В ходе перестрелки, длившейся более часа, трое солдат с первого этажа, оказались ранеными. Тот, который был ранен легко, сходил за санитарами, и других раненых эвакуировали из зоны боевых действий. Пулемёт остался без присмотра, поэтому мой напарник ушёл к пулемёту, а я продолжал сидеть на втором этаже.
В следующий момент из замка выбежали солдаты в немецкой форме, их численность быстро нарастала. Пулемёт с первого этажа бил короткими очередями. Толику приходилось экономить патроны, ведь он действовал один, и некому было заряжать пулемётные ленты. Из других пулемётов наши стреляли длинными очередями, власовцам пришлось залечь во рву. Они тоже интенсивно нас обстреливали, в том числе из пулемётов, расположенных в замке. И вот, они поднялись во весь рост, и пошли на нас в атаку, стреляя на ходу.
Меня от волнения трясло мелкой дрожью, бросало то в жар, то в холод. Власовцы могли за считанные минуты преодолеть не большое расстояние до наших домов, но их вновь прижали к земле пулемётные очереди. Я торопился, и почти не целясь, убивал тех, кто мог убить меня. Они продвигались вперёд ползком, с упорством обречённых. Пули через окна попадали в моё помещение, с визгом рикошетили о стены. В комнате стало пыльно из-за обрушившейся штукатурки. Мне хотелось куда-нибудь спрятаться или лечь на пол, но я пересиливал страх и продолжал стрелять.
Наконец, противник не выдержал и начал отступать короткими перебежками, унося раненых. На площади перед замком осталось около сотни убитых. Сколько человек я убил, трудно сказать. Судя по истраченным патронам – может быть двадцать, но, учитывая, что мог ранить или промазать, то вдвое меньше.
Как только стрельба прекратилась, усатый капитан привёл нам смену, и мы отправились на отдых. Уставшие, испачканные побелкой и штукатуркой, мы с Толей, пригибаясь, побежали в сторону от замка, припоминая дорогу к тому зданию, где ночевали. Когда замок стало не видно, (шёл крупный снег, и его скрыли дома) пошли шагом. От этой пробежки мы немного согрелись, и, переводя дух, Толя сказал: «Ведь в Гражданскую войну тоже убивали русские русских, и никого совесть не мучила. А сейчас как-то не по себе…»
После этих слов, шальная пуля ударила в стену кирпичного дома, и, выбивая искры, срикошетила. Толик охнул, опустился на колени, судорожно заглатывая раскрытым ртом воздух. На снегу появились алые капли крови. Я нагнулся к нему и испуганно спросил: – Тебя зацепило?
Задыхаясь, он выдавил: «В спину, под сердце…» Его лицо побелело, и он упал без сознания. Кровавое пятно на снегу быстро увеличивалось. Вокруг никого не было. Я понял, что одному мне раненого не дотащить, хотя до места оставалось три минуты ходьбы. На мне навешано, кроме оружия, всякое снаряжение, на Толе тоже. Всё это сковывало и затрудняло движение. Поэтому пришлось бежать за подмогой. Вернувшись с другими снайперами за раненым, мы проверили его пульс, он не прощупывался. Мы надеялись, что Толя жив и перетащили его в натопленное помещение. В это время другой товарищ сбегал за санитаром, тот пришёл сразу, как только внесли раненого в дом. Санитар осмотрел его и развёл руками: «Ничем помочь не могу. Он мёртв».
– Как же так? – не верили ребята. – Надо позвать врача.
– А я и есть врач. До войны работал фельдшером, а теперь даже операции делаю, на практике стал хирургом…
Снайпера сняли шапки. Затем пришли другие товарищи из оцепления на отдых. Вместе с ними пришёл и Витя Орлов. Узнав печальную новость, они тоже сняли шапки, столпились вокруг мёртвого Анатолия, лежавшего в одежде на кровати. Как мне показалось, все выглядели безразличными и усталыми. Наверное, привыкли к гибели товарищей. Только Виктор стоял хмурый, на его шее надулись жилы, и было видно, как плотно он сжал зубы.
Мне не верилось, что нашего друга не стало. Он лежал со спокойным выражением лица, словно спал.
Кто-то вызвал автомашину из похоронной команды. Виктор спросил солдат, выносивших на носилках Толика:
– Скажите, где похороните нашего товарища?
– Как обычно, за городом, в братской могиле, – ответил один из солдат.
После не долгого отдыха, нас вновь капитан привёл к замку продолжать осаду. В нашей группе осталось девять человек, из одиннадцати. Кроме Толи Набокова выбыл ещё один снайпер из семнадцатого полка. Его тяжело ранило в прошлом бою.
В этой смене капитан по моей просьбе поставил со мной в засаду Вахтанга Морбидадзе.
Наступили сумерки, дело близилось к вечеру. По предыдущему опыту я предложил пулемётчикам, дежурившим с нами, развести во дворе костёр. Когда я вышел в свою очередь к костру погреться, то совсем стемнело. Где-то рядом периодически запускали осветительные ракеты. Мороз усиливался, а пожары в городе все прогорели. Небо очистилось от дыма, и стало видно звёзды. Появившаяся на небе луна, осветила белый снег не хуже ракет, только тени от домов сохраняли темноту. Вместе со мной к костру вышел погреться солдат из пулемётного расчёта. Он приблизил руки к огню, а автомат ППШ положил рядом на снег. Обычно ходили греться по двое, так безопаснее.