Снайпер должен стрелять

— Уважаемый сэр Лоуренс Монд, — говорил Андрей, — уповает на законность. Ничего не имею против. Если у нас есть возможность взять и посадить, кто будет возражать? Я за всяческий гуманизм, но вытирать сопли, в том числе и журналистам, я не намерен. И дело не в том, что Хестера, или как его, Конорса, а вместе с ним Митаси выведут из-под следствия. Черт с ними! Мало ли преступников гуляет на свободе. Безусловно верно то, что рано или поздно их непременно привлекут к разработке программ не менее криминальных, но в совершенно ином масштабе. Оба они зарекомендовали себя однозначно. Если по суду их наказать нельзя, значит, следует наказать без суда.

— И что же из этого следует? — спрашивал Монд, поглядывая, как реагирует на это Хьюз.

— А из этого следует, — запальчиво говорил Андрей, — что если мы и дальше будем разводить церемонии, как в деле с Хестером, то опять останемся ни с чем.

— Андрей, — Арри Хьюз, переживающий упрек, адресованный их группе, прежде всего как упрек самому себе, нервничал, — не правильнее ли будет все же предать дело широкой огласке? Наказать конкретных негодяев — одно, другое дело — создать прецедент, результатом которого станет широкое расследование проблемы в целом. Разве не это главное? Материалы, которыми мы располагаем, если их пустить в печать, замолчать не удастся. Ты же в сущности предлагаешь нам действовать методами тех, против кого мы сами боремся.

— Хочешь быть чистеньким, — злился Андрей. — У тебя всего один раз похитили любимую женщину и лишь один раз разгромили твой дом. А дальше что будет? Один раз переломают руки, один раз переломают ноги, а ты будешь рассуждать, что законно, а что нет. Так, что ли?

— Не так. У меня вовсе нет уверенности, что все законные методы себя исчерпали. Почему предположения Лоуренса мы должны воспринимать как факт? Если мы проиграем в законной борьбе — это одно. Если же мы проиграем в борьбе беззаконной — совсем другое. В этом случае из преследующих мы превратимся в преследуемых. И уж тогда мы действительно никому и ничем не сможем помочь. Пока же мы, слава Богу, свободны в своих действиях.

— Арри, запомни, — настаивал Андрей, — моя свобода ограничивается умением ткнуть пальцем в преступника, но это не значит, что я спокойно буду смотреть, как всякие присяжные болтуны будут распоряжаться моим умением.

Рассуждали они так, будто Лоуренса и не было рядом. Он не мешал им, понимая, что в конце концов от того, как будет решен вопрос, во многом зависит судьба его группы, на долю которой выпала одна из извечных проблем — проблема правомерности принятия решения в ситуации неопределенности, когда любое из них породит зло. И ему, Лоуренсу Монду, надлежало выбрать меньшее из них.

«Хьюз надеется, — думал он, — на общественное мнение. В первый момент оно скорее всего нас поддержит. Но тут же появятся оппоненты и докажут, что путать уголовщину и науку не следует. И будут правы. И что возразишь, когда защитники того же Хестера начнут приводить примеры излечения безнадежно больных? Но сколько уже трупов? Не наша ли нерасторопность тому виной? А „зверинец“ доктора Митаси? Что это? Не крайний ли случай?»

А Дик Чиверс, побуждаемый ежедневными допросами, продолжал писать. Чарлза Маккью интересовало прежде всего алиби Пауля Кирхгофа, и Дик добросовестно описывал устройство научного центра Кадзимо Митаси, доказывая, что возможность незаметного исчезновения «лыжника» с территории клиники более чем реальна, поскольку из научного центра, куда Пауль регулярно помещался для очередной психиатрической коррекции, можно незаметно вывезти и слона. Пространно описывал он и обитателей «зверинца», и методы работы Кадзимо Митаси, в которых, правда, понимал далеко не все, и ту роль в программировании действий Кирхгофа, которую сыграли они со Стеллой.

Это была как раз та информация, что больше всего интересовала Чарлза Маккью и Сэмьюэла Доулинга. По предложению Мари, считавшей, что это психологически важно, очередной допрос Чиверса решили провести у Мондов. Дика привез Чарлз, посчитавший было мнение Мари не более чем женской прихотью, но случайное замечание Андрея тут же убедило его, что в этом есть смысл.

Монды приготовились к приему Дика так, словно важному деловому гостю хотели продемонстрировать теплую, дружескую расположенность. Джордж изысканно сервировал стол. Мари в черном облегающем платье, с ниткой жемчуга, в туфлях на высоком каблуке, выглядела очень соблазнительной и чуточку легкомысленной. Мужчины, в том числе и Чиверс, были в вечерних костюмах.

Обстановка, не вязавшаяся с тем положением, в котором находился Дик, явно учитывала особенности его характера. Он включился в предложенную ему игру не столько потому, что хозяйкой положения оказалась очаровательная женщина, сколько опять ухватившись за возможность спрятаться в нишу, хоть на час отгораживающую его от того страшного, что нависало над ним.