Снайпер-инструктор

Павел долгие годы дружил с красивой женщиной, актрисой Волковского театра, и я спросил, будет ли она его завтра провожать.

– Мы с ней недавно расстались, – с грустью произнёс Павел. – Её вызывали в НКВД и поручили следить за мной, сообщать, что я говорю, с кем дружу. Она очень испугалась, и мы решили больше не встречаться.

Электричество отключили, и Павел зажёг свечу. Освещённое красноватым отблеском, лицо его, выглядело мужественным. Как и папа, он часто смотрел изподлобья. Эта привычка создавала впечатление о нём, как об угрюмом человеке. На самом деле он был очень добрым и общительным. Наш разговор прервался из-за взрывов, прогремевших где-то не далеко. С замиранием сердца, я прильнул к окну, пытаясь разглядеть, что там происходит. Везде было темно, силуэты зданий едва различались.

– Да не бойся, – успокоил Павел. – На нас они не будут бомбы тратить. Ты, наверное, голоден? – спохватился он и предложил мне сладких сухарей к чаю. Весь свой паёк он скормил друзьям, и остались только сухари. За чаем мы снова разговорились, и я задал вопрос:

– Как ты считаешь, победим мы немцев, или нет?

Недолго думая, Павел стал рассуждать:

– В истории бывало всяко. Например, монгольское иго продолжалось двести лет. Но русский народ не смирился с этим, и победил врагов. Так и теперь, наш народ победить нельзя. Люди будут бороться, появятся партизанские отряды. Я верю в успех. Павел отхлебнул из чашки горячий чай, и пристально глядя на меня, продолжал:

– Ты, Коля, ещё молод, послушай старика. Не будь наивным, не всегда верь начальству. В жизни всё бывает. Думай своей головой, а потом уж решай, кому верить, а кому нет. У меня есть сосед, профессор, умнейший человек. Он мне на многое раскрыл глаза. После смерти Ленина, Сталин незаконно захватил власть, устроил репрессии, стал диктатором хуже царя. Ведь почему немцы подошли к Москве? Потому, что он уничтожил самых лучших русских генералов, сам провозгласил себя главнокомандующим, хотя в военном деле плохо разбирается.

После слов Павла о Сталине у меня чуть уши не завяли. И в школе, и по радио нам внушали, что Сталин великий человек, второй после Ленина. Все достижения советского народа связывали с его именем.

– Тогда зачем же ты вступил в партию, если не веришь Сталину? – спросил я.

– Верю в коммунизм и в справедливость, – сказал Павел, – поэтому и вступил. Сталин, это не партия. Он в ней временный человек. Часто пишут в газетах, что солдаты идут в бой умирать за Сталина. Я пойду в бой за Родину и за свою семью. Не хочу, чтобы враги убивали русских людей, насиловали наших девчонок.

Свеча догорала, и я не стал с Павлом спорить насчёт Сталина, хотя в душе не во всём был с ним согласен. Глядя на догоравшую свечу, подумал, что и этот родной мне человек так же догорает, как и эта свеча, возможно, вижу его в последний раз.

На сборный пункт я провожал Павла один. Глеб работал, друзья тоже. Многие просто не знали, что он уходит на войну. Всегда Павел выглядел хорошо, моложе своих лет. Как и Ларису, я называл его по имени, просто Павлик. Но сейчас, когда мы шли с ним по улице, он стал заметно старше. На лице появились глубокие морщины, видимо он переживал из-за последних событий. Был он физически крепким человеком, смолоду занимался спортом, особенно гирями. Говорили, что он переплывал на спор Волгу, туда и обратно, без отдыха. На такое не каждый мог отважиться. До станции «Приволжье» мы шли молча, на душе было тоскливо. Я не знал о чём говорить. Павлик тоже молчал. А, когда мы пришли, он пожал мне руку и сказал:

– Ну, ладно, иди. Передай маме, что у меня всё хорошо, письма постараюсь писать часто. Пусть не волнуется. Я ушёл не сразу, а стал смотреть, как новобранцев построили, и началась перекличка. Пожилой офицер достал из полевой сумки список и выкрикивал фамилии. Каждый, кого он называл, должен был крикнуть «Я».

Где-то в середине списка, офицер прокричал: «Дзержинский Павел Николаевич!» Наступила тишина. Никто не откликался. Паузу нарушил Павел. Он крикнул, что возможно его имели в виду, его часто путают с Феликсом Эдмундовичем. По дате рождения офицер уточнил, что это действительно так, и в строю все засмеялись. Как мне показалось, настроение у людей улучшилось, напряжённые лица подобрели, глаза засветились.

Через час новобранцев посадили в товарный поезд. Я ещё раз простился с Павликом. Мы обнялись, и я заметил на его глазах слёзы.

Знатоки среди провожающих говорили, что новобранцев повезут сначала в Рыбинск, там переоденут в военную форму, месяц потренируют на полигоне, а затем направят на Калининский фронт.

Когда эшелон показал последний вагон, я отправился к Глебу. С работы он пришёл поздно вечером. До его прихода я отсыпался. Был он очень усталый и слабо отреагировал на моё появление. За ужином я рассказал Глебу и Клаве о Павлике, что он ушёл на войну. Те покачали головой и их грустные лица стали ещё мрачнее. Потом я отдал им ключ от квартиры Павла и сообщил, что надо забрать ценные вещи. В разговоре я задал Глебу вопрос:

– Скажи, Глеб, тебя могут назначить директором комбината?