств Фонда. Существенно было и выбрать официальную тему лекций. Да, понятно, что она должна быть в границах тематики лектория Фонда. Но она должна заинтересовать и простых рабочих. Тех, чьи мысли в последние годы вертелись вокруг заработков, да боязни потерять их.. Поэтому Матвей и поручил новоиспечённым партийцам за несколько дней до намеченных встреч разговаривать с людьми в цехах и вне рабочих мест. Сделали немалое количество листовок, перепечатав в них фрагменты статей и броские рисунки из последних номеров своих газет. Все, кто “пошёл в народ”, обязательно говорили, что выступать будет тот самый полковник Иванов, о заслугах которого в борьбе с преступниками, не раз упоминали газеты. И всё же уверенности, что народ заполнит залы, не было. Увы, но правде следовало смотреть в глаза,- власти добились своего, люди утратили интерес ко всему, что не связано с сиюминутным выживанием. Многие не выдерживали постоянных стрессов и опускались.... В оные времена “борцы” против советской власти громко кричали, что коммунисты спаивют народ, что бюджет страны держится на “пьяных” деньгах. Теперь же водка стала самым доступным “товаром”, ею торговали повсеместно и круглосуточно....Одно слово – “торжество демократии””!... ...Встречать гостей Коломиец и Добролюбов поехали вместе. Отвезли в гостиницу, договорились о встрече утром, в 10 часов. Мария и Лев вдруг ощутили, что, кажется, впервые оказались вдвоём вне собственной квартиры. Преодолев неожиданное смущение, он обнял её. Сделал нерешительный шаг к двери номера, потом вернулся....- Машенька, мы с тобой словно в отпуск приехали....И вдвоём! – Он снял трубку с телефона, стилизованного под старину, просмотрел гостиничный телефонник и набрал номер ресторана. Через полчаса в дверь постучали, и официант вкатил в номер тележку, в центре которой стояла бутылка коньяка.... В 10 часов утра снизу из вестибюля позвонили, – прибыли Матвей Коломиец и Иван Добролюбов. В номере их уже ожидал столик, на котором были расставлены чашки, стояла ваза с сухим печеньем, дымился парком высокий кофейник.... После кофе, Коломиец сказал: – Давайте согласуем наш распорядок. Мария Владимировна, Лев Гурыч! Мы с Иваном предлагаем на сегодня построить день так: сейчас мы разделимся. Мария Владимировна с Иваном поедет в университет, посмотрит зал, кулисы, комнату для переодевания. Познакомится с двумя нашими активистками, – они ей помогать будут. К ректору зайдут. Он тоже хочет поговорить с известной актрисой. С ним договорились о встрече около полудня. А мы с вами, Лев Гурыч, здесь поработаем. Все данные по местной специфике, которые вы для выступления просили, я принёс. Встретимся позже, в офисе нашего филиала Фонда.... Если нет возражений,.. – он подождал немного, – договорились. Поезжайте, Ваня.... С прогнозом сбора желающих послушать Марию Строгову не ошиблись. Зал, вмещающий 240 человек заполнился уже за четверть часа до назначенного времени, а появление Марии на сцене встретили аплодисментами. Мария в строгом сером платье вышла на сцену, наклоном головы поздоровалась с залом. И неожиданно зазвучали слова. – Над седой равниной моря ветер тучи собирает. Между тучами и морем гордо реет буревестник, Чёрной молнии подобный... Страстные слова гремели над мгновенно затихшим залом. Залом, где уже давно не звучала подобная декламация. – То кричит пророк Победы – Буря, скоро грянет буря, Пусть сильнее грянет Буря!... Мария замолчала. И зал молчал, переживая давно забытые, а для большинства никогда не испытанные чувства. – Вы молчите. Почему на вас произвело такое впечатление известное стихотворение Максима Горького? – Словно очнувшись от забытья, собравшиеся зааплодировали. – Потому что это – искусство. Подлинное искусство. Попробуйте, друзья мои, вспомните что-либо подобное из нынешних хитов?! Вспомните примеры настоящего искусства из слышанного вами вчера,...на прошлой неделе... В прошлом месяце?! Или представьте себе видеоклип, где Горького читает,...ну, допустим, Алсу, – зал взорвался от хохота. – Или пританцовующий Леонтьев? Извините, я пошутила, конечно. Но уместен и другой вопрос: а зачем нам это нужно? Это настоящее искусство? Видиоклипы веселее, а от Горького – душа замирает. Мысли в голову лезут, волнуют. Что за Буря? Что она даст вам? Мне? Нужна ли эта Буря? Может быть, лучше, спрятать “тело жирное в утёсы”? Спрятаться, как “глупый пингвин”? Переждать бурю?... Добролюбов сидел в конце зала и видел, что Мария полностью завладела аудиторией. Он жалел, что не догадался позвать с собой сыновей и решил обязательно убедить их поехать с ним и Строговой в Челябинск, на послезавтрашнее выступление Марии. Что же такое настоящее искусство? – продолжала Мария. – Критериев очень много, но один из важнейших – оно современно. Переживая века, оно создаётся тогда, когда его ждёт общество. Тот же Буревестник предвещал великую Революцию... Мои дорогие, – обратилась Мария к залу. – Поверьте, я умею спеть сегодняшние шлягеры, но делать этого не хочу. Не буду. Но для нашего дальнейшего разговора нужно напомнить вам некоторые из них. Пусть это сделает магнитофон.- Она повернулась в сторону кулис и знаком показала – включайте.... Лев Гурыч и Коломиец закончили доработку выступления Иванова часам к трём. Можно ещё было поспеть на выступление Марии, но решили, что важнее побывать на заводе. Наскоро перекусив в гостиничном кафе и узнав по сотовому телефону от Ивана Абрамовича, что у них всё в порядке, Коломиец позвонил своим друзьям на “Уральских моторах” и попросил встретить их и провести по заводу. Иванову в период его оперативного прошлого приходилось бывать на крупных заводах. Он готов был увидеть асфальтированные или бетонные улицы между высокими цехами, снующие по ним электрокары и другие машины, услышать специфический гул большого завода. Матвей же Егорович не раз бывал на этом заводе и раньше и в последнее время. Знал обстановку, но об этом как-то не зашла сегодня речь. И Лев поразился, пройдя через проходную, неожиданной тишине и безлюдности проездов. Только у самой проходной стоял сломанный автопогрузчик и в его двигателе ковырялся чумазый водитель. Два охранника в неизменном камуфляже лениво махнули пришедшим – проходите. О визите они были предупреждены. Появился Николай Васильевич. Поздоровавшись и познакомившись с Ивановым , он предложил пройти в его цех, после чего заглянуть на несколько минут в заводоуправление, потом проехать в Дворец Культуры. Коломиец спросил, зачем он собирается в заводоуправление? – Хочу свести вас с заместителем главного технолога завода. Я с ним не раз разговаривал об интересующих нас вопросах. Парень, – светлая голова, ему недавно 30 стукнуло, – остро переживает продолжающийся упадок завода. Недавно был на нашем собрании. – Он взглянул на Иванова – Матвей говорил вам, что у нас на заводе, или точнее выразиться, – он засмеялся, – чтобы закон не нарушать, – из наших, заводских, – партийная ячейка создана?...Кстати, он,- технолог, – высказал мысль, что давно нужно инженерно-технических работников причислять к рабочему классу. – Мысль не новая, но вполне справедливая...Всё-таки Маркс своё учение создавал больше ста лет назад. Характер производительного труда весьма изменился...- Лев Гурыч тоже улыбнулся. – А как вы свою партгруппу назвали? – Идём в ногу. Назвали кружком по изучению истории России. А Кузовкин – это зам технолога главного – готов в группу ещё человек 10 привести. Из своих подопечных. У них настроение соответствует. – Что ж. Хорошо, если вы не увлеклись... Опасения по поводу сбора людей на выступление Иванова оправдались. Несмотря на все принятые меры, к половине седьмого зал Дворца Культуры заполнился едва ли на половину. Правда, с небольшим опозданием приехали ещё человек 25 на заводском автобусе с завода Химволокна. На сцене за небольшим столом, покрытым скатертью неопределённого цвета, расположились Иванов и Коломиец. Матвей Егорович встал: – Уважаемые товарищи! Мы благодарны вам за то, что вы откликнулись на наше приглашение встретиться с приехавшим из Москвы полковником милиции в отставке Львом Гурычем Ивановым. Многие из вас читают вкладыш в газету “Камень-самоцвет”, который издаёт Фонд по изучению истории и политики России. Мы в этой газете рассказывали обо Льве Гурыче, – одном из лучших в нашей стране работнике уголовного розыска. Вы читали о его мастерстве, честности и бескомпромиссности. О его смелости. После тяжёлого ранения, полученного в схватке с бандитами, Иванов ушёл на пенсию и стал одним из учредителей названного мною Фонда. Надеюсь, что многие из вас побывали на лекциях, организуемых нашим Фондом. Разделяете тревогу за судьбу нашей Родины. Сегодня Лев Гурыч Иванов поделится с вами своими соображениями, которые и побудили его к политическим выводам. Готовясь к выступлению, Иванов долго обсуждал с Коломийцем, следует ли сказать о политическом характере их действий. Решили – да, сказать нужно. Название выступления, – Лев не хотел называть это лекцией, он надеялся на разговор с аудиторией, – название выступления сформулировали остро – “Угрозы существованию России. Готовы ли мы ответить на них?” Опыта публичных выступлений у Льва не было. Три-четыре раза, и то – очень давно, да и аудитории были другие, в основном свои, милицейские. Но теорию выступлений он знал. Важно было установить контакт со слушателями, с самого начала привлечь их внимание. Он встал. Чуть прихрамывая, прошёл к трибуне, поставленной специально для его выступления в правом углу сцены. Оглядел зал... – Товарищи, граждане России! Вероятно, большинство из вас слышали слова нашего президента о том, что сейчас у России нет врагов. Что нам ничто не грозит и ничто не угрожает. В соответствии с этими словами он утвердил Концепцию безопасности страны....Хорошо бы! Если бы так. Как говорят, “его бы устами мёд пить...”. Но так ли это? Не слишком ли рано мы начали крушить свою безопасность, созданную могучим Советским Союзом? Каков резерв прочности у нас пока есть и на сколько времени его хватит? Заблуждается ли президент, – если да, то это опасное для всех нас заблуждение, – или в основе его политики лежат другие соображения? Я долго размышлял над этим, благо в госпитале времени хватало....Полагаю, что... Говорил Иванов почти час. В какой-то момент он обратил внимание на тишину в зале, на сосредоточенное внимание, с каким его слушают. Правильно решили начать с главного, не отвлекаться на другие вопросы. – Из сказанного с неизбежностью вытекает вывод: нужно радикально менять политику страны. Менять людей, определяющих политический курс. Времени у нас совсем мало....Спасибо за внимание. Если есть вопросы... – Есть вопросы! Вопросы посыпались один за другим. Лев Гурыч вышел из-за трибуны. Подходил к краю сцены поближе к месту, откуда задавали вопрос. Отвечал, стараясь использовать многие знания, приобретённые им в последние месяцы. Использовал в ответах местные, хорошо известные людям в зале примеры. И всё время ждал самый сложный вопрос. Он должен прозвучать, в этом сошлись они с Коломийцем, когда обсуждали возможный ход выступления. И он прозвучал. Поднялся молодой человек лет сорока, сидевший в 5 или 6 ряду возле центрального прохода. – Моя фамилия Славин. Коммерсант. Уважаемый Лев Гурыч! Ваши выводы печальны, но, бесспорно, верны. Да, нужно срочно менять рулевого нашего государства. И я верю, что за оставшееся до следующих выборов президента время, найдётся достойный человек. И даже верю, что он выиграет выборы. Но признают ли своё поражение нынешние? Отдадут ли штурвал? Не позовут ли на помощь НАТО или американцев? Что тогда? Некий прохиндей бывший московский мэр Попов... – Я понял вас. Я читал откровения Гавриила Попова. Вы задали самый главный вопрос. Не скрою, я ждал его. Ответить однозначно не смогу. Но, если наш народ проникнется ощущением беды, если победа на выборах будет безусловная, если руководители наших вооружённых сил... – Не слишком ли много “если”? – раздался выкрик из зала. – А вы хотите уподобиться кролику, загипнотизированному удавом? – Иванов резко повернулся в сторону кричавшего, – погибнуть безропотно, не попытавшись дать бой? Это ваше дело! Но с вами погибнут дети и внуки. Не только ваши... – Лев был вынужден отвечать с расчётом на эмоции, ибо сказать о своих контактах с военными он не мог, – это было ясно изначально. Неожиданно для Иванова зал разразился аплодисментами. Уставший от огромного напряжения, Лев вытер рукавом лоб и в этот момент увидел Марию и Добролюбова, стоявших у входа в зал. Он облегчённо вздохнул и решительно закончил своё выступление: – Я честно поделился с вами своим страхом за судьбу Родины. Я не говорю о лёгкой и безусловной победе. Я говорю о необходимости бескомпромиссной борьбы. Если не мы, то кто? – он помолчал и закончил – Я свой выбор сделал. Они отдыхали... Раскинувшись на широкой гостиничной постели, они отдыхали после трудного долгого дня, после прекрасного, полного оглушающей радости вечера... Напряжение спадало, мысли постепенно возвращались к событиям этого дня, столь важного в их нынешних заботах. Зимняя ночь покрыла небо белесыми почти неподвижными облаками и лишь в немногочисленных разрывах их сверкали звёзды. Одна из них нахально светила Льву прямо в глаза. – Смотри, Машенька, вон та звезда подмигивает нам, мол, вижу, всё вижу. – Где? С моего места не видно никакой звезды, – Лев обнял её и притянул к себе. – Вижу, вижу. Ну и пусть подмигивает. Любовь вечна, как свет этой звезды... Только её поймать нужно....Мы поймали её, Лёвушка? Она приникла к его плечу. – Спокойно с тобой, мой полковник. Нет, мой президент...будущий. А я сегодня испугалась за тебя, когда тот парень спросил, что делать будешь, если....Но ты молодец, – сменил темп разговора, перевёл его в эмоциональный характер. Таким приёмам учат. Кто тебя учил этому? – Никто. Не мог же я ему ответить...иначе. – Опытный оперативник, он ни на минуту не забывал, что находится в гостинице. – А если бы зал не среагировал? Не поддержал тебя. – Ну, родная...Я же тёртый мент. В психологии людей обязан разбираться....А парень тот и есть Славин, ты помнишь, Матвей о нём рассказывал? – Помню. Но давай отдыхать всё же. Полночи прошло. Спать нужно,...хотя не спится. – И неожиданно для себя вкусно зевнула и уронила голову на подушку. Когда Лев открыл глаза, Мария стояла перед зеркалом и критически разглядывала себя, пытаясь ущипнуть за складку на животе. Заметив, что муж проснулся, она повернулась к нему: – Старею, Лёва. Может, и мне на пенсию пора? – Это вряд ли. Со мной не ровняйся....Я – другое дело. Стреляный бандитскими пулями, выслуживший срок по артикулу,... и для общества, какая потеря? Один мент ушёл, другой будет жуликов ловить. А ты – Актриса от Бога. У вас, – у настоящих артистов, – пенсионного возраста не бывает. Да и свет рампы тебя не отпустит....Машенька, налей мне кофе. – Из термоса? – ужаснулась она. – Из термоса, – ответил он. – Посидела бы в засаде денька 3-4, научилась бы термос уважать. Я не зря вчера вечером позаботился. – И, продолжая прерванный разговор, – а на счёт талии своей не беспокойся. Ты – в плепорции. – Господи, ты Чехова цитируешь! – Увы, нет. Просто я люблю тебя, а в каждом возрасте – свои прелести. Через 2 часа Добролюбов заехал за ними. Ловко управляясь с машиной одной рукой и лишь придерживая руль протезом другой, – привык за много лет, да и машина была друзьями из РОСТО немного дооборудована, – Иван с восторгом рассказывал Иванову, как вчера Мария покорила зал. – Это не рассказать, Лев Гурыч! Это видеть надо! Музыка из магнитофона гремит оглушающе, а она, вдруг, подбегает к нему, кулаком бьёт по клавишам, – в зале тишина полнейшая. Контраст! А Мария Владимировна тихо-тихо спрашивает: вы, ребята, знаете, кто такой был Гитлер? От неожиданности все молчат. Потом начинают – знаем, конечно, Гитлер – главарь фашистов.... А она – “Этот нелюдь говорил, что порабощённым народам нельзя рассказывать об их истории. Им нужно передавать по радио музыку, – пусть танцуют и не думают ни о чём. Не соответствует ли наша сегодняшняя, так называемая, культура его заветам? Не выполняет ли наше телевидение указания фашистского главаря?”. Вы бы видели, Лев Гурыч, как охнул зал! Не все, конечно. Кто-то засвистел. Но ЗАЛ понял Марию Владимировну. А она заговорила о классическом искусстве. О Бородине, о Рахманинове, о Шостаковиче и его Ленинградской симфонии. И другую кассету поставила...- Добролюбов плавно затормозил и остановил машину возле старого здания. – Приехали, Лев Гурыч, здесь размещается контора нашего отделения Фонда. Мария и Иванов вышли из машины. Добролюбов повёл их во двор и уже на ходу закончил рассказ: – А после выступления!!! Толпа налетела, автографы просят. Мария Владимировна подписывает, конечно. А один парнишка в очках вдруг спрашивает: А про Гитлера вы правду сказали? А Мария ваша, Лев Гурыч, достаёт из кармашка, – и где он на её платье спрятан был? – достаёт маленький блокнотик и читает ему подлинные слова гада. Вот это подготовка! Вот это класс! На следующее ваше выступление, Мария Владимировна, обязательно своих сыновей привезу! Они вошли в здание. Фрагмент 36 Расследованием “партийного ограбления”, – так, не очень точно называли между собой оперативники погром штабквартиры партии “За народное благо”, – обязанности команды Кличко-Радкова, разумеется не исчерпывались. У группы подполковника была “куча” своих папок, от которых их временно оторвал генерал Ларцев после убийства Андулина. Были незавершённые дела и у оставшегося пока без штатных помощников Вячеслава Сергеевича. Сейчас, когда в деле о “партийном ограблении” наступило вынужденное затишье, Радков и Лукинов вернулись к приостановленным делам. Допросами доставленных в Москву из Ленинграда бандитов занимался, практически, один майор Шифер. К нему при необходимости подключался и полковник Кличко, которому начальник Главка дал новое срочное задание. Не забыв при этом выразить неудовольствие по поводу медленного развития розыска убийцы майора Андулина. Слушая протокольные доклады Кличко и Радкова, генерал, казалось, не интересовался всеми подробностями “партийного ограбления”, выделяя лишь факт гибели розыскника своего Главка. Действительно, все участники ограбления, кроме бежавшего Хмурого, были арестованы. Изобличённый пособник – руководитель штабквартиры Ричард Паученков, – погиб....Показания на допросах участников банды, – а они сходились между собой, – свидетельствовали, что единственный среди них москвич, – он же главарь налётчиков, – был на голову выше всех и, следовательно, именно он убил наёмного водителя, – о высоком росте убийцы дала уверенное заключение экспертиза, а остальные фигуранты были, как на подбор, среднего роста. Опознали допрашиваемые его и по фотороботу, утверждая при этом, что раньше с ним никогда не встречались. Пытался Кличко понять и то, почему матёрый уголовник – главарь банды – не оставил в офисе “пальчиков”, известных специалистам. И, кажется, понял – один из допрашиваемых припомнил, что их вожак не снимал резиновых перчаток. После прямых вопросов подтвердили это и другие. Но очень не любил полковник задавать такие “прямые” вопросы, полагая, что тем самым можно подвигнуть допрашиваемых и на сознательную или неосознанную ложь. Хмурова Александра Васильевича по фамилии и имени назвал лишь гражданин Комарец, в Питере. Комарец, гражданка Кныш и все арестованные признали в фотороботе “Кузьму Петровича” и, таким образом сомнений в его роли в этом деле не было. (Кстати: второй “фоторобот”, изготовленный со слов гражданки Кныш, тоже не оказался лишним. Правда, им заинтересовались коллеги из МУРа). Таким образом, дело об ограблении партийного офиса можно было считать раскрытым. Однако, оставались жгучие вопросы: — Кто же застрелил майора Андулина? — Какова настоящая фамилия Хмурого, и где он? Оставалось и публично выраженное возмущение политического деятеля “российского масштаба” Орехова, который резко отрицал организующую роль в ограблении своего заместителя и требовал найти исчезнувшего Ричарда. Информацию генерала Ларцева о том, что Паученков погиб под фамилией ...Орехова, он назвал гнусной провокацией с политической подоплёкой. Оставалось неясным (собственно говоря, этим никто и не занимался), погиб ли Паученков-Орехов в результате собственной небрежности или его убили? Тогда возникали и другие вопросы, – кто и за что? Все эти вопросы можно было бы прояснить, задержав гражданина Хмурова. И он был объявлен во всероссийский розыск. Но, честно говоря, милиция не знала, кого же искать? Никто не сомневался, что “Хмуров” – фамилия вымышленная. Отпечатков пальцев такого гражданина в картотеке МВД не было. В квартире, из которой, казалось бы поспешно, бежал Хмуров, отпечатков пальцев нашли очень мало и они не совпадали с неопознанными отпечатками из штаб-квартиры и не значились в картотеке. Значит, “Кузьма Петрович” имел время подготовиться к уходу. Да и его хулиганский “экспромт” перед оставлением квартиры не говорил о поспешности. Для очистки совести, было предписано райотделам милиции всех регионов страны повидать граждан с такой фамилией с целью проверить, не узнает ли кто-нибудь на фотографии своего родича. Так же разумеется, что был дан и благовидный предлог для таких расспросов. Вячеслав Сергеевич искренне надеялся, что фамилия “Хмуров” не очень распространена, и дурную работу коллегам он задал не слишком большую. Впрочем, это делалось именно “про на всякий случай”, – ни Кличко, ни Шифер не сомневались, что искомый гражданин менял свою фамилию не один раз. Итак, дело буксовало. А гражданин, оставивший свой порванный паспорт возле кучи дерьма, ехал в это время в поезде Москва-Калининград. На свою новую – или, нет, – фамилию он загодя заказал билет и, пройдя проверку литовских властей, получил право на транзитный проезд. Мерно стучали колёса. В купе на верхней полке, – он сам выбрал верхнюю, с неё удобнее было наблюдать за обстановкой, – ритмично покачивался этот гражданин. Он не беспокоился, ибо впервые за много лет использовал свои подлинные документы и свою подлинную фамилию. Проживая последние десять лет в Москве, он не ленился выполнять все формальности, связанные с паспортным режимом, в том числе с обменом паспортов, а ещё раньше водительского удостоверения. Под своим подлинным именем он изредка появлялся в своей комнате в мало населённой коммунальной квартире. Комнату он сдавал семье другого жильца этой же квартиры за невысокую плату. За расчётом один раз в полгода приходил сам, пил с хозяевами чай на кухне и рассказывал о своём длительном пребывании в командировках на северных объектах. Приезжая, он никогда не оставался ночевать (“Не хочу нарушать ваш быт, – вежливо говорил он соседям, намекая, что у него есть знакомая женщина, у которой он может перекантоваться тройку-пяток дней”). Соседи-арендаторы были крайне довольны его деликатностью, а он постоянно поддерживал свой “легальный” статус. Теперь эта предусмотрительность пригодилась. Его подлинная фамилия....Это, наверняка, покажется надуманным, но что делать?! В жизни всякое случается, а не верите, – ваше дело. Его подлинная фамилия была Орехов. Загляните в телефонный справочник.... Найдёте ли вы в нём Хмурова, – не знаю. А Ореховых – обязательно. Однако, будем пока называть его Хмуровым....Чтобы не путаться в обилии граждан с фамилией “Орехов”. Кличко же с Шифером упорно пытались найти какие-нибудь материальные зацепки, чтобы выйти на Хмурого. По поручению полковника, питерский коллега Альберт Дергачёв снова встретился с Комарцом. Он долго не мог дозвониться до Комарца, но, наконец, тот сам позвонил майору, сказав, что обнаружил его номер телефона на табло своего. – Вы звонили мне...господин майор? Это некто Комарец тревожит вас. – Звонил. Возникла нужда срочно поговорить. Зайдите ко мне сегодня в... – Господин майор! Альберт Михайлович! А можно нам где-нибудь в другом месте поговорить? Меня могут увидеть возле вашего учреждения мои...знакомые и... – Согласен. Подходите в 15 часов в.... Они встретились, как договорились, и майор привёл Комарца в контору одного из ЖЭКов, в небольшую обычно пустую комнату, некогда называвшуюся Красным уголком. Дергачёв положил на стол диктофон. Закурил и подождал, пока закурил Комарец. Потом, включив диктофон, он сказал, что хочет услышать от Комарца подробный рассказ о всех встречах с Хмурым. Приостановив запись, добавил, что задержанные по информации Комарца участники “московской экспедиции” дают показания, что ссылаться на его помощь пока не пришлось и он, Дергачёв, надеется, что такой надобности не возникнет, если Комарец будет вести себя разумно. Но вот сам Хмурый успел удрать. – Скажите, гражданин Комарец, – Альберт снова включил диктофон, – где и при каких обстоятельствах вы познакомились с Хмуровым? Где потом встречались? – Ну, гражданин майор! Это у вас архивы в порядке, специальные барышни за ними следят....У меня архива нет. Всего не припомнить... – Ладно, – покладисто сказал Дергачёв, – расскажите, что помните. По словам Комарца, познакомились они с Хмурым году в 91-ом, или в 92-ом.... Познакомились в ресторане, где братва отмечала успешное дело. Было это в Москве, куда Комарец, как он сказал, попал случайно.... Долгий разговор, – Альберт два раза менял кассету, – оказался бесплодным. Выходило, если старый вор не врал, о конкретных делах Хмурого , он ничего не знал. Подсказать, в каких прежних документах могли бы быть “пальцы” Хмурого или имена его подельников, Комарец не мог. Или не захотел рассказать. Пробовал майор пригрозить, что переведёт Комарца из свидетелей в соучастники, но бесполезно. Единственное, что выудил Альберт Михайлович, так это то, что в Москве Хмурый в “авторитетах” не числился, но знали его “люди”, как человека, способного подключиться к делу с несколькими бойцами. На этом возможности Дергачёва были исчерпаны, о чём он и сообщил в Главк. ...Под мерный перестук колёс хорошо дремать, хорошо вспоминать, хорошо думать... Гражданину Хмурову не спалось. Он вспоминал события последних лет, последнего месяца, последней недели....Ошибки нет: время “рвать когти” наступило. Он вовремя решил сбросить чужую шкуру. Вовремя, даже чуть не прозевал последний момент. Конечно, сделать это он решил уже давно. Не случайно так тщательно и долго готовил последнее дело. Даже заранее решил использовать в нём приезжих, чтобы свои, московские, мальчики не знали, не почуяли, что Бригадир решил бросить их. Он усмехнулся про себя. “Бригадир”! Так называли его только свои, те, что на подхвате. Хмуров хорошо понимал, что на принятое в их среде понятие “Бригадир” он не тянет. Не было у него своей “армии” боевиков. Так...три десятка пацанов...Плюс, конечно, мозговой штаб. Не “держал” он не только район или зону, но и вообще никакой конкретной территории. Не собирал “налоги” и не крышевал частников. Но благодаря своему чутью и хорошо поставленной разведке, срывал хорошие куши то здесь, то там. Реальные хозяева территорий знали Хмурого, иногда пользовались его наводками и не возражали, когда Александр Васильевич проворачивал свои операции на их территориях. Тем более, что Хмурый заранее предупреждал их о своих намерениях. Ясно, без лишних деталий... Короче говоря, определённого статуса в “московских кругах” он не имел. Слишком поздно вошёл он в преступный мир. Да и “интеллигентное” прошлое в их среде не котировалось. Он чувствовал себя чужаком среди них, чужаком и был. Потому и задумался достаточно давно о выходе из игры. Потому и планировал эффектную операцию, чтобы, взяв хороший куш, уйти. “Мальчиков” своих он не жалел, скорее не думал о них. Есть зубы, нет совести, – значит, не пропадут. Прибьются к какому-нибудь чёрному войску.... ...Стучат колёса....Мелькают за окном отдельные строения и посёлки, мелькали перелески, а в просветах придорожных защитных лесопосадок мелькали заснеженные поля. Поспать бы....Но не спится.... Как же неудачно всё получилось! Кажется всё продумали они с Ричардом. Последний месяц они так часто встречались, что этот дурень вообразил себя чуть ли не другом Хмурого. А каким ничтожеством предстал во время последней встречи в “Медвежьем Углу”. Даже мараться об него не хотелось. Но пришлось. Ричард единственный, кто видел и знал о выстреле в ментовского майора. ...Снова потекли воспоминания. Когда Ричард прибежал к нему и сказал, что надоедливый майор собирается придти в контору и снова допрашивать Пилецкого, Хмурый дал ему микро-микрофон и велел подсесть в машину. Слушали вместе почти весь разговор Андулина с Пилецким. Скверно всё складывалось, референт “поплыл” и проболтался о больших деньгах, о таинственном знакомце начальника, приходившим недавно в офис....И вот тут-то сказал мент роковую фразу. Хмуров задумался, вспоминая её. Рассердился сам на себя, – да на кой хрен мне это нужно? Какое теперь это имеет значение? Но навязчивая мысль потому и называется так, потому что не нужна, а из головы не уходит. Да, что-то такое: “Видите, Пилецкий, вас подводят под монастырь, а я верю вам. Рассказывайте. Я даже протокола не веду и магнитофона в кармане у меня нет”. Именно тогда Ричард выразительно посмотрел на меня и я, как пацан, импульсивно достал оружие. Чего добился? Майора ментовского на тот свет спровадил. Майоров у них много, а теперь вся милицейская свора от меня не отстанет. Он перевернулся на другой бок. Вот так одно за другое и цепляется. Сначала водила этот некстати зашёл, глазища вылупил....Сразу понятно стало, что молчать не будет....Зряшное убийство, а что делать было? Потом майор....Потом этот придурок....А интересно, сколько душ я лично за эти годы?...О, чёрт! Об этом и думать, оказывается, не приятно. Я-то считал, что привык уже....Первого ещё в 92-ом завалил. Ну, это простительно. Как говорится, в порядке самообороны... Хмуров снова перевернулся на другой бок. Немного полежал, свесил ноги и, опершись рукой о противоположную полку, спрыгнул на пол. ...Пора сходить в вагон-ресторан... Пётр Николаевич Беркутов открыл дверь кабинета Кличко. Вячеслав Сергеевич, увидев его на пороге, вскочил: – Здравия желаю, товарищ Генерал-лейтенант! – Здравствуй, полковник, – Беркутов вошёл в кабинет, сел за Лёвин стол. – Садись, Слава. И не ешь ты меня глазами, мы, помнится, виделись меньше недели назад... – Это так, Пётр Николаевич, но я так рад увидеть вас в этих стенах....Так и кажется, что прикажете в ваш кабинет явиться. – Моего кабинета здесь уже нет, Слава, – генерал вздохнул с неподдельной тоской. – А пригласил меня генерал Ларцев. На днях планирует он провести коллегию по итогам прошлого года, вот и попросил меня поучаствовать в подготовке и заседании....Как никак, а полгода прошлого я отвечал за работу главка....Ну, а у тебя как дела? Что нового в расследовании “партийного ограбления”? – Ох, Пётр. Не оно меня тревожит. С ограблением этим , практически, полная ясность есть. Так, детали уточняем. А вот, кто убил Серёжу Андулина?... Если бы мы не опоздали и взяли Хмурова, или, как его звать, не ведаю... Наверняка, этот бандит знает. И ещё, Пётр Николаевич! Я уже говорил вам, что хотелось бы понять роль партийного босса – гражданина Орехова.... Беркутов встал и подошёл к окну. Долго смотрел на знакомую картину, открывающуюся из окна. Молчал. Потом повернулся к Вячеславу Сергеевичу. – Хмурова вы рано или поздно задержите. Учить, как искать не буду, ты сам на этом собаку съел. Хотя и не всякий розыск кончается успехом. Это ты тоже знаешь. А насчёт Орехова, Слава, ты зря голову ломаешь. Вполне возможно, что ты прав, и он нечистый человек. Увы, среди наших политиков это не редкость. Знаешь, наверное, среди депутатов прошлой Думы без малого 20% использовала депутатскую неприкосновенность, чтобы укрыться от следственных действий.... Только дела Орехова, если они есть, с этим ограблением не связаны, и поимка Хмурого в его разоблачении не поможет. Здесь такая ситуация, о которой говорят “вор у вора дубинку украл”. Сдаётся мне, что его погибший заместитель, – как его? Ричард...да, спасибо, Ричард Паученков решил у собственного шефа гешефт перехватить. И позвал на помощь откровенного уголовника. – Беркутов положил руку на плечо Кличко. – Лови Хмурого, проясни, кто застрелил нашего товарища, а....Орехова оставь нам с Лёвой. Если мы сумеем, то всякая политическая шваль....Ладно, Слава. Мне идти нужно. Рад был повидать тебя, так сказать, на служебном посту. – И он вышел из кабинета. Хмуров снова поудобнее устроился на своей полке. Итак, – у меня был день воспоминаний. Впереди – ночь воспоминаний, ибо за окном вагона уже совсем темно. Январь всё-таки. Пусть день уже подрос заметно, но до равноденствия ещё далеко. В вагоне зажглись лампы. С ним в купе едут две пожилые женщины. Они что-то вяжут на спицах и очень тихо разговаривают. Им свет в купе, вроде бы, не нужен. Не нужен и ему. А спать совсем не хочется. Да, Хмуровым он стал после того памятного случая.... Было ему немного за тридцать. В стране кипел бум кооперативов. Нелепые законы, – он это понял сразу и решил, что его час настал, – нужно использовать момент. – Государство с подачи самого Генсека разрешило кооперативам выполнять посреднические функции, разрешило переводить безналичные средства в наличные. Дало право устанавливать так называемые договорные цены и, заодно, отменило ограничения на размеры зарплаты....Государство разрешило умным и не отягощённым моральными принципами людям обогащаться. А он, тогда ещё Виталий Спиридонович Орехов, был человеком умным. И болезненной совестливостью,... нет, этим он не страдал. Когда он, уже достаточно опытный инженер-проектировщик создал свой кооператив и начал делать проекты на 30-40% дешевле, чем родной институт, заказы к нему потекли, если не рекой, то мощным потоком. А он мог “торговать” дешевле, потому, что пользуясь годами накопленными институтом техническими богатствами, используя его библиотеку и проектный кабинет, используя его множительную и вычислительную технику и другие технические возможности, он “экономил” гораздо больше. Его не смущало, что он этим обкрадывал институт. За помощь в работе он платил штатным работникам института сущие копейки, а себестоимость своих проектов в результате сокращал втрое....Деньги на счету кооператива легко превращались в наличные, и скоро жена его стала скупать золотые украшения, ковры, дорогой хрусталь.... Он быстро развёлся с женой. И полюбил свою “кубышку”, в которой пухла и пухла пачка зелёных банкнотов. ... Развёлся...это, конечно, на официальном жаргоне. Ни в ЗАГС, ни в суд он не ходил. Выгнал суку, когда... Он перевернулся на другой бок, лицом к стенке вагона – так вспоминалось удобнее... ...Выгнал, когда застал её с мальчишкой-студентом из соседней квартиры... Он стоял, остолбенев, наверное минуту. Они не заметили, как Виталий вошёл... Зарычав что-то нечленораздельное, он подскочил к тахте, пинком отшвырнул голого студента в угол комнаты и...- Хмуров снова перевернулся на другой бок...Всё-таки, так – удобнее... ...и схватил Райку за грудь и за бок. Перевернув её и подняв задницу, он вонзил, – как свалились штаны он и не заметил, – вонзил чуть пониже её задницы...задницы...да, пониже задницы, – и вопль его слился со знакомым криком Райки. С минуту он лежал на ней, ощущая, как его жизненная сила, пульсируя, перетекала в неё. Дурацкое выражение – жизненная сила. Где он вычитал такое? Сколько раз он щедро делился и с Райкой и с другими девками этой “силой”, а она не убывала. Поднявшись тогда и плюнув в сторону дрожащего от страха студента, он ушёл, оставив открытыми все двери. В тот вечер он вернулся в свою “контору”, долго сидел в тёмном кабинете, курил, и пытался вспомнить имена подруг, с которыми уже давно делил сладкие часы в квартирке, снятой специально для таких случаев. Виталий не то чтобы устал от жены, – нет, Райка ему нравилась по-прежнему, – но новые возможности требовали узнать и новое. Впрочем, он скоро убедился, что удовольствие в постели он получает от собственных ощущений и переживаний. Баба всего лишь помощник в этом, все они одинаковы. Интересно, азартно затаскивать в постель только не поддающихся, а так... Купленные за деньги или побрякушки – у всех две ноги, две груди и зад разной степени привлекательности на вид, но всё это – а т р и б у т ы, декорация к собственным ощущениям... Правда, любил он, когда девка орала. Но и это понятно, – опять его силу признавала. Её стоны и крики – это Его умение, Его ощущение. Виталий вспоминал всё это с каким-то непонятным удовольствием. Ему почти хотелось, чтобы тот вечер повторился... В самом деле, – а что случилось? Что жена не верна ему, он знал. Догадывался. Сам, ведь, тоже – не чурался лёгких амуров. Так чего психанул? От зрелища этого – наяву, не на плёнке, которые он любил иногда посмотреть, – от зрелища сам вспыхнул в д р у г, не думая о бабе ещё полсекунды назад... Хмуров усмехнулся, почувствовав неожиданное в такой обстановке шевеление...Свесил голову вниз, вздохнул – обе попутчицы явно бесперспективны... Шепчутся о чём-то. Как бы взвились они, прояви он конкретный интерес. Но нет, не вызывают они интереса... ...В тот вечер он вернулся в контору. Долго сидел, курил...О чём думал – забылось, остались в памяти лишь действия. А он позвонил тогда домой и, не слушая о чём скулила сука, велел ей убираться вон и не появляться на глаза ему... Швырнул трубку на рычаг, попытался ещё раз закурить...Швырнул в угол зажигалку, – бензин что ли кончился, нащупал в ящике стола коробок спичек...Сломал несколько – и они противятся, долго рассматривал так и не зажжённую папиросу. Швырнул на пол и её. Снова взялся за телефон и, услышав голос Райки, спокойно и отчётливо сказал, что она может переночевать, но к его приходу – чтобы не было её. Потом вежливо выматерил её и добавил, что сам он уйдёт к полудню, заберёт свои вещи и уйдёт. А Райка пусть живёт – квартира и все шмутки, всё барахло – её. Живи, стерва... ...Всё-таки, хорошее время было в его жизни. Это потом, после ТОГО случая всё полетело кувырком. Хотя казалось, что новая жизнь – не только иная, но и насыщенная неведомой раньше силой и возможностями. И не в деньгах дело, хотя стало их много больше...Но могущество. Власть над жизнью людей. Его не выворачивало больше от вида убитых им людей. Как в ТОТ день. ...И вот новый крутой поворот. Он бежит. Неизвестно куда. План есть лишь в самых общих чертах... Калининград... А там... Оттуда уйти в Польшу и ...дальше. А дыхание ментов в затылок он ощущал почти физически. ...Стучат колёса, за окном мелькают какие-то огни. Какие? Да, к чёрту. Неинтересно. А интересно, что делает сейчас Райка? Спит, ... с каким-нибудь очередным хахалем. Или устроилась капитальнее? Тебе-то что? Ну, была среди многих и такая баба... Навестить её? Опасно. Т о г д а он старательно заметал следы. Чтобы никакая ниточка не связала прежнюю жизнь с новой, не связала Орехова с Хмуровым. С Хмурым. С его бурной жизнью в Москве... Вроде бы и замёл... Сколько лет прошло – никаких осложнений: нет Орехова, исчез. Только не из памяти. Вероятно, на уровне инстинкта Виталий всегда понимал, что московская авантюра – “вставной эпизод” в драме его жизни. ... И как-то внезапно заснул... ... Стучат колёса... Проснувшись, Хмуров – или уже опять Орехов? – проснувшись сразу вспомнил вечерне-ночную маяту своих длинных мыслей. Чего же больше – сожалений по разрушенной жизни удачливого кооператора – сейчас он видел, что некоторые из его сотоварищей обрели солидность “новых русских”. Но сколько рухнули на самое дно!... Он не интересовался жизнью бывших земляков, но однажды попалась в газете статейка, в которой среди других упоминался его старый знакомец и успешный тогда конкурент... Повесился бедолага Лёха, не смог или не захотел переквалифицироваться в бомжи... Или не жалеет? Сколько острых впечатлений дало знакомство изнутри с криминальной жизнью. Верное слово нашлось – авантюра. Есть, есть в нём жилка авантюриста. А моральная сторона... Ну, моральные проблемы никогда его особенно не тревожили. Наедине с собой он не стеснялся признать, что СВОЯ рубашка для него всегда была ближе к телу и проблемы “других” его не волновали. Чувство супермена, которому всё дозволено, это... это...Это – “супер”, как говорит молодёжь. Не так давно прочитал он брошюрку про сатанистов. Что ж, свободные они люди. Хотя какую-то брезгливость преодолеть так и не смог – сильно впитанное с молоком матери. ...Он снова свесился с полки. Соседки внизу мирно похрапывали. Ехать ещё долго. Скоро опять пограничный контроль, будь не ладны эти границы. Испохабили страну, развалили её мерзавцы. Виталий усмехнулся – “остатки патриотизма заговорили”. Ну, почему советская власть не додумалась: демократия демократией, а эту националистическую шпану нужно было раньше... К ногтю...Бизнес в большой стране, – разве это было бы хуже? Пора бы прогуляться в сторону туалета... Но на литовской части пути туалеты закрыты, придётся терпеть. Ох-хо-хо... Скорей бы уже эта граница... И снова потекли воспоминания... В мутном море “новой” экономики Виталий Спиридонович плавал, как рыба. Хищная рыба. Его кооператив быстро стал “многопрофильным”. “Разрешено всё, что не запрещено” – Это прекрасно для людей с гибкой совестью. Для умных людей. Развалился Советский Союз. Его это не опечалило. Напротив. Масса новых возможностей, – чего одна приватизация стоит! Вот тогда и “случился случай”, круто изменивший его жизнь.... Фрагмент 37 Вот тогда и “случился случай”, круто изменивший его жизнь.... Однажды под вечер в пятницу, когда он уже собирался закрывать свою контору, в кабинет зашёл высокий и совершенно определённого типа мужчина. В дверях топтался ещё один. Нагло улыбаясь, визитёр подошёл к Виталию Сергеевичу, положил ему руки на плечи и попросил немедленно отдать ему все деньги из сейфа “в залог долгой дружбы” и пообещал, что “всего за одну четверть будущих доходов, он избавит его ото всех неприятностей”, кроме, – вечерний гость захохотал, – “кроме триппера и фининспектора”. Они смотрели друг другу в глаза пять секунд, десять... Бог не обидел Орехова ни силой, ни решительностью. Краем глаза заметив, что фигура в дверях стоит и ковыряет в носу, Орехов, не сбрасывая рук наглеца с плеч, нанёс ему мощный удар снизу в подбородок. У пришельца подогнулись ноги, а Виталий резко двумя руками толкнул его в грудь и, перепрыгнув через лежащего, в два шага достиг его спутника, схватил за руки и швырнул вглубь кабинета. Всё это заняло вряд ли больше, чем ещё 5 секунд. После короткого яростного безумия, наступили необычайное спокойствие и ясность мыслей. Орехов запер дверь конторы изнутри и осмотрел лежавших бандитов. Кажется, всё. Внезапно почувствовал дурноту и, не удержался, – вытошнило прямо на ковёр. Слабость длилась несколько мгновений. Тот, которого он швырнул из дверей, был мёртв. Он ударился головой об угол стола, небольшое кровавое пятно расплывалось на старенькой ковровой дорожке. Дорожка досталась кооперативу вместе с арендуемым помещением. Второй бандит тяжело дышал и, кажется, начинал приходить в себя. На мгновение Орехов заколебался, но, отчётливо понимая, что Рубикон перейдён, он приподнял врага за плечи и сильно ударил об тот же угол стола, рядом с которым лежал труп его сообщника. Подбежал к окну, всмотрелся в машину визитёров...Нет, больше никого. Да какая теперь разница? Рубикон перейдён... Рубикон перейдён... Теперь, спустя много лет после того дня, он удивлялся своему хладнокровию.... Закон нарушать, – это одно. Но убил-то человека...двух человек он впервые! И, тем не менее, тогда он не испытывал ничего. Был спокоен и деловит. Вынув из карманов убитых документы, он сел в кресло. Время было. Орехов понимал, что до наступления темноты, он ничего предпринять не сможет. А до темноты было ещё час-полтора. План дальнейших действий выработался быстро. Фамилия одного из убитых, – Смуров, её так легко превратить в “Хмуров”, а фотография на паспорте сделана 7 лет назад. Вполне похож этот тип на него, на Орехова. Сколько времени у него есть? Свои, – в кооперативе на штатной основе работали трое, – он сам, его заместитель и секретарь, она же бухгалтер, – свои появятся в понедельник. Чужие? Он не сомневался, что убитые – не одиночки. Их “соратники”, не дождавшись возвращения, могут заявиться и завтра. Значит, в конторе больше появляться не следует. А на улаживание других дел есть целая рабочая суббота. Успеть можно многое. Орехов на пишущей машинке отстукал приказ о своей командировке в Москву. Написал записку заместителю, что вернётся в конце недели. Чепуха, конечно, но позволит выгадать пару дней. Достал чёрные чернила и, потренировавшись на клочке бумаги, аккуратно исправил фамилию в паспорте и водительских правах убитого. Стемнело. Он завернул тело одного из убитых и вынес в свою машину. Выехал за город. Притормозив на ответвлении от шоссе, вышел из машины. Осмотрелся. И вытряхнул свой “куль” в придорожный кювет. Вернулся и повторил операцию. Запер наружную дверь кооператива. Сюда он больше не вернётся. ...Стучат колёса. За окном мелькают непонятные огоньки. Обе попутчицы спят. А воспоминания текут, текут. “Зачем”? – опять подумал он. Но далеко не всегда человек властен над своими воспоминаниями... Пользуясь тем, что в субботу многие учреждения работают, Орехов с утра навестил банк. Несколько бланков кооператива с печатью и подписью бухгалтера он захватил с собой и без особых хлопот оформил перевод большей части средств на новый счёт в одном из банков Москвы. Потом зашёл в ЖЭК, отсидел очередь в паспортный стол, и оформил документы на выписку, указав в “листке убытия” город Череповец. Почему Череповец? Этого он не знал и сам. Если будут искать (а с какой бы стати искать его?), пусть ищут в Череповце. Ждать паспорт после выписки в милиции он не собирался. Подарив паспортистке дорогие духи, он легко договорился, что она вышлет паспорт ценным письмом в подмосковный город Чехов до востребования на имя его друга – Хмурова, к которому, как он объяснил паспортистке, заедет дней на десять до отправления в Череповец....Это было единственное уязвимое место в тщательно продуманном плане, но терять свой “родной” паспорт он не хотел, а забрать паспорт с почты в Чехове он надеялся раньше, чем окажется в розыске. Если окажется. Всё получилось. И в мир вышел ранее не существовавший гражданин Хмуров. При этом остался в реальном мире и гражданин Орехов В.С., о легализации которого можно было подумать без особой спешки. Между тем, в канаве возле железнодорожной линии путевой обходчик нашёл свёрток с пистолетом иностранного производства. Отстрел его в лаборатории МВД показал, что именно из этого оружия вылетела пуля, прервавшая жизнь Андулина. Это оказалось первой материальной уликой в деле об убийстве майора. Как оказался пистолет в придорожной канаве, гадать не приходилось. Очевидно, что его выбросили из проходившего поезда. Из какого? Сколько дней пролежал свёрток в канаве до того, как попался на глаза обходчику? Сколько поездов, в том числе заграничного следования прошло за это время? Почему выбросивший его человек был столь неосторожен? Более-менее правдоподобный ответ имелся лишь на последний вопрос: бросивший пистолет человек просто промахнулся, – он метил в ручей, протекавший рядом и проходивший под путями в толстой железобетонной трубе. Это предположение давало основание и для догадки о времени: вероятно, это было в недавнюю оттепель, когда ручей вскрылся ото льда, покрывавшего его тонкой коркой. А это было, как раз, неделю назад. Взвесив все имевшиеся соображения, Кличко и Шифер решили опросить проводников поездов, прошедших в этот период вдоль места находки. Шифер и старший лейтенант Лукинов, вооружившись фотографиями предполагаемого преступника, отправились в Управление железной дороги. Многие из проводников выбранных поездов находились в пути, и опрос мог растянуться на целую неделю. Однако розыскникам повезло. Одна из проводниц в этот же день узнала на фотографии своего пассажира. Так стало известно, что разыскиваемый Хмуров вышел из поезда 11 дней назад в Калининграде. Кличко связался по телефону с областным УВД. Через некоторое время ему сообщили, что гражданин Хмуров ни в одной из гостиниц города не зафиксирован. Это, понятно, ничего не означало. Он мог остановиться и не в гостинице. И, главное, – почему именно Хмуров? Разорванный паспорт с этой фамилией лежал в розыскном деле. Вячеслав Сергеевич посетовал на себя: сами себя с толку сбиваем. Не нужно было в ориентировке на розыск даже указывать фамилию “Хмуров”. Но...В документах на проезд через Литву указывались фамилии и паспортные данные пассажиров, известен был поезд и вагон.... Значит, узнать под какой фамилией ехал “Хмуров” совсем просто. Полковник Кличко вылетел в Калининград. Узнавшая преступника проводница снова была в пути, но он успеет встретить её в Калининграде. Проводница долго рассматривала копию маршрутного листа с перечнем фамилий пассажиров....Одно дело, узнать по фотографии. Другое – найти в списке искомого человека. После некоторого колебания она предположительно назвала троих, – они примерно подходили по возрасту к разыскиваемому. Поблагодарив проводницу и оформив беседу с ней протоколом, полковник пошёл к местным коллегам. Проверить три фамилии не так уж сложно и он надеялся на быстрый результат. Действительно, двое из списка, оказались дома. Их личности не вызывали сомнений. Третий, – Кличко даже выругался про себя, – он так и думал, когда проводница выделила троих из списка пассажиров, – третий носил фамилию ...Орехов, столь примелькавшуюся ему в последние месяцы. Со времени его прибытия в Калининград прошло уже почти две недели. Что ж, будем искать В Калининграде бандита ищут, естественно, местные работники. И у Вячеслава Сергеевича образовалась пауза во времени. Сколь велика, он не знал, но полагал, что за день-два Орехова найдут и возвращаться в Москву смысла нет. Позвонив начальнику Главка и получив от него санкцию на задержку, Кличко решил использовать завтрашний день для знакомства с городом. Просить для этого помощи у коллег он не хотел. Потому полистал свой блокнот, нашёл телефон Синельникова, о котором много и уважительно отзывался Лёва Иванов. Кличко позвонил, Синельников ответил сразу, но оказалось, что приехать в город он не сможет, так как лежит в постели с чем-то вроде гриппа. – У нас волна гриппа идёт, но без помощи я вас не оставлю. Сейчас позвоню очень хорошей знакомой, она больше 50 лет живёт в Калининграде, можно сказать спроектировала строительство полгорода....Она охотно вам и покажет город и расскажет о нём... – Удобно ли, Роман Семёнович? Беспокоить человека.... – Не хочу и слышать ваш отказ, вполне удобно....Скажите ваш номер телефона в гостинице.... Действительно, минут через 20 в его номере раздался звонок. Справившись, говорит ли она с полковником Кличко, женщина неожиданно молодым звонким голосом представилась – Ларионова Эдит Иоганновна. Мне Роман Семёнович сказал, что нужно вас познакомить с нашим городом. Я с удовольствием сделаю это. Они быстро договорились, что Э.И. с мужем, тоже старожилом города, подъедут к гостинице завтра в 11 часов. – Правда, у нас не “мерседес”, а древний “гольфик”, но машина бегает и, если вас не смущает отсутствие респектабельности... – Не смущает, – со смехом сказал Кличко и они попрощались до завтра. Ждать ему не пришлось. Ровно в 11, Вячеслав Сергеевич, выходя из стеклянных дверей гостиницы, увидел, как на парковку у входа въехал белый “Golf-2″ – едва ли не самая массовая машина в Калининграде. За проведенные в городе полтора дня Кличко видел уже много таких машин, разноцветных, с одной дверью или с двумя. Он подошёл к машине. – Здравствуйте, Кличко Вячеслав Сергеевич, – представился он вышедшим из машины пожилым женщине и мужчине. Те в свою очередь назвались, и Эдит Иоганновна спросила: – Что хотите посмотреть, Вячеслав Сергеевич? Что-то конкретное или на наше усмотрение? – Я впервые в городе. Свободное время образовалось непредвиденно....Посмотрю всё, что покажете. – Тогда, в путь! Кличко, не взирая на его протесты, усадили впереди, рядом с водителем, а Э.И. села сзади – так удобно было рассказывать. Маршрут между хозяевами был, видимо, согласован заранее, и машина сразу же тронулась с места. ... Примерно через 3 часа они остановились возле нового пятиэтажного дома, едва видного, несмотря на зимнее отсутствие листвы, за шеренгой высоких деревьев. – Вот тут мы живём, – сказала Э.И. – Зайдём. Попробуем пирог с клюквой, – внучка обещала испечь к нашему возвращению. – Спасибо. Охотно, только проверю свои возможности по времени. – Кличко достал из кармана сотовый телефон. Набрал номер....Коротко переговорил с кем-то и, повернувшись к Э.И., повторил – спасибо за приглашение. У меня есть ещё час...впрочем, мне позвонят. Пирог был готов. Надя приветливо встретила вошедших. Эдит Иоганновна пригласила Кличко в гостиную, где внучка уже приготовила стол. На его середине разместился накрытый пока полотенцем пирог. Расставлены был яркий сервиз немецкого, ещё ГэДэ эРовского производства. На краю стола разместился фарфоровый электрический чайник... – ...Город ваш производит впечатление, – проговорил Кличко. В Москве есть целая...шеренга газет, которые довольно часто упоминают о Калининграде и всегда негативно. Разрушили, мол, русские один из красивейших городов Европы и ничего стоящего не создали....Вижу, как они врут. Вы город заново построили.... – Да, когда мы приехали сюда в 1947-ом, а муж ещё раньше, летом 46-го, здесь одни развалины были....После английских ковровых бомбардировок летом 1944-го и штурма нашими войсками в апреле последнего года войны...- это трудно представить, это видеть нужно Мы покажем вам фотографии. Но фото -это только фото. Да, можно сказать, всю жизнь отдали воссозданию на месте старого – нового города. – Э.И. достала из книжного шкафа старую тетрадь, – мы оба и непосредственно на стройке поработали, и в проектной организации.... Вот, поглядите, я тогда стихи написала...А я пока фото достану... Вячеслав Сергеевич прочитал стихотворение, написанное крупным округлым почерком: В славном том, сорок пятом Они не звенят орденами, В город, войной сожжённый Они скромны и обыденны Люди пришли, чтобы строить Но все их мысли и чувства Город советский, свой. На белый ватман легли. Каждый, из пепла поднятый, Легли на прозрачную кальку Дом им жизнью обязан Чёткие линии чёрные.... Труд их велик и вечен, ... И в поле микрорайонов И каждый из них – герой. Посевы домов взошли. – Образно. И от души. Это, наверное, очень приятно, – видеть ЗРИМО плоды своего труда. Завидую. Мы, сыщики, этой радости лишены. А как вы относитесь к новостройкам последнего времени?- – Двояко. Радует, что появились новые возможности, новые материалы, которых в те годы у нас не было.... С другой стороны, потеряна человеческая сущность труда. Извините, но я остро воспринимаю изменения социального плана. Ну, и чисто профессионально: нынешние застройщики часто теряют чувство меры,...чувства ответственности перед Городом, перед будущим...не буду отвлекать ваше внимание на примеры. Их много. – Согласен. Даже мой дилетантский взгляд покоробило обилие “заплат” на центральном проспекте. Я вечером прошёлся немного вблизи гостиницы.... Вы меня тоже извините за грубое сравнение, но в глазах пестрит, словно немолодая матрона без меры своё лицо совершенствовала, косметикой злоупотребила.... Звонок мобильного телефона прервал разговор. Кличко внимательно выслушал. Попросил срочно прислать за ним машину. Поднялся: – К сожалению, должен уехать. Местные ребята высмотрели того...мерзавца, ради которого я приехал в ваш город. Спасибо вам и за город и за тёплое внимание ко мне. – И повернувшись к Наде добавил: – а пирог с клюквой надолго запомню. Вкуснейший получился Приехав в Калининград Орехов, – теперь уже нет смысла употреблять фамилию “Хмуров”, – Виталий Спиридонович сразу же снял комнату и занялся реализацией своих планов. В городе он долго задерживаться не собирался. Не более полугода. Полагал купить какую-нибудь самую завалящую квартирку, чтобы прописаться (сейчас говорят “зарегистрироваться”, но это – один хрен). Став “калининградцем”, он собирался войти в долю какой-нибудь фирмы, занимающейся приграничной торговлей, а в дальнейшем, – разведав обстановку на той стороне, – проложить путь в Германию. Доллары он уже давно заменил на “евро”. Успел он не так уж много. Вечером, выходя после ужина из небольшого кафе, он увидел группу ожидавших его молодых людей и сразу понял: это – конец. Сопротивления аресту он не оказал. Подошедший немолодой человек в плаще негромко сказал: – Гражданин Орехов, вы задержаны. Или вам удобнее называться Хмуровым? – Не понимаю вас. Но спорить, видимо, бесполезно. Вас слишком много. Кличко молча надел на него наручники и открыл дверь машины. Сопротивления аресту он не оказал, но на допросах сопротивлялся бешено, оспаривая каждое обвинение, кроме участия в ограблении партийного офиса. Это было бы и бесполезно: его уличали и показания соучастников, и опознавшие его работники офиса, видевшие, как он встречался с их бывшим начальником... И гражданка Кныш, уверенно опознавшая “Кузьму Петровича”, столь щедро платившего ей за нехитрые телефонные услуги. Но и тут Орехов всячески пытался приуменьшить свою роль. Дескать, соблазнился предложением прохвоста-начальника, решившего пограбить собственный сейф, свалив вину на лихих людей. И он нашёл таких людей и, по глупости, пошёл вместе с ними. – Гражданин Орехов, – говорил майор Шифер, – расскажите, как вы убили шофера автобуса? – Выдумываете, гражданин майор. Не я порешил бедолагу. Кто-то другой. – Познакомьтесь с заключением трассологов, – удар нанёс высокий человек, а все ваши подельники... – Высокий? Значит, Мишка-Дылда, он выше меня.... – Среди участников ограбления не было других высоких людей. Это подтверждают все остальные...обвиняемые. – А что они знают? Мишка вместе с шофером зашёл. И смылся сразу....Нашкодил, беду на всех нас навёл и убежал. Подонок. – Зря лжёте. Мы легко установим, в каком составе вы приехали на дело. Напрасно Шифер проводил очные ставки. Орехов стоял на своём. “Отпечатков пальцев нет моих, а ребята брешут по глупости и от страха. Запутали вы их, гражданин начальник. А Мишка был и сбежал”. Напрасно майор требовал, назвать возможный адрес Мишки, напрасно говорил, что, по картотеке уголовного розыска, “Мишка-Дылда” не значится. “Значит, картотека у вас в ментовке не полная”,-нахально утверждал Орехов. На очередной допрос Шифер вызвал Орехова после обеда. Когда конвойный сержант ввёл арестанта в кабинет Шифера, Орехов насторожился. За одним из столов сидел полковник, который приезжал за ним в Калининград. Сначала всё пошло по заведенной колее, но полковник вмешался почти сразу: – Разрешите, Роман Олегович, я вопрос задам? – Шифер кивнул. – Послушайте, Орехов.... Ваши выкрутасы нам уже надоели. И улик по ограблению у нас предостаточно. Водителя убили вы, но дальше прояснять этот эпизод будет уже следователь. Нам же, розыскникам, возиться с вами недосуг. Расскажите, как вы застрелили майора Андулина? Орехов вскочил. – Что ещё вы мне шьёте, падлы? Какого майора? – и заорал в голос, – не убивал я, не убивал! Отвяжитесь от меня!!!! – Спокойнее...гражданин бандит! Вы не думали, как мы на вас вышли?...Не думали. Я расскажу вам....Сидите, сидите. Майор, дайте нашему нервному убийце воды. – Я не могу больше...Уведите меня в камеру. И адвоката дайте...- помолчав, тихо добавил – имею на это право. Кличко вызвал конвойного. Когда Орехова вывели, спросил Шифера: – Разве ему не дали адвоката? Я же... – Он отказался от адвоката, товарищ полковник. – Доложите об этом прокурору. А в разговорах с этим мерзавцем давай, Олег Романович, сосредоточим внимание на убийстве нашего Сергея. О найденном пистолете пока говорить не надо. Иначе, его прижать нечем будет. – Да, хлыщ скользкий, увёртливый. Хоть справку ему пиши, что в Москве Мишка-Дылда не значится. – И ещё, майор. Ещё два вопроса меня очень интересуют. Правда, это вроде бы и не наше дело. Мы – сыщики-скорохваты – бандюг взяли, улик предостаточно. Можно бы остальное следователям прокуратуры оставить. Пусть доводят, уточняют. Но меня, Роман Олегович, любопытство распирает. Знать хочу, во-первых: где его деньги? При нём всего 600 долларов было, счета новые в банке он открыть не успел, – коллеги ручаются за это. Из Москвы же он, по всему видно, навсегда уехал. Так, “где деньги, Зин”? – Резонно. И второй вопрос? – И второй вопрос: паспорт у него при аресте изъяли абсолютно правильный. А в Москве, – тот паспорт, что он порвал, – экспертиза тоже подлинным признала. Как это понимать? Спорить готов, что за этими превращениями гражданина бандита тоже преступление скрывается. Какое? – И я вопросик добавлю. Можно, Вячеслав Сергеевич? – Давай. – Простенький вопросик: а его приятель-заказчик-соблазнитель, – Паученков тире, пардон, тоже Орехов? Сам помер или наш друг к этому руку приложил? – И я скажу: резонно. А, впрочем, Паученков наш фигурант, но его убийство, наша ли проблема? – Не знаю, товарищ полковник. Прокуратура дело у нас примет и без этого. – Прокуратура-то примет. А мы сами, сдадим и помолчим? – Так можно бесконечно копать. И у Орехова-Хмурова, и у его подельников биография богатая. Так мы в биографы не записывались....Нужно генералу докладывать и где-то ставить точку. – Ты прав. И я прав...Знаешь такой анекдот? – Знаю, Вячеслав Сергеевич. Знаю. Однако, пойдём...- Анна Захаровна звонила. Генерал велел после окончания допроса к нему зайти. Или один пойдёшь? – Вместе пойдём, Рома. Чувствую, сегодня опять вздрючка будет. Так вдвоём не так страшно. . Фрагмент 38 Поездка по Уралу подходила к концу. Выступления в Нижнем Тагиле и Челябинске прошли очень похоже на первые выходы Льва Гурыча и Марии. Те же проблемы со сбором аудитории у Иванова и тот же аншлаг на выступлениях Марии, хотя сама она, вопреки восторгам Добролюбова, своим первым выступлением довольна не была. – Понимаешь, Лёва, – сказала она тогда мужу, – у меня есть “чувство зала”. Я ощущаю, когда зрители захвачены, а когда часть из них не понимает происходящего на сцене. Слушали меня хорошо, но все ли поняли, о чём я хотела сказать? Что старалась донести до них? – Это понятно, моя хорошая. В зале, в основном, были студенты. Испорченные школьной программой и, наверное, большинство из очень обеспеченных семей, способных платить за учёбу в университете. Общество наше расслоилось...Пафос “Буревестника” для них чужд. – Насчёт школы, – ты прав. Горького сейчас в школе “не проходят”. А студенты....Студенты всегда и везде предполагаются чувствительными к несправедливости. И к прекрасному. И всё же, я попробую следующее выступление иначе начать... И она углубилась в привычную для себя работу, – репетировать (пока мысленно!) новый вариант выступления... Что касается Льва Гурыча, то он строил свои выступления одинаково, стараясь побудить слушавших к разговору, к вопросам. Он теперь не боялся “того самого” вопроса, но он-то, как раз, больше не прозвучал. Иванов решительно заявлял о необходимости именно политической борьбы. О необходимости конституционного изменения правящего режима. Подчёркивая, что политика президента ведёт к ослаблению “мускулов страны”, он высмеивал надежды на миролюбие и доброе расположение к России держав, на протяжении всей послевоенной истории проявлявших свою корысть и эгоизм. – Если мы хотим выжить в качестве самостоятельного государства, мы должны быть сильны. А сила – это экономическая мощь плюс передовая военная техника, – говорил он. – Экономическая мощь не может быть сохранена, если мы отдаём могучие заводы в частные руки. Взгляните на реалии вашего города.... Коломиец и его товарищи из других городов Уральского региона снабдили Иванова множеством конкретных фактов, хорошо известных собравшимся. И он чувствовал по вопросам в конце выступлений, что его слова падали в подготовленную почву... После заключительной встречи в Челябинске Лев отправился в офис местного отделения Фонда, куда он просил собрать руководителей партийных групп всех областей Урала. Как сообщил ему Матвей Егорович перед началом выступления, приехали все. Даже ещё не совсем оправившийся после болезни Кузикин из Екатеринбурга прибыл на встречу с инициатором их движения. Офис фонда расположился в двух комнатах, арендуемых у сильно “отощавшего” от безработицы проектного института. Некогда ведущая проектная организация всего Урала, сохранила не более полутора сот работников, занимала лишь один этаж большого здания и сохраняла “плавучесть” в основном за счёт сдачи в аренду своих помещений. От Дома Культуры, где выступал Иванов, до здания института было чуть больше километра. До времени встречи с товарищами – около получаса. Времени на ужин не было, а на прогулку пешком – в самый раз. Несмотря на время крещенских морозов, погода стояла тёплая – 3-4 градуса ниже нуля, почти без ветра. Шёл пушистый мягкий снежок. Прогулка по вечернему городу сняла усталость и возбуждение от разговора с рабочими, обступившими Льва Гурыча, когда он сошёл со сцены. Лев по телефону переговорил с Марией, которая неожиданно встретила давнюю подругу и была приглашена к ней в гости. “С мужем”. Но с мужем не получилось. Лев даже не смог пообещать, что заедет за ней после совещания в Фонде, так как решительно не хотел регламентировать временем встречу с товарищами. Забрать Марию из гостей и проводить до гостиницы взялся Добролюбов, которого Мария в шутку называла своим импресарио. Иван Абрамович смеялся – я заслужил эту честь. Ровно в 9 часов вечера Коломиец, Иванов и сопровождавший их челябинский товарищ Владимир Вознюк вошли в комнату, где уже сидели и готовились пить чай четыре человека. Коломиец знал всех. За прошедшие месяцы он побывал во многих городах региона. Не только областных. Помогал и газетную работу наладить. И лекционную практику. А когда Иванов с Беркутовым решили вопрос о зарплате работников филиалов Фонда, он стал практическим консультантом новых структур. Пётр Николаевич и Лев Гурыч поражались его энергии. Войдя в комнату и поздоровавшись со всеми, пришедшие разделись, и Лев подошёл к каждому, протягивая руку и называясь коротко – Иванов. Также коротко назвались приехавшие товарищи. Матвей Коломиец кратко комментировал: Кузикин Михаил Трофимович – руководитель филиала Фонда в Екатеринбурге, в уже далёком прошлом – заместитель председателя горисполкома; Александр Герасимович Ильинский – организатор всей нашей работы в Оренбурге, он же лектор Фонда, доцент строительного института; ваш однофамилец – Иванов Олег Алексеевич – редактирует наш вкладыш в челябинской газете, он же сотрудник областного радио; четвёртым за столом был Иван Добролюбов, приехавший вместе с ними из ДК на машине и опередивший шедших пешком товарищей на несколько минут. Иванов-местный налил чай вновь пришедшим. Несколько минут шёл общий разговор “о том, о сём”. Потом Лев обратился к Кузикину и Ильинскому с просьбой коротко рассказать о работе и настроениях в Екатеринбурге и в Оренбурге. “Кругом “бурги” – пошутил он, словно не в России мы...” и добавил, что о делах в Перми и Челябинске он знает, но готов выслушать и дополнительные сведения, если товарищи сочтут нужным.... После коротких информаций, он обратился к собравшимся: – Что ж, положение дел понятно....Значит, общее настроение – нетерпение, желание более активной работы. Да, понятно. Мы в Москве недавно обсуждали этот вопрос. Партийные ячейки создаются, пока под разными названиями, не только у вас. Скоро, хотя дату я пока назвать не могу, все наши газеты, а по возможности и другие, в том числе и центральные, опубликуют заявление о создании новой партии и проведении Учредительного съезда в начале будущего года. Хотелось бы раньше, но общероссийская партия должна иметь свои ячейки не менее, чем в половине субъектов Федерации. То есть, нужно иметь не менее 45 организаций. Пока у нас вдвое меньше, но до конца года мы должны выйти на критический минимум. Сумеем раньше, – и съезд раньше проведём. – Как мы определим ориентацию партии? – спросил Кузикин. – В чём наше отличие от коммунистов? Как намерены сотрудничать с ними? Или?... – Вопросы коренные. Ориентация – справедливое общество, значит, принципы социалистические. Отличие от коммунистов – мы, по крайней мере на первых этапах, – не будем стремиться к ликвидации капиталистической собственности. Как и коммунисты, мы – за многоукладность экономики. Но без резких лозунгов. Будем убеждать, – он нажал голосом на это слово, – убеждать собственников работать на благо общества....О сотрудничестве с коммунистами....По принципу, – дружба дружбой, а табачок – врозь. У нас единое выборное поле, на нём – соперничество. В борьбе за социальную справедливость – надеемся на сотрудничество. Ну, а детали должен будет определить съезд. – Предположим, что всё получится, – задал вопрос Иванов-журналист. – Президент – Вы? – Товарищи назвали меня. Я готов отдать всё победе. Но у меня нет исключительных амбиций. Если появится сильная Личность, разделяющая наши опасения за судьбу Родины и наши принципы, я уступлю дорогу. Это, – как на духу. Я слишком поздно пришёл в политику, чтобы рваться к личному успеху. – он засмеялся. – Я -пенсионер. – Лев Гурыч! Если станете президентом, что будете дальше делать? Где деньги возьмёте на первоочередное укрепление экономики? Иванов встал из-за стола и прошёлся по комнате. Ему легче было формулировать фразы в неспешном движении, хотя Пётр Николаевич как-то подтрунил: ты Иосифу Виссарионовичу подражаешь? Лев смутился, но это уже вошло в привычку. Вот и сейчас он, слегка прихрамывая, обошёл вокруг стола, собираясь с мыслями. – Я попытаюсь ответить на ваш вопрос. Только сначала....Много лет назад я чуть не упал в пропасть. Ехал пассажиром в машине по горной дороге, по серпантину. У машины что-то случилось с тормозами и мы неслись вниз, надеясь только на умение нашего шофера....Сердце сжималось....К счастью нашему, на таких дорогах в некоторых местах делают специальные ответвления – улавливатели для таких бедолаг, какими оказались мы. Водитель сумел направить нашу машину в такое ответвление. Машина остановилась, не улетев в пропасть, до которой оставались считанные метры... Мы перевели дух и стали помогать водителю в ремонте машины.... Наша страна сейчас летит к пропасти. Нужно остановить этот страшный полёт...Потом – другие проблемы....Но я попытаюсь ответить на заданный вопрос. Не взыщите, – пока схематично. И он начал рассказывать, что экономическую стратегию первого периода Оргштаб партии предполагает построить по рекомендациям Глазьева и начать с введения в жизнь природной ренты. “Конституция наша – закон прямого действия, земные недра принадлежат всему народу, – сказал он. – И это положение мы реализуем сразу. Достаточно Указа президента....А дальше...” Он рассказал о многих направлениях, о которых думают некоторые наши товарищи. Например, о необходимости вернуть колоссальные золотые активы России, оставшиеся в США, Японии, Англии и Франции ещё со времён Первой мировой войны, когда эти государства не выполнили своих обязательств перед Россией о поставках оружия, а оплату золотом получили сполна. Вместе с золотым запасом, украденным у страны и оставленных за кордоном Колчаком, это выливается в сотни тонн даже без учёта процентов. Получить их с помощью юридических исков – вполне возможно, так как западное законодательство признаёт долги государств, сделанные в ХХ веке. Насколько я знаю, – говорил Лев Гурыч, – на днях наш Главный редактор передаст в ваши газеты для публикации очень интересные выдержки из статьи публициста Максима Калашникова, в которой об этом подробно написано. Полезно использовать эту информацию и в лекциях....Кстати, Калашников и другие интересные вопросы исследует. В частности, как побудить наших новорусских вернуть миллиарды долларов в экономику России... – Побудить, убедить, – заметил Ильинский, – вы всерьёз надеетесь, что у этих живоглотов заговорит совесть? И что “западники” позволят отобрать у них деньги из западных банков? – Не отобрать! Это – вряд ли. Потому мы и подчёркиваем постоянно: мы будем действовать в рамках законов! Наша будущая партия не делает ставку на силу. А заставить юридическими доводами, – да. Их деньги уже сейчас общественное мнение западных стран считает “грязными”. Они могут потерять их прямо там, в их же банках. “Отмывание денег” во всех странах считается преступлением. Если мы подскажем, – а такие сведения у российских спецслужб есть, – что “накоплены” эти деньги с нарушением законов государства, то всякие абрамовичи, потанины и прочая, прочая... столкнутся с законами западных же стран. Почему это не делается сейчас? Спросите у нашего президента, у нашего правительства... – Это точно, – вступил в разговор Коломиец. – Если так поставить вопрос на государственном уровне, то нашим миллиардерам-миллионерам выгоднее будет принять условия государства....Лучше вложить деньги в развитие России и иметь хорошие дивиденды, чем потерять их....А в таком варианте.... – Вариантов много, – заключил Лев Гурыч. Часов в 10 вечера разговор пришлось закончить. Кузикин и Ильинский должны были успеть на ночной поезд. Лев позвонил Марии и сказал, что заедет за ней сам (местные товарищи позаботились о машине). А Матвей Егорович и Добролюбов, освобождённый в этот вечер от забот “импресарио”, направились в гостиницу. Осталось впечатление, что встреча дала всем её участникам импульс к деятельности. Подруга Марии работала в областном театре музкомедии. Не виделись они лет десять, были рады поделиться заботами и успехами. Лариса немного удивилась, когда узнала о цели приезда Марии на Урал. Пожалела, что не видела афиш – “а мы скромненько” – сказала Мария. Однако, когда Строгова рассказала ей о своих новых проблемах и сомнениях, согласилась с ней, что состояние массовой культуры и особенно среди молодых людей, наводит на грустные мысли. Всё же Ларису больше интересовала жизнь подруги, её роли в московском театре, её “полковник”....Мария охотно рассказывала и сама расспрашивала... примерно, по тому же кругу вопросов. Появление Иванова было встречено с женским восторгом. Она бесцеремонно расцеловала Льва и, рассмотрев его со всех сторон, заявила: “Маруся, – тебе повезло в жизни! Красавец и, сразу видно, надёжный, как скала”! Она пригласила Иванова к столу – “выпить стопочку за приятное знакомство”, но он очень тактично, сделав комплимент хозяйке, отказался – “неудобно задерживаться, машина ждёт”. Не садясь за стол, выпили по фужеру какого-то непонятного вина и простились. Последняя ночь в командировке. Завтра в середине дня проститься с уральцами, и – на самолёт, в Москву. Фрагмент 39 Некоторые проблемы в проведении лекториев Фонда начались примерно через месяц после первого выступления Бондаревского. Сначала Костеренко обратил внимание на несколько сорванных афиш. Потом группа пьяных подростков попыталась приставать к людям, приходящим на лекции. В одном из Красных уголков были выбиты стёкла... Афиши охранять не будешь. Поэтому Гриша Смыслов на своих стареньких “жигулях” два раза в день объезжал места расклейки, благо их было не так уж много, и обновлял при необходимости приглашения на лекции. Решили проблему и с хулиганами возле входа в помещения. Смыслов заранее договаривался с 2-3 парнями из уже сложившегося актива. Сам приходил с ними за полчаса до начала и выходки пьяни прекратились. Конечно, пару раз пришлось надавать, как говорится, “по шеям”. Сложнее было с разбитыми стёклами. Вставлять новые приходилось, разумеется, за счёт лектория. А били окна задолго до лекций, ночью. Пришлось Григорию тряхнуть стариной и устроить засаду. Накануне очередного выступления Бондаревского он вместе с добровольным помощником из актива оставили “жигулёнка” во дворе дома, где размещался ЖЭК, в Красный уголок которого приглашали афиши. Запаслись бутербродами и термосами с кофе и...провели ночь спокойно и бесполезно. На окна Красного уголка никто не покушался. Посмеявшись вместе с Костеренко над неудачей, решили, что замысел верен и его нужно реализовать. Что ж, и в прежней жизни далеко не каждая засада приводила к успеху. Нужно ждать. Отсидев без толку ещё одну ночь, напарник Григория Ефимовича весело предложил ему в очередной раз остаться дома – “я сам с подругой подежурю”, но Смыслов шутки не поддержал. И в эту ночь они поймали злоумышленника. Им оказался начинающий бомж лет 25-ти. Около полуночи они услышали звон разбитого стекла и выскочили из машины. Парень пытался бежать, но поскользнулся в луже и упал. Быстро вскочил и попытался оказать сопротивление, но Смыслов отработанным приёмом заломил ему руку, а товарищ его от души треснул парня по морде. Надо сказать, носившей следы и предыдущего насилия. На улице допрашивать хулигана было холодно. Моросил нудный дождь. Ветер налетал порывами и пронизывал до костей. Запихнув пленника в машину, они отвезли его в гараж Смыслова, где детально поговорили и даже “протокол” составили. Впрочем, бомж почти ничего не знал: некий прилично одетый господин “в годах” угостил его пивом в забегаловке, куда наш неудавшийся террорист зашёл, чтобы перекусить, и предложил заработать пару бутылок, побив стёкла в указанном им помещении. Зачем? За что? Ему не сказали, да, впрочем, он и не спрашивал, какая ему разница? С точки зрения выхода на “заказчика” захват пленного оказался бесполезным. Разве что, появился у Григория Ефимовича словесный портрет заказчика, да самого хулигана он “щёлкнул” поляроидом. А что заказчик есть, в этом и раньше сомнения не было. Расходы на остекление теперь заранее учитывали в стоимости аренды помещения и договаривались со стекольщиком о необходимости быть в состоянии готовности. Смыслова и Костеренко такое положение раздражало. Следующее ночное дежурство Смыслова прошло без происшествий, а ещё через неделю опять задержали мужчину лет тридцати, изрядно потрёпанного, без определённых занятий и в сильном подпитии. Допрашивать его на месте смысла не было, тем более, что погода опять была скверная. Смыслов отвёз его до протрезвления в гараж. Когда “стекольщик” очухался и стало возможным его допросить, Смыслов все усилия направил на выяснение личности заказчика. Разумеется, парень его не знал, а обстоятельства “найма”, как две капли воды, совпали с рассказом первого задержанного. И описание личности нанимателя полностью совпали с тем, которое уже было известно Григорию Ефимовичу. Заперев задержанного в гараже, он пообещал явиться сразу и “начистить ему рыло”, если он вздумает шуметь. Злоумышленник сразу смирился со своей участью и вёл себя спокойно. Утром Смыслов разыскал по телефону полковника Кличко и договорился с ним о встрече. В условленное время он привёз парня в Главк. Кличко сам спустился к дежурному милиционеру и провёл Смыслова и его спутника к себе. Через пару часов работы с художником-фотографом ошалевшего от неожиданного прощения парня отпустили, а Кличко и Смыслов внимательно рассматривали фоторобот заказчика. Вячеславу его физиономия показалась знакомой. Немного подумав, он достал из своего сейфа отдельную папку. – Посмотри, – сказал он, протягивая старому товарищу сакраментальную фотографию Беркутова с двумя незнакомцами. – Похож? – Похож. Только усики сбрить. Или отклеить. Вячеслав Сергеевич засмеялся. – Сукин сын Константин Сычёв. Из газеты той самой партии. А мы так легко от него отстали тогда....Ладно, вернуться к разговору с господином газетчиком и сейчас не поздно. – Он сделал пометку на своём календаре. – Есть и неудобства, но об этом я посоветуюсь с Петром Николаевичем и Лёвой. А предварительный разговор с ним я проведу в твоём, Гриша, присутствии, но без твоего участия. Посидишь молча. Ладно? ... Сычёва вызвали на допрос повесткой. После встречи со следователем вскоре после ограбления офиса Сычёв полагал, что интерес милиции к его персоне пропал. И для такого вывода были основания: он, действительно, ничего не знал об ограблении, вопрос же о фотографии показался ему случайным, а его ответ на этот вопрос у допрашивающего не вызвал особого интереса. Поэтому вручённая под расписку повестка с вызовом в милицию его озадачила. К тому же ждать в коридоре возле кабинета пришлось долго. Больше часа. Правда, перед ним извинились...- из кабинета вышел высокий костлявый человек, буркнул извинения и снова скрылся за дверью...Но ждать всегда тяжело. И Сычёв начал беспокоиться. Наконец, позвали. Высокий костлявый сидел за столом, уткнувшись длинным носом в бумаги, и что-то писал. Полковник, оперуполномоченный по особо важным делам, Кличко представился, ещё раз извинился за то, что не принял его в точно назначенное время. Тяжело вздохнул “дела у нас, сами понимаете, не все простые...”. И неожиданно спросил: – А вот этот гражданин вам знаком? – и показал ему его собственную фотографию, сделанную с помощью “стеклохулигана” Сычёв растерялся. Узнать самого себя? Невозможно! Не узнать?...Откуда у них это фото? У него при работе в газете был небольшой опыт манипуляций с фотоосновой и распознать искусственность предъявленного фото он сумел. Черты лица какие-то сглаженные, причёска подчёркнуто симметричная....Фоторобот? Зачем сделали? Ведь он не скрывается, разыскивать его не нужно. Значит,.. опознать? У него засосало “под ложечкой”, накатил приступ тошноты... – Что же молчите, Сычёв? “И просто по фамилии, даже гражданином не назвал”. И ещё одна фотография на столе лежит – полковник пододвинул к нему. Эту он вспомнил сразу. В глазах у полковника сверкнула ярость. Что же дальше? – С какой целью вы, Сычёв, нанимали подонков для хулиганских действий? Или это не ваша инициатива? – Что вы, господин полковник, я не совсем понимаю,... о чём речь? Фотография эта сделана давно и я уже докладывал следователю, что это была случайная фотография. Знаете ли, в газете часто делают фотографии ...на всякий случай, они потом не используются, – Сычёв взял себя в руки, – а этот...отпечаток...он похож на меня, но это не я...Это фоторобот? И никого я не нанимал для ...непозволительных целей. – Хотите очные ставки? Вас же узнают многие. Вот этот, например, – в руках у полковника появилась ещё одна фотография. – Правда, репутация этих многих не из лучших. Но они тоже граждане. – Господин полковник! В интересах нашей партийной газеты мы практикуем привлекать на разовые работы....людей. Конечно, у нас нет своей службы безопасности...Проверить их....Да и платим мы не столь много, чтобы выбирать... Может быть, кто-то из них превысил...то есть, я думал...А в чём собственно дело, вы меня в чём-то подозреваете? – Нет у меня сейчас времени, гражданин Сычёв для детального разговора. Вы в коридоре томились, ждали долго и я, к сожалению, из графика выбился... Давайте, отмечу вашу повестку, но наш разговор не окончен. Я вас ещё раз вызову. Идите и подумайте, может быть, с начальством посоветуйтесь... Если сочтёте нужным. Когда за Сычёвым закрылась дверь, молча просидевший за “Лёвиным” столом Смыслов поднялся и подошёл к Кличко. – Думаешь побежит советоваться? – Рискнул, конечно. Если их партийка начала пакостить Лёве и нашему генералу, – то не побежит. Поймёт, что его самого козлом отпущения сделают и придёт каяться, выложит, что знает. Ну, а ежели не виновен, то обязательно нажалуется и будут у меня официальные неприятности....Как ни как, а с ограблением, которым мы занимаемся, эти пакости не связаны. Тогда, выходит, я служебное положение использую в интересах личных друзей....Ничего. Пусть помучается, а послезавтра я его опять вызову... Смыслов засмеялся и, пожав руку Вячеслава Сергеевича, вышел. Кличко и Смыслов встретились снова в небольшом кафе в обеденный перерыв полковника. Прихлёбывая неожиданно наваристую уху, Вячеслав поведал о второй встрече с Сычёвым. Как и предполагал Кличко, вызванный опять повесткой журналист, рассказал, как однажды его вызвал шеф партии Орехов. Заместитель его – Паученков – уже был в кабинете. Орехов сказал, что озабочен появившимися в столице какими-то лекциями, в которых критикуется нынешняя власть примерно с тех же позиций, которые присутствуют в лозунгах их партии. Орехов поручил им с Ричардом поближе познакомиться с этими, как он выразился, болтунами и принять меры, чтобы эту “говорильню” присмирить. Побывали они на нескольких лекциях, которые вы с Василь Иванычем организуете...Якобы доложили шефу, что сходство позиций чисто внешнее, да и то по небольшому числу вопросов, но Орехов разгневался. Потом его зам Паученков предложил послать своих людей поприсутствовать на лекциях и выразить своё мнение по их содержанию. Своих нет, вот и приходилось нанимать массовку. Отпирался сукин сын, что давал прямые поручения хулиганить...Они, мол, сами из-за низкой культуры бузу устраивали...Короче, и признал и отпирается одновременно. Надо бы ещё поработать с ним, прижать проходимца, да у меня руки связаны, – я говорил тебе об этом... Прощаясь, Вячеслав ещё раз пообещал посоветоваться с Петром и Лёвой, как построить работу дальше, чтобы и “партайгеноссе” прищучить и за служебные рамки сильно не вылезти. – Мои неприятности, – сказал он, это только мои неприятности. А делу наших товарищей повредить никак нельзя! На этом они и разошлись. Хотя загруженность на телевидении у Алексина за последние месяцы заметно снизилась, свободного времени у него не прибавилось. Наоборот. Дела Лёвы Иванова, – он уже привык считать их своими делами, – поглощали его. Павел влез в новую для себя работу со всей страстью. Он не только готовил тексты для передачи в “подведомственные” издания, не только разыскивал и обрабатывал данные и факты, необходимые для подготовки публикаций, но и взял на себя всю переписку с местными коллегами. Переписка в основном шла через электронную почту (он использовал для этого собственный компьютер и сидел за ним по полночи), но немало писем приходило и по обычной почте. Вначале это выглядело несколько абстрактно, но после его недельной поездки, когда с некоторыми товарищами познакомился лично, когда воочию увидел условия, в которых они работали; когда ощутил неподдельный энтузиазм региональных коллег, – работать стало легче. Как-то нагляднее, реальнее стала выглядеть их борьба. Павел ощутил прилив сил и энергии. Писали не только местные журналисты, но и читатели местных газет. Их письма из областей нередко пересылали ему – для обобщения, для использования в газетах других регионов. Но сейчас перед ним лежало необычное письмо. Лев Гурыч уже давал ему для обработки письма из Калининграда. Не так давно он по телефону познакомился с другом Иванова Синельниковым и дал ему свой адрес, предложив, при желании, писать непосредственно “главному редактору”. И вот первое письмо Романа Семёновича. . Уважаемый Павел Алексеевич! Не слишком ли я злоупотребляю Вашим вниманием? Но Вы сами предложили мне писать для Ваших газет, если появятся интересные соображения. Не так давно я смотрел фрагмент выступления нашего президента, в котором он сказал, что существовавшее в СССР понятие “советский народ”, оказывается, имело смысл и, что нам теперь НУЖНО СОЗДАВАТЬ РОССИЙСКУЮ НАЦИЮ. По недомыслию или сознательно Путин подменил понятие “народ” на понятие “нация” (хотя ещё СТАЛИН в работе о языкознании отмечал принципиальное различие между этими понятиями!). В “Брежневской” конституции вполне обоснованно появилась формула “новая историческая общность – советский НАРОД.” Этот народ вмещал в себя и русских и евреев, и латышей, и таджиков, и чувашей и нанайцев и т.д., не покушаясь на их национальную самобытность. Представителями Советского народа были и русские люди Валерий Чкалов и Юрий Гагарин, эстонец Георг Отс и киргиз Чингиз Айтматов, дагестанец Расул Гамзатов, и армянин Мартирос Сарьян, еврей Михаил Ботвинник, и грузинка Майя Чибурданидзе, чеченец Махмуд Эсамбаев и азербайджанец Муслим Магамаев.... Все они были советскими людьми, сохраняя при том национальную самобытность, черты национальной культуры. Создать Российский народ – можно. Создать Российскую нацию – нельзя. Нельзя по определению, ибо нации формируются веками всем укладом жизни. Однако, проводить путинскую “идею” в жизнь УЖЕ взялись средства массовой информации, например, – передачу Центрального ТВ с небезызвестным академиком телевидения Познером, я видел. Если господин Путин не понимает различия между нацией и народом, — жаль. Но Познер достаточно образован, чтобы знать это. И ЛЖЁТ сознательно. И ещё, к теме – Недавно мне показали статью из интернета, в которой вполне правильно в числе РУССКИХ людей названы Лефорт и Крузенштерн, Доватор и Микоян... Черты национальности определяет не только КРОВЬ (чему мистическое значение придавали нацисты и иудеи), но и в первую очередь – СРЕДА ВОСПИТАНИЯ, определяющая менталитет человека. Поэтому становится понятным замысел идеологов и служащих им познеров воспитать определяющие черты характера (эгоизм, корысть, презрение к нижестоящим и т.п.) – и на их основе формировать “национальные черты” нового народа. УДОБНОГО им народа. Подлый замысел, но вполне безнадёжный. Дорогой Павел! Очень надеюсь, что Вы – мастер журналистики – сумеете использовать эти соображения, дабы помешать господам познерам в их нечистоплотных играх. С уважением, Р.Синельников. Павел дважды перечитал письмо. Очень интересно, масштабно мыслит калининградский товарищ. Вспомнил, как в своё время, “проходя” в Университете политнауки, недоумевал, почему Сталин – человек, мыслящий очень практически, взялся за проработку такой, казалось Павлу, сугубо теоретической темы. Теперь он понял, что Сталин строил новое многонациональное государство и уже тогда ПОНИМАЛ возможные осложнения и извращения, невольные и задуманные врагами. Понимал и пытался вооружить своих последователей. Увы, не повезло ему с наследниками... Алексин тоже видел упомянутую в письме передачу Познера. Уже тогда уловил фальшь “академика” и сейчас решил для себя срочно подготовить статью для местных газет, доступную пониманию неискушённого читателя. Это важно. Доступную для любого читателя! И рассказать о письме Льву Гурычу и Петру Николаевичу. Он отложил письмо, мысли должны сформироваться....Может быть, две статьи – одну для интеллигентных людей, другую – для молодёжи... Молодёжь. Алексина тяготило, что у него пока не определились дальнейшие шаги с выбором музыкальных групп для возможного использования в пропагандистских целях. Мешали разные причины, в том числе огромная неопределённость с размером обязательных расходов. Он позвонил Ганже, который должен был прояснить этот вопрос с рекламными агентствами.... К сожалению, Данила тоже пока был в неопределённости. А Мария права, мы с самого начала не подумали о завоевании молодых. А на “наших выборах” – через 4 года – нынешние 14-16 летние уже будут ощутимой массой. Нельзя упустить такой потенциал! Эх, думано об этом уже много, но трудно получаются даже первые шаги! Павел посмотрел на часы и решительно поднялся. Ещё не поздно поехать в город Чехов, встретиться с ребятами из той группы, о которой докладывал товарищам. ...Здесь он бывал не раз и хорошо знал, как пройти к зданию Дома Культуры, в котором вечером собиралась городская молодёжь на шумные дискотеки. Сейчас он хотел повидаться с ребятами из группы, выступление которой в записи на видеоплёнку он уже видел. Павел приезжал сюда не за долго до Нового года, но застал ребят в трансе после ареста их руководителя. Тогда поговорить не удалось Четверо парней и две девушки только-только пришли и ещё не начали работать. Павел к своему удивлению узнал и руководителя группы, которого видел только на экране телевизора. Значит, парня отпустили. Что ж, это отлично. Он громко поздоровался. – Привет, ребята! Я – Павел Алексин, из Москвы, с телевидения. Видел ваши выступления в видеозаписи. Мне понравилось....кое-что. Хотел бы с вами поговорить. Как вы? – С телевидения? Это прикольно! Садись. О чём говорить будем? Зовёшь нас на всю Расею выступить? – Пока нет. Но всё возможно. – Интересно. Рассказывай дальше. – Сначала давайте просто поговорим. Вы же понимаете, чтобы попасть на Центральное Телевидение, нужна хорошая реклама. А она дорого стоит...Проплатить её не всякий сможет. Но знаю я одного человека, который мог бы заняться этим. Подчёркиваю: мог БЫ. Если репертуар подойдёт, – не скрою, потому и приехал к вам, что кое-что из вашего репертуара понравилось. И ему, и мне. Понятно, что и манеру исполнения вам ещё ставить нужно, но в этом плане хороший специалист считает, что у вас получится. Я ясно выразился? – Чего же яснее. А что именно из нашего ассортимента вам понравилось? И тому дяде? “Ай-люли”, песня “Я хочу тебя, девчонка”, или... – Или, ребята. Или. Советские песни, песни военных и довоенных лет....Надеюсь, у вас есть чувство Родины....Или нынешние времена вам по душе? Поднялся коренастый рыжий парень, обнял за плечи руководителя группы и, не слишком дружелюбно взглянув на Павла, сказал: – А нас политика не колышет. Ребятишки мы современные, в Совдепии, считай, не жили. Ностальгии по ней нет. А песни – песни хорошие были....Нынешнюю блевотину, я лично, играю, зажав нос. Но публика требует. – Понимаю. Вкусы публики, как ты выражаешься, воспитывать нужно. Это быстро не делается. В частности, и для этого мы хотим ваши лучшие песни пропагандировать. – Слушайте, господин с ТВ, а я вас вспомнил. Я видел вас по телеку, вы же не музыкальные передачи проводите....Политику? – Прав ты. Я не специалист в шоу-бизнесе. Вашу группу мне товарищ из музыкальной редакции подсказал. Я и просмотрел записи. Он с точки зрения вашего профессионализма, а я – с точки зрения, можно ли ваш репертуар сделать интересным для людей, сумеющих организовать рекламу. Не скрываю, – мы патриоты России и не хотим воспитывать из нашей молодёжи ...жующих и бездумно танцующих. Извините за резкие слова, но ясность должна быть. – Вы коммунисты? Или РСЕ? – Нет. Но мы душой болеем за родную страну. И не хотим её гибели. – Ну, кто же хочет? – Ладно. Об этом успеем поговорить и подробно. Если в принципе столкуемся. А пока давайте познакомимся. Я себя уже назвал. – Артём Ситников, – представился руководитель группы, – а это мой фронтовой товарищ по Чеченской войне, – он снял со своего плеча руку рыжего и хлопнул его по плечу. – Девчонки – Маша и Надя, – они школу заканчивают. Парни – Иван Трубач, это так получилось и фамилия и амплуа, и Лёша Сорокин, они раньше на заводе работали. Сейчас – здесь, с нами калымят....Вы, Павел, извините, – нас уже время поджимает, работать скоро. Если время позволяет, посидите, послушайте нас “вживую”. Мы, конечно, допоздна здесь будем. А поговорить....Давайте так, скажите куда, я завтра приеду к вам. – Договорились, Артём. Вот моя визитка, позвони завтра. А я посижу пару часов и уеду на последней электричке. Все дружно поднялись... Фрагмент 40 Из Челябинска они вылетели в половине второго часа. Благодаря эффекту поясного времени, примерно в те же часы и минуты прибыли в Москву. Возвращение домой – всегда радует. Хотя мы и не придерживаемся английской мудрости “мой дом – моя крепость”, но нечто подобное присуще и нам. Мария позвонила в театр, – узнать последние новости, Лев сообщил о прибытии Петру, просмотрел почту. Беркутов обрадовался приезду друга. Сам он намеревался выехать на Волгу через день, даже уже билет приобрёл на самолёт в Саратов, – после телефонных консультаций с тамошними товарищами, Пётр Николаевич изменил ранее намеченную очерёдность посещения приволжских областей. – Соскучился я без тебя, чёртушка! Приезжайте вечером. Моя Полина так переживала за “гастроли” твоей супруги, что я даже удивился. Приезжайте. И нам с тобой есть о чём поговорить. – Договорились, мой генерал. Часиков в 7 не очень поздно будет? – В самый раз, ждём. В назначенное время они позвонили в дверь знакомой квартиры. Соучредители Фонда, они же руководители создаваемой партии, сразу прошли в кабинет генерала. Пётр устроился за столом, Лев расположился в глубоком кресле, достал свой сверкающий портсигар, набитый папиросами “Герцеговина Флор” фабрики “Дукат”. Кажется, теперь она не так называется, но Иванов не знал этого точно. Закуривать не стал. Разминая папиросу пальцами, начал рассказывать о поездке. Он говорил довольно долго. Обострённое чутьё опытного оперативника подсказывало Беркутову, что друга что-то тревожит и в конце рассказа будет не точка, а вопрос. Трудный вопрос. Так и получилось... – Знаешь, Пётр, у меня двойственное чувство от этой поездки осталось....С одной стороны, ощущается деятельность, лектории работают, газеты выходят....И слушали меня нормально, хотя, ты знаешь, оратор я не очень....А с другой стороны, – беспокойство одолевает, не....Не имитация ли это деятельности? Люди хотят активности! А мы планируем Учредительный съезд ещё через год собрать! Ожидание расхолаживает людей. Они потеряют к нам доверие. Я не знаю, как преодолеть это противоречие, – действовать решительно и одновременно ждать, пока мы готовы будем?!...А ждать нужно, мало ещё у нас опорных пунктов, чтобы заявить о себе громко. Открыто и честно. – Я тоже об этом думал, когда с Васей Костеренко разговаривал. Создание нашей РВС нужно ускорять. Но о регистрации не может быть и речи, пока 45 субъектов Федерации не охватим. Ты же знаешь отлично, – такой закон. – Но что делать, генерал? Вдвоём с тобой нам ещё полгода и потребуется, чтобы объехать области-республики. Если не больше! А заявить и ... тянуть резину... Смешно! Да и раньше времени под удары себя поставим. – Нужно к первичным выездам ещё кого-то привлечь. Кого? Кто не только способен, но и имеет реальную личную зацепку в других регионах? Без этого не явишься в чужой город. Посреди площади не будешь о наших заботах кричать. Мы с тобой опирались на друзей-оперативников. Которых знаем лично. – Может быть Капранов? У университетских могут быть широкие контакты? Коломийца бы привлечь....Но на его прежнем служебном уровне много связей не должно было бы быть. Добролюбов? Он хороший парень, и афганцы везде есть, но ему, пожалуй, такая задача не по плечу...Или потянет? – И всё же....Не обойтись нам без подмоги в организации дел. Нужно бы поговорить с ними. Может быть, по телефону? – Подожди минутку...- Лев с трудом вылез из низкого кресла, прошёл к столу, взял листок бумаги и начал быстро писать. – Вот. Я набросал текст. Связь электронная есть, передадим. Ну-ка, посмотри, генерал, – он протянул Беркутову листок: – “Уважаемый_______! Прошу Вас оценить возможность Вашего выезда в другие регионы с целью организации новых филиалов нашего Фонда. Полагаю обязательным для этого иметь в областях личные связи с людьми, которые могли бы, по Вашему мнению, сотрудничать с нами. Расходы (в том числе на издательские нужды), Фонд обеспечит. В случае Вашего согласия и наличии возможностей, позвоните нам для дальнейших решений. Беркутов”. – Как, Пётр Николаевич? – Согласен. Кому пошлём? Они начали перебирать фамилии товарищей. Однако, расширить круг ранее названных так и не решились. Договорились, что завтра с утра Пётр Николаевич зайдёт в офис Фонда, – электронные адреса филиалов были у Настенко, и лично отправит письма в Пермь и Калининград. Тем временем у женщин был свой разговор. Расспросив Марию про своеобразные гастроли и эмоционально проявив радость в связи с их успехом, Полина Ивановна тяжело вздохнула и спросила, помнит ли Мария её рассказ про мастера-ремонтника, работавшего у Беркутовых с полгода назад? – Понимаешь, Машенька, пришлось мне опять с ним столкнуться. Вообще-то мы с Петром его уже лет 5-6 знаем. И характер его своеобразный, а, просто говоря, он – самовлюблённый эгоист....Но качество работы подкупает и я, уж не знаю на что надеялась, но опять его позвала. Соседи сверху на нас протекли, нужно было привести в порядок кухню и санузел. Вот и позвала Андрюху....Случилось это уже месяц назад, вы с Лёвой ещё не уезжали, на носу Новый год был. Срочность понятная....И пообещал он за неделю управиться и сделать всё к празднику....Как видишь, – подвёл. Это я уже сама, как могла, доделывала. И нервы помотала. У него опять “личные” проблемы, хочешь расскажу?...Расскажу, но он свои нервы успокаивает, играя в казино, в рулетку... А мои нервы? Я ему деньги на материалы даю, а он проигрывает их....На следующий день нос не кажет, потом приходит, глаза в сторону, просит – “вы у меня из зарплаты при расчёте вычтите, но дайте ещё деньги, – материалы-то я тогда не купил...”. Даю. А что делать? – Полина Ивановна! Выгнали бы вы его, другого наняли. Вон, газеты полны объявлениями, люди ищут работу. – Ты права. Надо бы так. Но душа болит. И за него, – гибнет, ведь мальчишка...И за жену его....Не формальную, не зарегистрированы они, но любит он её и дочку....И ревнует дико....Страсти бушуют шекспировские, я же вижу. Встречала их на улице в добрые минуты, -идут, за руки держатся, глаза – солнцем сияют....А тут, давно уже правда, пришёл, чернее тучи, просит деньги “подарок купить, буду прощения просить, я её побил...”. Говорю, как же ты посмел? Да разве прощение подарком купишь? Она тебе этот подарок в лицо бросит.... Молчит. В глазах у тридцатилетнего мужика слёзы. Не могла я ему не дать деньги. Но не встретились они, жена ушла к тётке своей, а он – да, ты права, он опять деньги в казино отнёс...Совсем безвольный. Хотя парень на вид мужественный, обаятельный...А ремонт...ремонт, как видишь, сама потихонечку доделываю....Казино....Что же это за власть у нас такая, – развели в городе мерзостные заведения. Их только волнует, чтобы налогов побольше... А что совсем молодые люди гибнут в этих притонах....Ладно бы только “новые русские”, но Андрей – рабочий парень....И засасывает его надежда на дурной выигрыш, теряет человеческое лицо... – Полина Ивановна! Вы сказали “Андрей”? А это не тот рыжий парень, что нашему Славе на помощь пришёл? – Тот самый....Видишь, как переплетает судьбы людей случай!...А беда в стране большая.... Правильно Пётр и твой Лёва на борьбу решились....Дай им Бог победить...Однако, разговорилась, так и я за тобой – в пропагандисты пойду. Ты – умница, в нужное дело включилась....А у меня, подруга ты моя молодая, милая, сил нет. А я, ведь, Машенька, – искусствовед. До пенсии в музее имени Пушкина научным сотрудником работала...Ну, пойдём, оторвём мужчин наших от обсуждения высоких задач, напоим их чаем, угостим пирогом. Пошли, пошли... Громко залилась телефонная трель. Полина Ивановна взяла трубку аппарата, стоявшего в коридоре. – Слава! Как хорошо, что позвонил....Да, у нас они. У нас. Сейчас позову, да ты бы приехал. Уверена, – лишним не будешь, – и крикнула: – Лёва, возьми трубку... Дверь кабинета открылась, в дверях появился Пётр Николаевич, а Иванов поднял трубку телефонного аппарата на столе хозяина кабинета. Через минуту он присоединился к остальным. – Сейчас Вячеслав подъедет, – сказал он. Полина Ивановна пригласила всех в гостиную, где уже был накрыт стол на четверых и подошла к буфету, чтобы подготовить место Кличко. Вячеслав появился, как всегда, шумно. Сбросил дублёнку, примостив её в уголке вешалки, крепко обнял Льва Гурыча, поцеловал ручку Марии, прижал к себе и поцеловал в щеку Полину Ивановну. Вышедший вперёд генерал, молча улыбаясь, обхватил его за плечи и подтолкнул в комнату. Все снова разместились за столом, Пётр Николаевич на правах хозяина взялся было разливать чай. Однако взглянул на жену, расставляющую рюмки, откуда-то достал и свинтил крышку коньячной бутылке. Кличко, окинув взглядом стол, воскликнул: – О, Полина Ивановна! Мои любимые хачапури!...Или “моё”?, или “мой”? – Не знаю, Слава. Но закусить коньяк – сгодится... Выпив по рюмке, приступили к чаю. За столом разговор снова зашёл об Уральском турне. Лев рассказал, как много народу привлекли выступления Марии, отметив, что несмотря на мощную пропаганду так называемого “совремённого искусства”, в народе и у молодых людей в частности интерес к подлинному искусству есть. “Этот интерес нужно развивать, он заглушён, точнее – оглушён, но он есть”. Вообще, – тяга к культуре у людей есть. Я рад тому, что Мария делает... Слава рассказал, что в машине он слышал по радио, что Министерство культуры (с помощью, конечно же, президента,...как без него!? – собирается выкупить у какого-то американского коллекционера большоё количество драгоценных яиц работы Фаберже. “Хоть что-то делается для возвращения в Россию утраченных культурных ценностей”, – заметил он. И неожиданно спросил: “это же важно, правда”? – Знаешь, Слава, в этом можно и усомниться, – сказала Полина Ивановна. – Это дело, как и любое другое , требует подхода с умом. В принципе, ты прав. А в частности...Тех же “яиц” Фаберже сделал около сотни. Почему все они должны быть у нас? Если не продавать произведения искусства, то каким образом рассказать о нём миру? Как рассказать о творчестве наших мастеров? Как оправдать наличие в наших музеях работ Ботичелли, Тициана, Рембрандта и многих других великих?... Полагаю, что национальным достоянием является ограниченное, очень ограниченное количество раритетов. Другие же произведения можно и должно отдавать другим. И продавать. – Она помолчала. – Разве это хорошо, что 90% фондов того же Эрмитажа хранится в запасниках? Кстати, хранение это больших затрат требует, иначе портятся, гибнут произведения искусства. – Абсолютно верно, – поддержал жену Беркутов. – Разумеется, есть вещи неприкосновенные. Шапка Мономаха, например, или “Святая троица” Рублёва... – Вы знаете, друзья, – поддержал тему Лев Гурыч, – я за последний год прочитал столько, сколько ранее за всю жизнь...И исторические документы читаю. К слову, и о “распродаже культурных ценностей большевиками” читал. Сейчас один из самых-самых ревнителей – директор Эрмитажа Пиотровский. И будто бы не знает он, что при Совнаркоме перед войной работала специальная комиссия по продаже произведений искусства. И входил в неё академик, тогдашний директор Эрмитажа, Пиотровский, – уж не знаю, кем он приходится нынешнему....Отец, дядя или дед...Читал я фотофаксимиле его записки Сталину, об ошибках при продаже предметов искусства, о необходимости создать такую комиссию, чтобы продажа с пользой шла. И глупостей не наделать. И она была немедленно создана. А деньги от продажи – на благо народа пошли. Валюта стране очень нужна была. – Да, всё осмысленно делать нужно, – снова заговорила Полина Ивановна. У нас в некоторых кругах с трепетом относятся к слову “подлинник”. А тот же Малевич свой знаменитый “Чёрный квадрат” сотворил в ... восьми экземплярах! Все – подлинники!! – Вы извините некультурного мента, – вклинился в начатый им же разговор Кличко. – Лёва произнёс слова “благо народа” и я вспомнил, что, как раз, об этом и хотел поговорить со старшими товарищами. О расследовании ограбления офиса партии “За народное благо”. Все рассмеялись. Мария поднялась из-за стола. “Пойдёмте, Полина Ивановна. Пусть “менты” о своих делах посудачат, а вы мне про свои дела расскажете. Извините, я ведь раньше не знала, что вы специалист в вопросах культуры. Женщины вышли из гостиной. Беркутов тоже встал из-за стола, прошёл к журнальному столику, сел на диван и жестом пригласил друзей последовать его примеру. – Рассказывай, – повернулся он к Вячеславу. – В деле этом нелепом, вы в курсе основных событий, появились нюансы, с которыми не знаю что делать. Пришёл совет просить....Два вопроса. Первый – дело мы, можно сказать, раскрыли. Участники банды арестованы. Доказательств – выше головы. А вот частности.... Главарь налётчиков – некий Хмуров, оказался по “девичьей” фамилии, – смеяться будете, – тоже Ореховым. Нет, не родственник, просто однофамилец, но если учесть, что в “деле” ещё один “Орехов” фигурирует, – это уже перебор. Однако, не это главное. Есть полная ясность, что этот Хмуров-Орехов руководил налётом, что именно он убил водителя автобуса, почти полная уверенность, что он же застрелил нашего Сергея Рустамовича, – а прямых доказательств нет! Вертится он, как угорь! В тюрьму пойдёт, – это он уже понял, а от главного, от двойного убийства, – отпирается! Кличко рассказал товарищам и о дерзости Хмурого, и о выдуманном Мишке-Дылде, и о найденном пистолете....О том, “как вышли” на Хмурого в обличье Орехова... “Я прямо воочию вижу, как он будет отпираться от найденного пистолета, хотя именно пистолет и привёл к бандюге”. Как припереть его? – Если его посадят только за ограбление офиса, я останусь вечным должником перед памятью Андулина, – закончил он. – А второй нюанс? – спросил Иванов. – Второй нюанс – это твоя фотография, Пётр. Помнишь? Мы сначала за Пилецкого, референта, взялись. И тогда решили, что их интерес к тебе был случаен и угас, когда ты, генерал, на пенсию вышел. Потом мы всё-таки второго деятеля с фотографии решили ещё поспрашивать... Так вот, он проговорился, что интерес партбосса Орехова к вашему лекторию не случаен. Когда в газетах промелькнула информация о лекциях Бондаревского и Поляковой, они решили, что появился конкурент на их политическом поле... Это по указанию Орехова были налёты хулиганов на помещения, где лекции проводились. Конечно, к ограблению офиса это отношения не имеет, но для вас интерес должен быть. Лёва! Пётр Николаевич! Что, если я попрошу Гришу Смыслова к этому делу подключиться? Разобраться следует, а вносить вопрос в официальные материалы следствия....Мне кажется, это не стоит делать. И моих сотрудников не стоит привлекать. – Второй нюанс понятен. Ты прав. Официального следствия сиё не касается. Я уезжаю в командировку послезавтра, а вы с Лёвой и Григорием Ефимовичем обсудите это дело. Лев Гурыч, ты согласен? – Иванов кивнул головой. – А что с твоим Хмурым делать? Давайте думать. И асы розыска принялись обсуждать варианты дальнейшей работы полковника Кличко. Такое привычное занятие... Фрагмент 41 В понедельник день у Кличко начался с неприятности. Едва он вошёл в свой кабинет, раздался телефонный звонок и он услышал знакомый скрипучий голос старшего следователя прокуратуры Фиры Нухимовны Рутштейн. Ему уже приходилось работать с ней и Вячеслав без удовольствия вспоминал об этом. Фира – очень пожилая, давно уже перешагнувшая пенсионный возраст, очень опытная женщина-юрист славилась не только высокой профессиональной эрудицией, но и занудливым характером, не упускала случая указать Кличко даже на мнимые, по его разумению, огрехи в работе. Вячеслав всегда предпочитал разговоры с ней оставить более выдержанному Льву. В последний год Бог миловал и совместных дел у него с Фирой не было. И вот, – радость: – Здравствуйте, господин полковник. – сказала Рутштейн. – По воле судьбы и начальства нам снова предстоит поработать вместе. Дело об ограблении офиса партии “За народное благо” приказано вести мне. Ваш друг Степан Степанович серьёзно заболел, отправлен в больницу, а я всю субботу читала ваши и его бумаги. – Что со Степаном, Фира Нухимовна? – Обострение язвы желудка, его прямо из кабинета в пятницу увезли...- она помолчала и продолжила – Не скрою, Вячеслав Сергеевич, читала...с некоторым недоумением. Приезжайте ко мне сегодня к 14-30. – Если можно, буду в 15-00. – Честно говоря, Кличко было всё равно – в14-30 или 15, но его покоробило приказное – “14-30”, захотелось немного повозражать. – Хорошо. Жду вас, – Рутштейн отключилась, а Вячеслав в сердцах ударил ладонью по столу. От сотрудничества с Фирой он не ждал ничего хорошего. Видишь, только почитала материалы и уже ...недоумевает. Кличко хмыкнул и поднялся в кабинет группы Радкова. – Доброе утро, Владислав. Тебе приходилось работать с прокуроршей Рутштейн? – Приходилось. А что? – Степан Степанович заболел. Приказано с ней контачить. И она уже чем-то недовольна....Поеду к ней сегодня. Чем, думаешь, успели прогневить суровую даму? – Срок следствия истекает. Я в пятницу у генерала был по другому вопросу, так он тоже о сроке напомнил. Хотел тебе с утра доложить, но ты сам зашёл....Так что, докладываю. – Ладно. Бог не выдаст, свинья не съест. – Да ты, Вячеслав Сергеевич не расстраивайся. И с суровой Фирой можно работать. – Он засмеялся. – Только со свиньёй её сравнивать не стоит. Обидится. Да и тебя съесть, – не так просто. А следователь она высокого класса. – Вот бы помогла нашего Орехова-Хмурова прищучить. Я его сегодня на 10 опять вызвал, как мы с тобой договаривались. Радков тоже встал из-за стола. Ни Шифера, ни Лукинова в комнате не было. Владислав Викторович прошёлся по комнате. Негромко сказал: – Я понимаю тебя, полковник. Мне тоже очень не хочется выделять дело об убийстве Серёжи Андулина, отрывать его от “партийного ограбления” Но заставят нас. Дело об ограблении действительно пора сдавать в прокуратуру, а как привязать бандита к пистолету, – ума не приложу. Вёрткий, как уж. От убийства шофера он не открестится....Экспертиза всё же....А байку про некого Дылду, которого никто не видел и которого в природе не существует, суд не примет. А вот по выстрелу в Андулина, – у нас только логические доводы. Маловато их. А если выделить это в отдельное дело, мы ещё время подумать получим.... – Вероятно, ты прав. – Кличко взглянул на часы. – Пойду. Сейчас его доставят на допрос. – И Кличко вышел из комнаты. Допрос Хмурова длился не долго. Некоторое время Кличко задавал вопросы про убийство шофера микроавтобуса. Хмуров дерзил, пытался вывести допрашивающего из себя, предлагал “лучше работать”, мол, тогда и про Мишку-Дылду знать будете, но такая манера разговора была предусмотрена планом допроса. Фактически сам Кличко хотел вывести из равновесия бандита, чтобы неожиданно задать другой вопрос. Поняв, что допрашиваемый “созрел”, он задал его: – Послушайте, Хмуров, а вам не приходило в голову задуматься, КАК мы вышли на вас в Калининграде? Нет? Открою секрет: пистолетик к вам привёл. Тот, из которого нашего майора застрелили. – Какой пистолет? Я тут при чём? Опять эту туфту шьёшь мне, начальник? Говорил уже.... – Фу, гражданин....Вот ведь проблема, называть вас правильно как? Хмуров? Орехов? Заговорили вы опять в манере “фени”, хотя всё рядились под интеллигента,...мол, случайно в дурную компанию попал. Нечистый приятель Паученков попутал... А из вас опытный уголовник прёт... – Болтай, мент! Сейчас у тебя сила. Только лишнего мне не надо. На квартире был, Паученкова с дуру послушал, подзаработать на халяву захотел, а убивать....Не можешь доказать мне водилу, так майора приплёл. Знаю я про майора. Пока на воле был, – слышал про убийство. Только я уже говорил на допросе, – ко мне это отношения не имеет...Может, сам Паученков его гробанул? Вячеслав встал из-за стола. – Про Паученкова я вас, Хмуров-Орехов ещё спрошу. Позже. А пока разговор о том, как на вас вышла милиция....Пистолет, который вы из поезда выбросили, нашли. Почти сразу нашли. Именно из него стреляли в Андулина. Как такая экспертиза проводится вы знаете. А выбросили пистолет вы...Так что, признаете факт или очные ставки нужны? Это был критический момент допроса. Хмуров не мог быть уверен, что НИКТО не видел, как он выбросил из поезда пистолет. На всякий случай на столе Кличко лежали фотографии двух попутчиков Хмурого, хотя, конечно, они ничего подтвердить не могли. Расчёт был на психологический эффект. В этот момент зазвонил телефон – в точно оговорённое с Радковым время. Вячеслав Сергеевич взял трубку, послушал, сказал “сейчас, только на минуту, у меня допрос идёт” и вышел за дверь, громко приказав конвойному войти в кабинет. У Хмурого были 2-3 секунды и он схватил фотографии. Бегло взглянул на них и отбросил раньше, чем сержант-конвоир вошёл в комнату. Кличко вернулся очень быстро. Пристально взглянул на Хмурова, на лежавшие на столе фотографии. Улыбнулся: – Вижу, полюбопытствовали. И как? Узнали попутчиков? И Хмуров сорвался. Вскочив со стула, он закричал: – Хватит, мент! Без адвоката слова больше не скажу, – и, снова плюхнувшись на стул, добавил: – иначе вы мне пришьёте убийство президента Кеннеди или телевизионщика Листьева. Назначайте адвоката. Я человек небогатый, личного защитника не имею. – Ваше право. Не нужно было раньше отказываться, адвокат уже сидел бы рядом с вами.- Вячеслав Сергеевич вздохнул и вызвал конвойного. В то время, когда полковник Кличко вышел из здания и направился к стоянке машин, Павел Лукинов как раз вернулся в главк после очередного бесплодного похода по райотделам милиции. Так как в центральном архиве никакой информации по Хмурому не оказалось, Радков поручил ему объехать райотделы, поговорить с ребятами, которые непосредственно работают, как говорится, “на земле”, повседневно общаются с мелкоуголовными элементами. Порасспросить, кто – что, слышал о “Бригадире Хмуром”. Поначалу казалось, что вот-вот что-нибудь попадётся значимое... Но время шло, а результатов всё не было. Да, с пацанами из бригады Хмурого люди встречались, но о самом бригадире Павел так ничего и не выяснил. Разумеется, не пропустили и квартиру, с которой так по-хамски бежал бандит. Соседи?....С соседями он не общался. Владелец квартиры, сдавший её Хмурову пять месяцев назад, был известен, но находился в рейсе. Он – моряк, постоянно жил в Калининграде, а московскую квартиру сдавал в наём. Кому, на каких условиях, – пока выяснить не удалось. По просьбе московских сыщиков на судно дали радиограмму и попросили владельца квартиры – помощника капитана траулера – связаться с московскими розыскниками. Ответа долго не было, калининградские коллеги снова связались с траулером, сообщили, что Жуков Л.М. вернётся в город в ближайшие дни. Сам траулер зашёл на ремонт в один из портов Германии, а Жуков выехал в Берлин и оттуда уже калининградским поездом должен приехать домой. И вот он позвонил. Ни Кличко, ни Радкова на месте не было. Шифер снова уехал в Питер, и разговаривать с Жуковым выпало самому младшему. – Я Жуков, Лев Михайлович, – представился звонивший. – Мне передали, что я срочно должен позвонить к вам. В чём дело? – Здравствуйте, Лев Михайлович. Я – старший лейтенант Лукинов. Спасибо, что позвонили, но начальство захочет с вами лично разговаривать. Как с вами связаться? – Я сегодня вечером выезжаю в Москву. Завтра могу зайти к вам. Куда, и в чём дело, старлей? – Разговор будет о вашем квартиранте, о гражданине Хмурове. Во сколько времени вас ждать? – Лукинов продиктовал адрес и, не ответив на вопрос, ещё раз поблагодарил и положил трубку. Надо было договориться и встретить его, – запоздало подумал Павел. В кабинет Фиры Нухимовны Кличко вошёл, когда по радио “пикали” сигналы точного времени. Впрочем, кабинетом это помещение можно было назвать весьма условно. Длинное с окном в торцовой стене помещение было полностью вдоль обеих стен заставлено шкафами и стеллажами с книгами и папками так, что образовался узкий коридор, пройти через который вдвоём было бы затруднительно. Только за метр с небольшим до стоявшего поперёк комнаты стола хозяйки кабинета открывалось пространство, в котором стояли четыре стула – по два с каждой стороны. Над стульями с одной стороны висела фотография президента, с другой -кашпо, из которого свисали стебли какого-то неизвестного Кличко растения. Рутштейн сидела спиной к окну. Высокая спинка кресла, покрытая меховой накидкой, защищала её от возможного сквозняка. Над спинкой кресла лишь чуть-чуть возвышалась голова Фиры Нухимовны, увенчанная собранной в корону толстой чёрной косой. Впрочем, с обильной сединой – краску для волос она не употребляла. Благодаря такому размещению, лицо прокурорши было всегда в тени, что было полезным при конфликтных разговорах. Понятно, – если не горела настольная лампа, абажур которой можно было направить в любую сторону. Вопреки обыкновению, вошедшего Вячеслава она встретила приветливо. Даже голос не скрипел. – Ещё раз здравствуйте, господин полковник. Садитесь. Не думала я, что придётся этим нелепым делом заниматься, о котором наслышана. Но пути Господни не исповедимы...Рассказывайте, Вячеслав Сергеевич. Фабула мне известна, в материалах Степана всё аккуратно изложено. Поэтому поясните, почему не передаёте дело в прокуратуру? Фактов в нём уже достаточно для нашего анализа. И что за фрукт ваш главный персонаж? Кстати, как по документам – Хмуров или Орехов? Я что-то не совсем поняла. – Понять трудно. Я его биографию не исследовал. У нас, Фира Нухимовна, рассматривается лишь один эпизод из его, наверняка, богатой истории. Экспертиза категорически утверждает, что оба паспорта подлинные. Это и по местам выдачи проверено....А о готовности дела, – я не думаю, что оно готово для прокурорской доработки. Пока не доказано, кто убил майора Андулина.... – Я говорю о деле по ограблению партийного офиса. Убийство майора – отдельное дело. Так и Генеральный считает. – Я своему генералу докладывал. Он разрешил ещё немного поработать в рамках единого дела....Поймите, Фира Нухимовна, убили нашего товарища. Убили за то, что он нащупал что-то в этом паршивом офисе... – Полковник! Это эмоции. Я, ведь, не предлагаю забыть об этом прискорбном факте. Просто это будет отдельная папка....Другие сроки. Кличко не сдержался: – Для нас это НЕ ПАПКА! Это вопрос нашей чести... – Вы не мальчик, господин полковник. Ваша честь здесь не затрагивается. А порядок существует и будем его придерживаться. Не будем спорить, Вячеслав Сергеевич. Этот вопрос – об отдельном производстве – решён. Генералы договорятся, а вы, будьте добры, – к среде оформите бумаги в установленном порядке. – Слушаюсь, госпожа прокурор. Только... – Без обид, Вячеслав Сергеевич. Лучше расскажите о своём бандите. Я плохо его представляю. На фотографии похож на приличного человека...Рассказывайте.... – Извините, Фира Нухимовна. Приличный человек на пол в своей квартире не,...Тьфу! Говорить противно.... И Кличко вздохнул и начал рассказ о том, как вышли на Хмурого. Как постепенно пришли к выводу, что именно он возглавлял налёт на штаб-квартиру партии, о его безусловной связи с исчезнувшим Паученковым. Исчезнувшим и тут же найденным под фамилией Орехова. “Вообще, Фира Нухимовна, в этой истории перебор с Ореховыми. Ведь, их партийного босса, извините за жаргон, тоже Ореховым кличут”. Рассказал об увёртливости Хмурова-Орехова, о его выдумке о случайно зашедшим на ограбление неком Мишке-Дылде....О том, как нервничает Хмуров и впадает в истерику при упоминании об убийстве Андулина. “Не могу доказать, но я ЗНАЮ, – он стрелял, гад”. Рутштейн слушала внимательно, кое-что записывала в толстую тетрадь. Вячеслав видел, как она проникается его убеждённостью в вине Хмурого. Потом она написала на отдельных листках бумаги с фирменным грифом “СЛЕДОВАТЕЛЬ ПРОКУРАТУРЫ” несколько поручений розыскникам. – Что ж, Вячеслав Сергеевич! Вы правы, – противник у нас сильный... Но справимся, полковник! Справимся! – Она поднялась из своего кресла, – обязательно справимся! Примерно в семь вечера розыскники встретились в кабинете полковника. Вячеслав рассказал о нелёгком разговоре с Рутштейн. Лукинов доложил о звонке Жукова. Неужели что-то прояснится? И Кличко решил сам встретить Жукова на вокзале. Выяснить номер вагона труда не составляло, а узнать моряка среди выходящих пассажиров Вячеслав Сергеевич сможет. В этом он не сомневался. Так и получилось. Кличко сразу выделил взглядом из группы пассажиров вышедших из вагона пожилого моряка. Он сделал шаг ему навстречу, мгновение поколебался, как обратиться: – Здравствуйте. Товарищ Жуков? – Я. Здравствуйте. Вы из милиции? – Да, оперуполномоченный полковник Кличко. Решил встретить вас, а то неловко получится, – приедете домой, а дверь квартиры опечатана... – А я и не собирался к квартиранту ехать....Но, всё равно спасибо, что встретили. Я в столицу всего на два дня, а визит к вам обязателен....Так что, чем скорее, тем лучше. – Ну и отлично. Пойдёмте, я на машине. ...Через несколько минут Кличко вырулил со стоянки возле вокзала. Жуков опять спросил, что случилось, и Вячеслав Сергеевич сообщил, что квартирант Жукова арестован за серьёзное преступление. В этой связи, милиция выясняет все обстоятельства с ним связанные и, в частности, необходим опрос квартирного хозяина арестованного. – Арестованного или задержанного? – спросил Жуков, показывая, что знает разницу между этими категориями. – Арестованного, – подтвердил полковник. Он уже изобличён и признал часть обвинений. Но пока только часть. Продолжили они разговор уже в кабинете Кличко. Жуков расписался на бланке официального протокола и, отвечая на вопросы Вячеслава Сергеевича, рассказал, что знает Хмурова почти шесть лет. Они познакомились в тире стрелкового клуба ДСО “Авангард”. Жуков тогда проводил отпуск в Москве и частенько ходил в тир – он давно увлекался стрелковым спортом. Там и встретился он с Александром Васильевичем, классным стрелком из пистолета. “По его словам, он в молодости был даже призёром Спартакиады народов СССР, мастером спорта”. Графики их тренировок тогда совпали и они не раз после стрельбы проводили по часу-полтора вместе. Поэтому, когда Жуков в прошлом году получил в наследство от умершей тётушки квартиру и дал объявление о сдаче её в наём, он обрадовался, что на объявление откликнулся старый знакомый. Правда, в последние годы они не виделись, и чем сейчас занимается Александр, Лев Михайлович не знал. Из их же прошлых разговоров Жуков сделал вывод, что по специальности Хмуров был строителем-проектантом. Впрочем, это был косвенный вывод из разговоров, подробности которых он совершенно запамятовал. Кличко задал и вопрос, не знает ли Жуков, что связывает его квартиранта, теперь уже бывшего, с Калининградом? Ответить моряк не смог, хотя подтвердил, что в его родном городе Хмуров бывал и ориентировался. Поблагодарив и проводив Жукова, Вячеслав попросил зайти к нему Радкова и только что приехавшего Шифера. Он рассказал товарищам о допросе Жукова, дал прослушать диктофонную запись. Рассказанное Жуковым давало новые направления для прояснения личности Хмурова. Кстати, пусть косвенно, но подтверждали версию о том, что в Андулина стрелял именно Хмурый. Все помнили утверждение экспертов о высокой стрелковой подготовке убийцы майора. С учётом вновь полученной информации они решили, что необходимо поднять архивы стрелковых соревнований в СССР примерно, с учётом возраста Хмурова, за 75-85 годы и поискать в них и Хмурова, и Орехова. Одновременно Радков взялся подготовить поручение калининградским сыщикам, проверить, не встречаются ли эти же фамилии среди строителей и проектировщиков города в 80-90 годы? Сам же Кличко позвонил генералу Ларцеву и попросил принять его, надеясь выговорить ещё неделю для продолжения работы по проклятому “делу”. Фрагмент 42 В середине дня генерал уехал в аэропорт. “Покорять Волгу” – пошутил он, прощаясь с Полиной Ивановной. Короткий, зимний, хотя и прибавил уже с декабрьского солнцеворота, но всё равно, темнеет рано. Вроде бы и вечер уже. Едва занялась она немудрёными домашними делами, позвонила Санька. Говорила про какие-то совсем не обязательные вещи, а голос дрожит, чувствуется внутреннее напряжение. Полина Ивановна сразу уловила это и, стараясь придать своему голосу непринуждённость, спросила: – Ты, Санечка, сейчас чем занята? Дочка в садике? А то бы забежала ко мне, посидим, чайку попьём. Пётр Николаевич в командировку уехал, я одна... – Еду. Через полчаса буду, – обрадовалась молодая женщина. ... И вот она ушла. Полина Ивановна не провожала Саню, слышала, как захлопнулась дверь в прихожей. Она так и не стала зажигать свет. Как сумерничали с Саней, так и осталась сидеть в кресле, перебирая в уме весь невесёлый разговор с нею. Собственно, ничего нового она не узнала. Но видно было, что внутреннее напряжение переполняло Саню, она уже не могла сдерживаться и лишь чуточку разрядилась, выплакав его доброжелательной слушательнице. Они познакомились без малого четыре года назад. Андрей пришёл к своим постоянным заказчикам Беркутовым “просто так” – познакомить с Его Санькой. Оба рыжие, только Андрюшка поярче, Саня потемнее, оба лучились молодостью и счастьем. Саня училась на втором курсе института на экономиста с бухгалтерским уклоном, Андрей – много и тогда удачливо работал. Они собирались пожениться и Полина Андреевна, да и не слишком суровый в жизни генерал, искренне радовались их сияющему счастью. За эти годы Андрей не раз выполнял небольшие работы для Беркутовых и завоевал доверие и уважение Полины Ивановны абсолютной честностью, добросовестностью и аккуратнейшей работой. Они платили “по его расценкам”, полагая, что качество работы искупает заметное неумение Андрея укладываться в им же определённые сроки. Андрей был развитым и достаточно культурным парнем. Окончив школу в пригороде, он отслужил в армии, занимался спортом, неплохо разбирался в спортивной медицине. Знакомство с Санькой даже внешне преобразило его, – он постоянно улыбался, растягивая белозубый рот чуть не до торчащих ушей. Стал носить вместо очков линзы, что, впрочем, давно нужно было сделать, так как работать ему приходилось с металлом, лаками, красками, а очки мешали пользоваться респиратором. Настораживали Беркутовых некоторая самовлюблённость Андрея, его стремление “диктовать” заказчикам свои условия работы, уверенность, что в своём деле – он непогрешим и знает всё. Не раз они обращали внимание Андрея на просчёты, на ненужное упрямство и завышенные требования к другим людям. Верилось, что поймёт парень. Ткнётся раз-другой в неуступчивого заказчика, придётся отвечать за сорванные сроки и свой апломб, и поймёт. Увы. Случилось. Один “крутой”, как сейчас говорят, наниматель заставил Андрея переделывать работу и взыскивал аж по 7 долларов за каждый день просрочки....Андрей остался без денег. Но выводов не сделал. Не умел он и разбираться в помощниках, которых частенько нанимал для совместной работы. Его то обворовывали случайные подсобники, то приходилось переделывать испорченную ими работу. И горели деньги и материалы. Полина Ивановна всё это видела, понимала. Парень давно стал не чужим в их доме. И Санька изредка появлялась и даже с неожиданным интересом стала помогать Полине Ивановне на “генеральской даче”. Кавычки здесь появились не случайно. Хотя Пётр Николаевич был настоящим и уважаемым милицейским генералом, его скромная дача в ближайшем пригороде никак не соответствовала расхожему и устоявшемуся в последнее десятилетие определению дачи высокого начальника. Впрочем, Полину Ивановну это устраивало. Всё изменилось сразу. Тот глупый поступок на студенческой вечеринке, затянувшееся безденежье плюс необузданная ревнивость Андрея... Санька с дочерью ушла жить к бабушке, неудачно попыталась поступить на работу, чем вызвала новый приступ гнева и ревности Андрея. Да оно и понятно, – официантка в вечернем кафе, где пьяные мужики хватают девушек не только за коленки...Санька быстро ушла с этой работы... Однако, жизнь идёт. В данном случае – по ухабам. Андрей и Саня не видятся неделями. Любящий папа по телефону расспрашивает несмышлёную малышку, что делает мама? Кто к ней приходит? И домысливает. И говорит Полине Ивановне при встречах (а звонить дочке он нередко забегает именно к ней), что убьёт гада, который к Саньке лезет....А Санька плачет, я, ведь человек, – говорит, – мне ведь, тоже жить хочется....А он ко мне близко не подпустит другого человека. В самом деле, убьёт, в тюрьму пойдёт. Дочка выдумывает, папе угодить хочет. Вот так и живём. Денег нет....Ладно, скоро получу диплом, тётка обещает помочь с работой. И говорит Санька, что уже не верит в жизнь с Андреем. А голос дрожит, – любит она его. Ох, как любит. И он, – видит это Полина Ивановна, – любит Саньку, любит дочку....Но разве можно так любить? Семья же! Семью содержать нужно! А этот рыжий охломон к казино пристрастился. Не пьёт совсем, не курит, наркотиков не употребляет...Но это же тоже наркотическая болезнь. Разговаривают они. Вроде всё понимает. И обещает деньги Саньке отнести. Вот сегодня. Вот, в понедельник обещали дать большую предоплату за выгодный заказ... И несёт деньги в проклятое казино. Права Санька. С ним жить нельзя, он – погибший человек. Мальчишка сломался вдребезги. Но кто может спасти его? Только ты, Санечка! Только Любовь. Но где тебе, девчонке ещё, взять женскую мудрость? Или ты просто устала? И твоё озлобление понятно. Очень понятно. Но...Любишь ты его....Осенью попросила Санька разрешения пожить пару недель с Андреем на даче. Может быть, потом квартиру снимем. Попробуем снова.... Что у них там произошло? Опять разошлись, хуже, чем раньше стало.... Выплакалась Саня. Ушла. Что скажешь в таком случае? Терпи? Нет, конечно. А что делать? Сказала ей, что только она может спасти любимого. Да, любимого. Даже в китайской гадальной книге перемены судеб погадала Андрею, что спасёт его женщина. Вроде поверил, но про Саньку твердит одно: “не могу простить её. Я ей только для денег нужен”. Дурак. Ещё вопрос , кто кого прощать должен?! Вот именно, ты виноват перед ней не меньше. И не гордись, что ты, после Саньки, не интересовался женщинами. Не заслуга, когда любишь. Ох, дети. Взрослые и, как бы, чужие.... Нет, не чужие. Павел Алексин встретился с Артёмом Ситниковым через неделю. Как и обещал Артём, он позвонил и они договорились встретиться вечером в понедельник дома у Павла Алексеевича. “Понедельник – день тяжёлый, пошутил Павел, – но в данном случае подходит. У вас нет дискотеки, а я сегодня абсолютно свободен и готов принять гостя”. Артём с интересом и определённым недоверием осмотрел богатую квартиру Алексина. – А ты, Павел, – помолчал немного и добавил – Алексеевич, шикарно устроился. Сразу видно, подрабатывать не приходится. – Ничего тебе не видно. И давай без отчества, просто Павел. Я, хотя и старше тебя, но ещё не аксакал. – Давай. – Легко согласился Артём. Он ещё раз прошёлся по квартире, уверенно сел в кресло у журнального столика. – О чём говорить будем, -ты сказал. А как оно всё это мыслится? – Слушай, Артём. Ты извини, но я должен знать, что у тебя с милицией недавно случилось? – Спросил всё-таки. Да я сам собирался рассказать. Дело такое вышло. На дискотеке, сам знаешь, народ разный бывает. Между прочим, нередко выпивают лишнего. Вечер уже к концу шёл, когда один, кавказец, между прочим, девчонку нашу прямо в зале раздевать начал. Она завизжала. Кто-то из наших вступился. Его соплеменников тоже несколько человек здесь оказались. Завертелось всё мгновенно. А я старший в зале, да и, честно говоря, насмотрелся я в Чечне....Хотя эти и не чечены вовсе, не знаю, какой масти... Они за ножи взялись, ну и я скомандовал нашим ребятам взять подручные средства...Короче, четверых увезли в каретах скорой помощи. Одного – без пересадки на тот свет. Кто его уложил, не знаю и знать не хочу. А меня захомутали “за разжигание национальной розни”. Спасибо участковый наш заступился, он раньше всех подоспел. А правду сказать, с самого начала на дискотеку пришёл, говорит, что на этих смуглых сразу внимание обратил... – Ясно. Теперь о другом. Тебе сколько лет? Где учиться пришлось? На выборы ходишь? Расскажи коротенько. Я объясню потом, зачем это нужно. – Секретов в моей биографии нет. Расскажу. Ровно 25 вчера стукнуло. Четверть века. – Поздравляю, не знал... – А я не звезда Знать не обязательно. Родился и вырос в Подмосковье. Школу кончил среднюю, после неё – сразу в армию. Проваландался полгода в учебке, потом – в Чечню. Сначала там тихо было, ну, а потом – рассказывать не буду. Телек смотришь....Впрочем, забыл – ты сам из ящика, но, всё равно знаешь. Отвоевал четыре месяца, пулю в плечо схватил. После армии пытался в институт поступить – на станкостроителя....Не вышло. И знаний не хватило и ещё чего-то. То-есть, блата и денег у меня нет, родители для нашего времени рылом не вышли. Отец шоферит, мать в садике работала, пока его не закрыли. Фирма какая-то здание купила. Работы подходящей, – я про баксы говорю, – не нашёл. А музыку я ещё с детства люблю, в школе кружок был, пока не развалился. А тут меня бывший руководитель кружка позвал в ДК, предложил группу сколотить. Вот уже третий год вместе с ребятами играем, на еду и курево зарабатываем, а выпивка – так я не увлекаюсь....Вот и всё. Вся моя автобиография....Да, ты о выборах спросил. Не хожу, все они одним кроем скроены....Теперь твоя очередь говорить. Павел немного помолчал. Потом спросил или скорее сам сказал: – Выходит, ты при советской власти практически не жил. Несмышленышем был, малолеткой... – В пионерах был. Один раз даже в лагерь ездил отдыхать. Не интересно. И голодно было. Павел вздохнул. – Полностью продукт воспитания смутного времени. Ладно. Если захочешь, я тебе расскажу, какая жизнь была. И книжки дам, читать-то ты любишь? Ладно, говорю. Теперь о деле. Власть нынешняя не о простых людях печётся. Не о тебе. Да и не обо мне. Фамилии Абрамовича, Ходорковского, Потанина слышал наверняка. А народ скверно живёт, и страна наша – раньше она по силе американцам не уступала....Боялись они нас и безобразничать во всём мире не смели. А новые власти продают страну ради обогащения личного и господ вроде тех, кого я назвал. Серьёзные люди посчитали, что жить самостоятельно и в едином государстве нам совсем мало осталось. Нужно менять власть. А вы, молодые, на выборы не ходите. А пойдёте, так настоящей жизни вы не видели. Какая она была, вам всё врут. И телевидение, где я работаю ради заработка, тоже врёт. – Он снова помолчал. – Обманули вас. А мы хотим, чтобы вы, молодые, знали правду. Умные люди считают, что лучше всего на молодые, и, извини, задураченные мозги, музыка воздействует. И решили поискать среди молодых музыкантов и способных ребят, и готовых узнать правду. Потому я к вам пришёл. Не скрою, помог мне товарищ из музыкальной редакции... Отобрал из тысяч видеозаписей разных групп несколько. В том числе и вашу. – Мы не единственные в вашем списке? – Не единственные, Тёма. Но репертуар ваш мне понравился. С оговорками, конечно. – Но, Павел....Алексеевич, без шелухи...Без песенок вроде “возьми меня сейчас, мой бой, возьми меня...” Без такого хлама на дискотеку просто ходить не будут... Он замолчал. Представил себе душный зал Дома Культуры, сдвинутые к стенам ряды кресел и прыгающую толпу юнцов и девчонок, разгорячённых дешёвым вермутом и тоже дешёвыми “колёсами”. Как оркестранты бросили свои инструменты и только бухает барабан, отбивая каждое слово: “возьми меня – бум – возьми меня – бум – возьми меня – бум, бум, бум...” И топчутся, топчутся, выкрикивая почти безумно слова шлягера....Ради этих минут многие приходят на дискотеку и ... Как лишить это стадо блеющих баранов такого призыва, от которого у некоторых мальчишек намокают штаны? Повернуть стадо баранов может только козёл. Тёма очнулся: – Что ж, буду козлом... – Что? Не понял. Мы, Артём договорились без отчества обращаться...А процесс воспитания вкуса у аудитории – не быстрый. – Павел задумчиво посмотрел на Артёма – Был такой древнегреческий философ – Платон, в школе ты слышал о нём, – так он сказал однажды – “Воспитание музыкой это воспитание нравственности”...А какая нравственность воспитывается на ваших дискотеках? Ты не обижайся, Артём, но нужна долгая работа, и не только твоя. Как твои ребята отнесутся к такому предложению? – Девчонки на всё пойдут, чтобы звёздами стать. Голышом по улице побегут... А парни...И парни согласятся, чтобы на телеэкран попасть. Павел! А это не туфта? Это реально? На настоящее ТВ попасть? – Реально, Артём. Но требует, повторяю, много времени и больших денег. Деньги будут, если вы и репертуар сумеете собрать,...как бы точнее выразиться? Уравновешенный. В этом я и мой друг поможем. А работать – вам, и работать честно. А станете известными, – ваше поведение все знать будут. Фанаты будущие за вами и голосовать пойдут. Но не сразу. Не сразу. Время летело незаметно. Говорили о музыке, о мире и горькой Чеченской войне. Павел рассказал о том, как учился , о своих, одно время, регулярных встречах с бывшим президентом...Поговорили о несправедливости нынешней жизни... – Пойду я Павел! Не терпится скорее с ребятами повидаться. Они знают, куда и зачем я пошёл. Ждут. Пойду. Хорошо? – Иди, парень. Позвони мне. Через парочку дней. Но учти, и политграмотой заняться придётся. Такие вещи только за корыстную надежду прославиться никогда не получатся. Нужно, чтобы вы все прониклись...Иди. Он встал, обнял Артёма за плечи и подтолкнул к выходу. – Смотри, мы с тобой даже эту маленькую бутылочку не допили! – Хрен с ней, Павел Алексеевич! Я побежал. Павел долго осмысливал разговор с парнем. Со всех сторон. В общественном плане дремучий, но чувство достоинства есть. И смелый. И ещё что-то осталось от начального советского, от школьного кружка. В репертуаре вместе с, как он выразился – с шелухой? Вместе с шелухой несколько советских песен. И лирические – “Расцвели весной в саду цветочки...”, А чего стоит “Под звёздами Балканскими”? Кто-то же из них, наверное сам Артём, предложил их петь. И поют с современным акцентом, хотя аккуратно аранжируют, не похабят основу. Может быть, прежний руководитель кружка подсказал? Надо бы повидаться с ним. И в Нижний съездить. Там целых две группы послушать стоит Как же время выкроить? И деньги. Сколько же нужно на эту раскрутку? Ганжа говорит, что лишь выпуск одного музыкального диска обойдётся тысяч двадцать долларов. А одним диском не обойтись....Были бы деньги на телевизионную рекламу, роликов пару-тройку сделать. А в газетах он сам организует, почти бесплатно во многих городах. Но от этого будет толк, только если одновременно местное, хотя бы местное ТВ покажет ребят. Завтра же пошлю в региональные газеты просьбу к нашим авторам поискать пути на местные каналы. С туманным намёком, мол, Москва интересуется. А прозвучат в десятке местных программ, тогда и в какую-нибудь из центральных программ информацию протолкну. Конечно, серьёзный эффект может дать только массированная реклама. И, пожалуй, просто заказ рекламщикам – это не то. Нужно ещё с ребятами из музредакций потолковать... Если придумаем интересную идею...Что-то вроде “Старые песни на новый лад...” Ну, не так прямолинейно, но ... Стоит потолковать, стоит. Кстати, для них – это может быть халтуркой,... если не просто интересно, но и денежки заплатить... По сравнению с рекламными фирмами – на всё это на порядок меньше денег потребуется. Для подобной программы одной новой “группы” маловато. Хотя бы три. Он потянулся к телефону, чтобы переговорить с Лёвой. Нет, рано. Съезжу в Нижний, поговорю с ребятами, тогда и позвоню. Домой Артём приехал уже в 11 часов вечера. Почему-то отменили электричку, на которую он надеялся, и опоздал он сильно. Ребята терпеливо ждали его. Идти в ДК было уже поздно и они расположились прямо на платформе пригородных поездов. Пока Ситников метался по Московскому вокзалу, дожидаясь следующего поезда, он двадцать раз пересказал “про себя” свои впечатления от встречи с тележурналистом. И теперь перегорел. Расположившись на скамейке в центре своей группы, он, сбиваясь и повторяясь, поделился только общим настроем встречи, рассказал об отличной квартире журналиста, о его личном знакомстве с Ельциным и, рассердившись на самого себя, решительно закончил: – О главном завтра поговорим. Скажу только, что верю – нас ждёт удача. А сейчас, ребята, по домам. Приходите все завтра в ДК к полудню. Попросим тётку Василу открыть зал, скажем, что репетировать будем. Тогда и поговорим. Сейчас для серьёзного разговора уже время вышло. До завтра, – он спрыгнул с платформы и размашистым шагом пошёл в сторону своего дома. Без двух минут 12 Артём подошёл к Дому Культуры, прошёл во двор и увидел всю свою пятёрку в полном составе. Ребята сидели на крыльце служебного входа и курили. – Здоровы, мальчики, – сказал Артём и, заметив, что Машка готова что-то съязвить, добавил – и девочки. Он взбежал на крыльцо и вжал палец в кнопку звонка. – Какого чёрта принесло, трезвоните здесь, – послышался знакомый голос Василисы Романовны, кто-то прильнул к окуляру “глазка”, потом загремел засов и тётка Васила с грохотом распахнула дверь. – А, это вы...Чего не в положенное время? Ну, заходите-заходите... – Спасибо, Василиса Романовна, – сказал Артём, снимая со щитка с ключами нужную ему связку. – Мы сегодня часика полтора поговорим, поиграем немножко... – Идите. И смотри, Тёма! Чтобы не курили твои музыканты, особенно девки. Ребята гуськом потянулись за Ситниковым. В зале, несмотря на дневное время, было темно. Тяжёлые шторы стационарно закрывали окна. Впрочем, нужды в свете и не было. Артём включил дежурное освещение сцены, сел на оставленную со вчерашнего или позавчерашнего дня скамейку, жестом пригласил ребят рассаживаться, кто где сможет... Заговорил Трубач. – Что, Тёма? Что ты вчера выходил? Неужто реально, что вырвемся из этого...- он не нашёл подходящих слов, щёлкнул пальцами и вопросительно посмотрел на Лидера группы. – Не буду повторяться. Про Павла Алексеевича, про Ельцина я вам вчера рассказал. Сейчас – прямо к делу. Есть люди, очень серьёзные люди, которых тошнит от нашей сегодняшней жизни. Они считают, что нашу страну – Великую Россию – унижают и толкают к гибели. Они считают, что народ наш потерял чувство достоинства и главная причина этого – безразличие молодых, их полное пренебрежение к истории страны. В том числе к советской истории. Они, – эти люди, – понимают, какое влияние на молодёжь оказывает музыка. Они готовы заплатить много денег, чтобы на наших телеэкранах не кривлялась разная шантрапа, чтобы дать на экранах и крупных сценах место другим исполнителям, чтобы возродить чувство патриотизма у людей. С упором на молодых людей. Эти люди наняли специалистов с разных каналов центрального ТВ, – Павел один из них, – чтобы найти такие группы, таких музыкантов, которые смогут эту задачу решить. По словам Павла, они просмотрели тысячи роликов и видеокассет – нужны были группы, у которых в репертуаре УЖЕ СЕЙЧАС есть нужное им отношение к прошлому страны. И, конечно, с профессиональными качествами. Смотрите, ребята! Из тысяч просмотренных материалов пока отобрали несколько. Павел не сказал сколько. Но мы – в их числе. Ребята, вы знаете, сколько стоит сделать ОДИН ролик на центральный экран? Не поверите, но Павел сказал – не менее 20 тысяч баксов!... – Артём! И кто же даст такие деньги? Не дурят ли нас? – А чем мы рискуем? Мы, ведь, и сами, по своей охоте играем “Под звёздами Балканскими” и недавно успешно попробовали “Хотят ли русские войны?...”. Павел предлагает сделать несколько вариантов программ, с разными советскими песнями, отыграть их и записать на видак. Обещал помочь и в подборе песен и в прослушивании их в музыкальной редакции Девятого канала. Обещал, что хорошие специалисты с этого канала послушают и помогут нам. – А как быть с нашими нынешними? На дискотеке с таким репертуаром... – Он понимает это. Отказываться от нынешних забойных не придётся...А откровенную шелуху, выплюнем. Ну, что скажете ребята? – Тём, а мы с Надькой и на центральном экране получимся отлично! Я, когда видео включаю, мать аж плачет. Говорит – звезда! – А мы и не хуже многих. Чуть куража побольше и, конечно, реклама... – Задаваться не стоит. Не хуже многих – это ещё не марка. Дерьмовых исполнителей множество, но нам нужно по-настоящему профессионалами стать. – Помогут. Заниматься только много придётся, и не одной музыкой. Павел Алексеевич грозится заставить лекции по истории посещать. И сам обещал заниматься с нами, раз мы близкие, подмосковные...Ну, что же скажете, господа артисты? Если соглашаемся, то .... – Конечно, соглашаемся, – выдохнули, едва ли не хором. – Тогда давайте думать о репертуаре. Для начала, к завтрашнему вечеру каждый из нас должен предложить по две песни. И суметь сыграть их, спеть. А сейчас – сыграем всё подходящее, что у нас уже есть. Рассаживайтесь, ребята! Фрагмент 43 Выборы президента прошли тихо и не интересно. В самом деле, какая разница, зафиксируют победу Путина с 70 или 75%? Никто не сомневался в полном провале совсем “смешного” претендента Миронова, успевшего в качестве “спикера” Совета Федерации показать свою несамостоятельность и... весьма невысокий интеллект, или бывшего спортсмена – ставленника Жириновского, или, якобы, независимой Ирины Хакамады. Разве что спорили, наберёт ли Харитонов запрогнозированные ему 12-15% голосов и что получится у Глазьева, выставившего свою кандидатуру без согласования со своим блоком “Родина”? Харитонов свои почти 14 набрал, а Глазьеву, которого, спохватившись, перестали поддерживать пропрезидентские силы, чётко указали на его место – не рыпайся: без партийной поддержки твои шансы ничтожны. А так называемые “партийные круги” поддержали позицию не выставлявшегося “одноблочника” Глазьева – Рогозина, сразу ставшего “во фрунт” перед президентом. Короче говоря, не выборы, а протокольное мероприятие властей. Иванов и Беркутов наблюдали за этим вполне равнодушно. Гораздо больше их интересовала набирающая силу текущая работа их лектория. Впрочем, и лекторий был пока что “лоскутным” – в качестве единой системы не выстроился. Лидия Ивановна пыталась придать работе некую чёткость, но пока она не просматривалась. Именно поэтому Настенко просила соучредителей провести семинар всех уже действовавших региональных лекториев и готовила план такого семинара. В феврале Пётр Николаевич вернулся из поездки по маршруту Саратов – Волгоград – Астрахань, а Лев Гурыч по три дня провёл в Уфе и Казани. Уже приобретённый опыт общения с бывшими коллегами не подвёл и в этот раз. Настроение товарищей было близко к их собственному. Телефонные разговоры перед выездом подготовили поездки и прошли они по ранее проверенному сценарию. Разве что татарский генерал Хайруллин, ушедший на пенсию ещё год назад, посетовал, что в республике сильны националистические настроения, подогреваемые и направляемые республиканскими властями, хотя сам президент Татарстана Шаймиев публично постоянно подчёркивает свою верность федеральным принципам. “Вообще, – рассказывал Лев Гурыч, – Хайруллин очень озадачен политической обстановкой в Татарии. Коммунистическая организация в республике на грани развала. Оппозиция властям заглушена, в том числе националистическим угаром. Мы, бывшие члены КПСС, остро ощущаем тревогу. Создание нашего лектория в республике, по словам генерала, остро необходимо и обязательно будет встречено с большим интересом. Но совсем не всеми дружелюбно”. Тем более важно, полагал Иванов, скорее начать там активную работу. Итак, с одной стороны – всё в порядке. Работа идёт. С другой – Лёву всё больше обуревало беспокойство: всё делается правильно, идём в нужном направлении....Но идём ли или топчемся на месте? Его не успокаивали вытаскиваемые иногда на стол “Основные задачи и сроки”, написанные некогда Петром Николаевичем, в которых на становление партии предусматривалось немалое время. Сейчас он понимал, даже чувствовал, что в деле участвуют уже тысячи людей и что он обязан учитывать их настроения. То что не так давно сказал ему Костеренко, он теперь, после поездок на Урал и в некоторые республики, ощущал сам. Если созданная на человеческом порыве организация ничего не делает, а лишь ожидает, когда придёт время, она неизбежно распадается. По крайней мере, теряет энтузиазм и увядает. Беспокоили Льва Гурыча и другие мысли. Лекции во многих городах и регулярные публикации разъяснительных материалов в газетах тоже уже многих регионов – бесспорно полезны. Но КАК замерить эту пользу? По числу лекций? По числу их посетителей? По числу публикаций? Но это формальные цифры, не дающие никакой качественной оценки! Есть ли хоть малейший сдвиг в настроениях общества? Да и не рано ли ожидать такой сдвиг? И опять, – кто и на каких весах измерит это? В реальность социологических опросов он не верил, а само проведение таких опросов потребовало бы новых и приличных затрат. Хорошо хоть, что Борис Карлович не задаёт никаких вопросов. Отношения с ним установились и доверительные и, в то же время, совсем не официальные. Борис сам не звонит, не обращается. Но охотно – это уже было за прошедший почти год четыре раза – выслушивал рассказы Иванова о ведущейся работе. Спрашивал, не нужны ли ещё деньги и хорошо помог по своей инициативе – издал отдельными брошюрами несколько подготовленных Алексиным обзоров публикаций в газетах и несколько лекционных сборников пропагандистов лектория. Когда такое интересное предложение от финансиста поступило, Настенко быстренько подготовила четыре подобранных по тематике сборника лекций и Горьков издал их тиражами по 3-4 тысячи экземпляров. Лидия Ивановна разослала их во все лектории на местах для распространения. Иванов в этих раздумьях исхаживал километры по своей гостиной и аллеям ближнего парка. Наконец, он решил посоветоваться с товарищами и обратился к генералу с просьбой собрать заседание оргштаба. После чего переговорил отдельно со всеми будущими участниками обсуждения, чтобы подготовить их к размышлению о своих сомнениях По прежней традиции встретились дома у Льва и Марии Пётр Николаевич занял привычное место во главе стола, за которым расселись Алексин, Ганжа, Костеренко, Настенко и хозяева. Оглядев собравшихся, генерал ворчливо произнёс: – Великолепная семёрка в сборе. Нашему будущему президенту невтерпёж стала тихая организационная работа. Занервничал. Что ж, Лев Гурыч прав. Действительно, есть нужда откровенно поговорить, всё ли мы делаем, как нужно. – И совсем другим, деловым тоном добавил – Порядок сегодняшнего нашего заседания таков: сначала каждый из вас даст оценку состояния дел на своём направлении работы. Потом обсудим. В постановочном докладе, как я понимаю, нужды нет. Лев Гурыч с каждым из нас разговаривал предварительно и своими беспокойствами поделился. Начнёшь ты, Павел Алексеевич. Потом – Лидия Ивановна и Василь Иванович. Ты, Данила Григорьевич, будешь добавлять при необходимости. Поднялся Алексин. Он сообщил, что газеты с участием Фонда выходят регулярно уже в 29 городах. Здесь пока проблем нет. С помощью Ганжи уладили и те назревавшие конфликты с издателями в двух городах, о которых упоминали в прошлый раз. Надолго ли, – покажет будущее. Есть перспектива открытия нашей рубрики и в одной из газет Питера, плюс ещё одной в Москве. Местные товарищи, связь с которыми наладили устойчивую, ведут и мониторинг региональной прессы, присылают обзоры её. Крайне нужен профессиональный анализ этих обзоров, но я не успеваю их делать и, вполне возможно, мы упускаем возможности распространения опыта. Нужно подобрать специалиста для этого дела и ввести его в число работников Фонда или найти другую форму оплаты труда. Второе направление работы Алексина, – сдвинулся с места подбор музыкальных молодёжных групп для начала работы с будущими избирателями. Три кассеты с их возможным репертуаром Павел принёс с собой и предложил посмотреть и послушать их после заседания. И снова – деньги! Разговоры с ребятами прошли, они обнадёживают и нужно переходить к реальной раскрутке этих групп. “Конечно, если вы, товарищи, согласитесь с моими оценками”, – добавил он. Иванов спросил, есть ли предложения по активизации сайта Фонда в интернете? В частности, не стоит ли опубликовать в нём обзоры региональной печати? Алексин высказал мнение, что это станет полезным только после аналитической обработки материалов, о которой он только что говорил. Лидия Ивановна Настенко напомнила о знаменитом “Законе Паркинсона”, который гласит, что каждая вновь организованная управленческая структура стремится к саморазвитию, путём увеличения функций и ....штатов. Это – факт. И не потому, что вы, товарищи Учредители, поручили мне возглавить наш Фонд, но объективные обстоятельства требуют от сбора информации переходить к её анализу и распространению выводов. Павел Алексеевич абсолютно прав – нам нужен специалист-аналитик типа экономиста-политолога в одном лице. “И с квалификацией на уровне доктора наук” добавила она. 27 лекториев действует. Я могу назвать вам количество и направленность прочитанных лекций, количество и квалификацию выступавших товарищей, примерное количество посетивших лекции людей... – Вот справка, я напечатала её, можете посмотреть – и она положила на стол компьютерный листок бумаги...- Но прав Лев Гурыч, когда в разговоре со мной сказал, что эти статистические данные не дают представления об эффективности лекториев. Нужен какой-то анализ. Будущий специалист-аналитик подскажет и механизм такого анализа. Беркутов кивнул. “Подбирайте подходящего человека. У вас, Лидия Ивановна, есть информация о хороших специалистах”. Как всегда краток был Костеренко. Из его информации следовало, что первичные партийные ячейки на базе посетителей лекториев созданы в 14 городах и, кроме того, три в Москве и Подмосковье. Все они пока самостоятельны, называются кружками по изучению истории и политики. Но все знают, что в недалёком будущем мы пригласим их стать членами единой партии. Общее число членов этих кружков на середину марта достигло почти тысячи человек. Если бросить клич о вступлении, количество удвоится, но мы не спешим, наоборот, сдерживаем. Пока они заняты только подготовкой и обеспечением очередных лекций, считают такую работу пассивной и готовы к более энергичной работе. “Я затрудняюсь давать им рекомендации, – сказал Василий Иванович, – но чувствую: энтузиазм понемногу угасает. Дайте “ц.у,” Лев Гурыч, Пётр Николаевич”. Беркутов предложил всем высказаться по затронутым вопросам. После недолгого обмена мнениями поднялся Иванов. – Вижу, что мои беспокойства по поводу малоощутимости нашей работы вы, друзья мои, разделяете. Я долго искал слово, как сказать, чтобы не принизить труд и усилия наших товарищей, но беспокойство выразить. Работа, бесспорно ведётся, но мы её не умеем для самих себя оценить. Согласен с вашими предложениями о необходимости иметь в наших рядах аналитика, который мог бы помочь нам осмыслить идущие процессы. Пётр Николаевич уже сказал, что деньги на оплату дадим. Вижу для аналитика огромный пласт работы, так что давайте скорее подбирать кандидатуру. Тебе, Павел, тоже дадим деньги на аналитическую работу. Посоветуйтесь с Лидией Ивановной, разные это люди должны быть или один справится? Ты, ведь, упоминал и о необходимости обработки для распространения некоторых региональных публикаций. И для интернета нужно отбирать материалы с учётом специфики жанра и контингента пользователей паутиной. О работе партячеек. Василий Иванович! Это – диалектика ситуации. Она ещё не созрела для решительных действий, мы не можем объявить о создании партии, у нас нет установленного законом числа членов. Вы знаете это. Да и призывать к действиям против власти мы не можем. Это был бы авантюризм. И обречены такие попытки на провал, более того, это было бы провокацией. Власть обладает огромным и эффективным инструментом подавления. Наши шансы – только в законном пути, но, повторяю ещё и ещё раз, мы не готовы. Мы понимали неизбежную длительность процесса создания партии. Давайте ПОКА ставить задачи членам кружков лекториев – разговаривать с товарищами, агитировать читать наши газетные публикации. Давайте вне рамок лекций устраивать обсуждение этих материалов, распространять брошюры, которые удалось напечатать с помощью наших спонсоров. Особое внимание обратить на материалы для молодёжи, заводить связи с посетителями всевозможных дискотек, – они, молодые ребята, почти в каждой семье есть, – давайте зазывать их на наши лекции. Короче говоря, наращивать разъяснительную работу. Каждая группа, кружок, ячейка могут сами найти новые формы такой работы. Разумеется, продолжать работу по защите лекториев от хулиганов....Увы, я тоже не готов дать конкретные “ц.у.”, как выразился наш Василь Иванович. Нацеленность на будущие дела необходимо сохранить. Цель будущей партии – легальная борьба за смену политического курса, значит, нам нужно победить на выборах. Соответственно – добиться авторитета у избирателей. А большая, очень большая часть граждан, особенно молодых, вообще не ходит на выборы. Это наш огромный резерв. Поэтому и прошу наши партийные группы найти формы влияния на подростков, которые через четыре года могут нам очень помочь. Если мы не упустим такую возможность. – Лев Гурыч вытер неожиданно выступивший на лбу пот. Перевёл дух. Не привык он, всё-таки, к длинным выступлениям. – – Лидия Ивановна! Я сделал акцент на работе с молодёжью. Это совсем не значит, что нужно сократить общую лекторскую работу по разоблачению лживости официальных СМИ. Как скоро вы будете готовы провести семинар для руководителей лекториев? Давайте, намечайте дату. И ещё. Для Москвы количество лекторов у нас маловато. Сколько? Четверо плюс иногда выступления Марии, – нужно ещё кого-то привлечь. О деньгах не беспокойтесь. Пётр Николаевич, ты подведёшь итог нашего сегодняшнего разговора? – Пожалуй, в этом нет необходимости. Или кто-то ещё хочет высказаться? Нет? Добавлю единственное: на семинар нужно пригласить и руководителей партгрупп, или кружков, коль мы их пока так называем. И нам с тобой, Лёва, хорошо подготовиться к разговору с ними. Мы должны суметь объяснить им, что сначала нужно отвести беду от Родины.... Договорились?...Тогда, дорогая Мария, вступайте в права хозяйки Не знаю, как другие, а я охотно чайку попью... Вновь встал из-за стола Алексин. – Лев Гурыч, Пётр Николаевич! Пока Машенька хлопочет с чаем, я поставлю кассеты с записями моих молодых артистов? – Самой Марии Владимировне я записи уже давал на просмотр, и ты, Лев Гурыч, смотрел их, а остальные члены нашего штаба пока их не знают.... Он направился к видеомагнитофону и через минуту в гостиной загремела музыка. Собравшиеся начали устраиваться поудобнее... Лев стоял возле открытой форточки и курил. На улице уже совсем темно. И в комнате Мария потушила свет....Хорошо думается в темноте. Он ощущал как неимоверное напряжение, владевшее им в течение всех последних дней, постепенно отпускало его.