Снайпер-инструктор

Как правило, обратно, из командировки, приходилось нести с собой крупную сумму денег (налоговый сбор), и были попытки нападения на налоговых инспекторов. Ведь колхозники знали, что мы без оружия и без охраны. Мама мне говорила, чтобы я никому не доверял в пути и, если будет кто-либо догонять меня, или поджидать, то надо убегать. Ей часто приходилось обходить стороной встречных людей подозрительных с виду, а я обычно шёл напролом. Она постоянно испытывала страх, когда несла деньги, и мне казалось, что не обоснованно. По этому поводу я даже подшучивал над ней. Но вот, однажды, когда я шёл из командировки из села Вахтино, дорога, круто повернула, вдалеке стояли двое мужчин, поджидавших кого-то. «Уж не меня ли ждут?» – подумал я. Место было безлюдное, я нёс крупную сумму денег, и решил обойти этих людей лесом. Всё же мамины наставления на меня подействовали. Зима недавно наступила, снегу нанесло не много, и я пошёл по лесу вдоль дороги. Пройдя метров триста, вышел вновь на дорогу. Оглянулся назад, тех людей за поворотом уже не видно. Теперь можно поберечь силы, идти не спеша. До Данилова оставалось более десяти километров. Вдруг за спиной послышались чьи-то торопливые шаги. Обернувшись, я увидел высокого парня, догонявшего меня. Может он просто хочет что-нибудь спросить, но рисковать нельзя, и я тоже прибавил шагу. Тот побежал и я побежал. В груди ёкнуло, страх начал нарастать, отчего силы мои заметно прибавились. Впереди, с боковой второстепенной дороги, выехала грузовая автомашина с дровами. Я догнал её, забросил на дрова сетку с деньгами, а затем сам забрался в кузов. Парень хотел тоже залезть вслед за мной, но я крикнул, чтобы он отстал от меня. И стал ему мешать ухватиться за борт кузова, при этом хорошо запомнил его лицо. Он, наконец, выбился из сил и отстал. Потом, на фронте, мы с ним встретились при трагических обстоятельствах.

В марте 1942 года, начали эвакуировать Ленинградцев из блокады, по Ладожскому озеру. К нам в Данилов привезли целый эшелон истощённых людей. В тот день я вернулся из командировки, когда сообщили, что на вокзале ждут нас родственники. Папа находился в школе, я зашёл за ним, и мы вдвоём отправились на вокзал. Там люди почти все лежали, кто на лавках, а кто прямо на полу. До того были ослаблены, что ходить не могли. Все протягивали к нам руки, просили есть. Некоторые тут же умирали. Мы два раза обошли вокзал, но никаких родственников не нашли. И вдруг какая-то старушка слабым голосом позвала нас по имени. В ней трудно было узнать тётю Павлю.

От истощения она выглядела древней старухой, так как кожа сильно сморщилась и обвисла. Дети тоже выглядели как маленькие старички, тихо плакали, просили есть. С тётей Павлей находился её десятилетний сын Саша Сутугин. Идти наши родственники не могли, и нам пришлось их нести на руках: папа нёс тётю Павлю, а я Сашу. Они оказались совсем не тяжёлые, так что остановки для отдыха мы делали не часто. Тётя Павля нам сообщила о смерти тёти Мани: «Она умерла позавчера, когда приехали в город Череповец. Мария купила на станции свёклу, съела и умерла. Её похоронили в братской могиле».

– А что стало с Иваном Александровичем и Ларисой? – спросил я.

– Ваня служит в сапёрных войсках при штабе, инженером по строительству мостов, на Ленинградском фронте. Лариса уехала к сестре Кате, в Мурманск, ещё до блокады.

Тётю Павлю с Сашей, мы поселили у себя, не смотря на голод. Через несколько дней мама оформила на них продовольственные карточки, положенные блокадникам. Кроме того, что мы получали, им дополнительно выдавали немного молока и сливочного масла. Потом папа купил козу, и блокадников отпаивали козьим молоком. Уже в мае тётя Павля окрепла. Ей удалось, с помощью маминых и папиных связей, устроиться директором детского дома, в селе Спасс. Это в десяти километрах от Данилова. Сына Сашу она взяла с собой.

Пока Ленинградцы у нас жили, в апреле, к нам пришли Маруся и Володя Смирновы. Они плакали и просили маму принять их обратно в нашу семью. Мачеха им не давала хлеба, хотя паёк на них получала. Несколько дней они у нас жили, и мама ходила на станцию Пантелеево ругаться с отцом Маруси и Володи. Он работал начальником станции, но зарплату получал мизерную. От первой жены (она умерла) имел четверых детей и от второй жены столько же. Володя к отцу вернулся, а Маруся не захотела больше жить с мачехой. Папа устроил её в школу пионервожатой. Жить у нас на тот момент было тесно. Пришлось поселить Марусю у маминой подруги и дальней родственницы, Матрёны Никитичны Беляевой.

Многие наши родственники, в годы войны и после неё, оказались в очень сложной ситуации. Надо отдать должное моим родителям, они всем помогали, хотя самим было тяжело.