Снайпер-инструктор

Он искренне признался, что убил бы и взял бы деньги. «Ведь мы в деревне ненавидели вас налоговиков», – пояснил он, и после этих слов умер.

Где-то впереди грохотал бой. Нас вновь построили в колонну, и повели дальше. Несмотря на потери, скопление наших войск на этой дороге было большое. На первый взгляд – тысяч десять солдат и офицеров. Вдоль дороги повсюду стояла разбитая техника, в большинстве немецкая. Мы прошли мимо нескольких сожжённых хуторов и вошли в крупный посёлок, тоже сильно разрушенный. Он назывался «Мала Сталавка». Передохнув там час, пошли вперёд, к посёлку «Обелуше». К этому времени я нашёл Приладышева и находился возле него, ожидая дальнейших указаний. В посёлок вошли с боем, неся потери. На землю уже опускались сумерки. Дивизия остановилась на отдых, настало время кормить солдат, и задымили походные кухни.

Я грелся возле костра, вместе со штабными офицерами, ожидая Приладышева. Он находился в автофургоне, где слушал доклады командиров батальонов по радиостанции. Когда он вышел из машины, я подошёл к нему.

– Товарищ гвардии подполковник, какие будут указания? Что делать дальше?

– Собери свой взвод на ночлег, и подсчитай потери, – сердито буркнул подполковник. – Завтра мне доложишь.

Несмотря на усталость, я стал ходить по посёлку, искать снайперов, среди сидящих у костров красноармейцев. Многие дома были разрушены, и ночевать собирались под открытым небом. До полной темноты мне удалось собрать всего двенадцать снайперов. Среди них были: помкомвзвода Салов, Саня с Гришей, Родион, Морбидадзе и другие ребята. От них я узнал: о двоих убитых и троих раненых бойцах. Где остальные мои снайпера не известно.

Для ночлега ребята облюбовали сохранившийся сарай, сколоченный из досок. В нём лежала солома, на которой мы заночевали. Как только рассвело, немцы начали контратаку, заставив нашу дивизию рассредоточиться по фронту и окопаться за селом. Я пошёл к Приладышеву на командный пункт, расположившийся в подвале полуразрушенного кирпичного здания. Добираться туда пришлось под взрывами мин и снарядов. В подвале собралось человек двадцать солдат и офицеров. Приладышев стоя разговаривал по телефону.

– Товарищ командующий, мы не можем наступать. Нет резервов. Противник атакует…

Увидев меня, он нервно сказал:

– Бери своих снайперов, и распредели их по окопам за селом.

Я доложил подполковнику, что у меня осталось только двенадцать человек, но он словно не слышал и махнул рукой, мол, иди отсюда. В этот момент в подвал пришёл командир дивизии Волков, со своими сопровождающими, и с обиженным видом сказал:

– Ко мне сейчас приезжал Галицкий с Завадовским, они очень ругались, зачем я в подвале сижу. Говорят, что надо видеть сражение и руководить боем. Заучили их в академии. Здесь нет ни высоких зданий, ни возвышенности. А немец бомбит так, что головы нельзя поднять.

Из воспоминаний Галицкого в книге «В боях за Восточную Пруссию»:

«Сложившаяся обстановка на правом фланге армии очень обеспокоила меня, и я выехал на командный пункт восьмого корпуса, чтобы разобраться во всём на месте. С командиром корпуса генералом Завадовским мы посетили 5-ю гвардейскую стрелковую дивизию, которая вела бой на рубеже Кавкокальне – Кайри. Здесь мы установили, что дивизия остановлена массированным огнём немецкой артиллерии и контратаками танков.

Командир дивизии Волков доложил, что для продвижения вперёд необходимо подавить артиллерийские батареи противника. Если бы дело заключалось только в этом, то помочь им было бы не трудно. Но, к сожалению, основная причина неуспеха дивизии состояла не в этом. Она крылась в том, что части корпуса, были равномерно растянуты по фронту, не было создано мощной группировки на направлении главного удара. Кроме того, командиры и штабы управляли боем, в основном, из подвалов и щелей, т.е. не имея достаточного обзора и не видя боя. В результате, они в суть дела не вникали, обстановку детально не анализировали. Я приказал бесполезные атаки дивизией прекратить, и связался с командиром 1-й воздушной армии, уточнил вопросы авиационной обработки противника. Вскоре в небе раздался гул самолётов. Около 70 бомбардировщиков подвергли эффективной бомбардировке артиллерийские батареи и скопления танков врага».

Мне не хотелось выходить из подвала, но надо. Находясь на фронте полтора месяца, мне постоянно приходилось подавлять в себе страх. Вот и сейчас, я пересилил свой инстинкт самосохранения. Снайпера ждали меня в сарае с приказом о дальнейших действиях и с вестями о завтраке. Я добежал до сарая под свист пуль и взрывы мин. Когда я пришёл, они первым делом спросили:

– Сегодня нам пожрать принесут, или нет?

Я тоже почувствовал, что хочу очень есть, и поручил Морбидадзе сходить на ближайшую полевую кухню за термосом с кашей, предполагая, что другие мои подчинённые не послушают и не пойдут, а Морбидадзе лучше других подчинялся мне.

– Посылай со мной ещё кого-нибудь, – попросил он.

Тогда я велел Родиону сходить вместе с ним, но тот заартачился:

– Не пойду, почему всё время меня посылаешь?