Сначала женщины и дети

На фотографии дамы и господа при полном параде позировали под тентом около «Савоя». В статье их восхваляли за то, что они не побоялись прибыть на приём, несмотря на прескверную погоду и риск намочить и испортить свои дорогостоящие платья и смокинги. Снимок был зернистым, но всё равно было видно, как они сногсшибательно выглядят и нисколько не намокли. Ха, снимок же не мог запечатлеть, как за минуту до этого слуги, идущие по бокам, несли над ними зонты. Вот слуги-то, скорее всего, вымокли до нитки, но какая газета захочет публиковать их фотографии? Только не в светской хронике.

Он прочитал имена участников: их всех звали типа Чарльз, Эдвин, Герберт или что-то в этом роде. Никаких вам Реджей или Джонов. У дам тоже были вычурные имена: Вайолет, Шарлотта, Венеция.

В каюте появился Джон.

— Вот ты где! — воскликнул он. — Я-то думал, ты спрыгнул за борт после своего маленького инцидента во время обеда.

Редж вздохнул:

— Готов поспорить, эта глупая эмансипе не потеряет из-за меня сон. Скажи, Джон, ты когда-нибудь хотел, чтобы мать назвала тебя Гербертом? Думаешь, это изменило бы твою судьбу?

— У меня была бы другая судьба, если бы у меня была другая мать. А имя ничего не меняет.

— А что не так с твоей матерью?

— Да не знаю. Я её практически никогда не вижу, да и дома бываю редко. У нас не такая дружная семья, как у вас.

Джон родился в Ньюкасле, он утверждал, что времени между рейсами не хватало, чтобы съездить повидаться с родными. Редж подозревал, что Джон не очень-то и стремился к этому.

— Общее между нашими семьями то, что мы все живём на головах друг у друга. Хотел бы я, как и ты, иметь свою берлогу.

— Как только вы с Флоренс сойдётесь, у вас сразу появится жильё. — Джон засунул палец за щёку и хлопнул.

Редж швырнул в него подушку со словами:

— И ты туда же! Мне и так все об этом твердят. Мир такой огромный, нам ещё столько надо увидеть, не стоит торопиться в конец коридора.

— Разве не за этим мы выходим в море? Чтобы увидеть мир, посмотреть, как живут богачи и… прибрать за ними. Я говорил тебе, что вчера в обеденном салоне мне пришлось подтирать лужу за одной шавкой? Её хозяйка знает, что собак приносить нельзя, но всё равно прячет её под шалью. Пёс сидит у неё на коленях, и та подкармливает его объедками.

Редж улыбнулся. Он знал леди, о которой шла речь. Из её огромной сумки вечно торчал розовый носик.

— Готов поспорить, она американка.

— А то. Английская леди такого себе не позволила бы. За милю можно определить, откуда они, им даже рта раскрывать не надо.

— Точно. Можно понять по осанке: американцы сутулятся. А ещё они всё время говорят о себе и не слушают окружающих.

Джон согласно кивнул и добавил:

— Не могу видеть, как они едят, будто закидывают еду в себя. А посмотришь, как они ведут себя за столом, так вообще волосы дыбом встают — тянутся через весь стол, вместо того чтобы попросить передать, и неправильно используют приборы.

Лежавший на соседней койке официант по имени Билл вмешался в их разговор:

— Как-то один американец пожаловался мне, что не может разрезать стейк, а сам держал в руке нож для рыбы. Я, конечно, ничего не сказал. Просто пошёл и принёс ему нож для стейка. Он был счастлив.

— А у меня один странный тип притаскивает приборы с собой, потому что брезгует теми, которыми уже кто-то ел. И он не позволяет никому за столом пользоваться сахарницей, хочет, чтобы у него была персональная. Я всегда накрываю для него отдельно. А он ведь даже не миллионер. Он с палубы «Е». — Это рассказал официант по имени Гарри.

Похоже, у каждого была своя история про пассажиров, хотя некоторые считали, что англичане всё-таки хуже остальных: они такие педанты и снобы.

— Леди Дафф-Гордон отказывается от еды, если я с этого подноса уже кого-нибудь обслужил. Их там шестеро за столом, но себя она считает самой важной персоной.

— Ты ведь работаешь в «Гатти»? — уточнил Редж у последнего рассказчика, потому что тот говорил с итальянским акцентом. «Гатти» был рестораном а ля-карт, им управлял Луиджи Гатти, который также содержал ресторан в лондонском «Ритце». Пассажиры «Титаника» готовы были доплачивать, чтобы поужинать там.

Парень кивнул.

— А почему ты спрашиваешь?

— Хотел узнать, не заходит ли к вам одна барышня, такая стройная с волосами цвета меди? Она сногсшибательно красива, ей, наверное, лет двадцать с небольшим. Я видел её на палубе вчера вечером, она была в серебристо-белом платье с очень глубоким вырезом. — Редж показал руками. — Но в нашем ресторане она не появилась. Вот я и подумал, что она может столоваться у вас. — Редж и сам не знал, зачем спросил. Выглядит так, будто он запал на неё. Что они все подумают!

Официант из «Гатти» покачал головой:

— У нас в основном пожилые пары. Даже не представляю, о ком ты говоришь.

— Редж втюрился, — подначил Джон, и народ в ответ засвистел и заулюлюкал.

— Да нет же! — Редж пожалел, что завёл этот разговор. — Я видел-то её всего один раз. Я просто не понимаю, почему она не приходит в ресторан. Наверное, поэтому она такая тощая.