Вместе с нами, в засаду капитан поставил четверых бойцов. Им он приказал дежурить на первом этаже, возле станкового пулемёта, доставшегося от предыдущих солдат. Нам он велел занять позицию на втором этаже.
Я спросил капитана:
– Сколько человек засели в замке, и как они вооружены?
– Примерно их около трёхсот человек, вооружены стрелковым оружием, пулемётами и фаустпатроны имеют.
– А почему они не стреляют и ничего не предпринимают?
– Спроси чего-нибудь полегче, – сердито буркнул капитан и ушёл.
– Они, наверное, боеприпасы берегут, – предположил Толик.
На втором этаже, как и на первом, в окнах все стёкла были выбиты, на полу валялся всякий мусор, и под ногами хрустело. Жильцов в доме, естественно, не было, да и во всём городе местных жителей мы не заметили. В квартире, куда мы вошли, мебели осталось много, но царил беспорядок и резал нос запах от нечищеного туалета. В разбитые окна проникал сырой воздух, смешанный с дымом, дули сквозняки. Одеты мы были тепло: на ногах валенки с кожаными подошвами, брюки ватные, под шинелями телогрейки, на голове шапки-ушанки. Но, несмотря на это, мы зябли, потому что сидели без движения.
Войдя в комнату, я первым делом достал из вещмешка бинокль и осторожно подошёл к окну. Толик тоже стал смотреть в свой бинокль из соседнего окна. Замок находился от нас на расстоянии не более ста метров. Из-за начавшейся снежной вьюги и дыма, видимость была плохой, но всё же я разглядел, что большинство окон в замке были узкие, примерно тридцать сантиметров шириной.
– Давай я буду наблюдателем, а ты стрелком, через полчаса поменяемся, – предложил Толя.
– Ладно, – согласился я и сел в удобное кресло, смахнув с него снег, который надуло в окно. Мы некоторое время молчали. Потом Толя спросил:
– Тебя не гнетёт такая ситуация, ведь стрелять придётся в русских.
– А что мы можем изменить? Пусть эти власовцы сами за себя волнуются. Надо было думать, прежде чем вступать в немецкую армию.
– Да знаешь, Коля, может солдат попал в плен и решил, что от власовцев легче будет перебежать к своим. Но никак не получилось это сделать. Вот и засосало человека в болото.
Я закурил, помолчал, и, выпуская дым, сказал:
– Да уж, война странная штука. Немцы переходят к нам, русские к ним. Идёт борьба за выживание. Не все становятся героями. Но мне кажется, я бы застрелился, но в плен бы не сдался.
– Я тоже, – тихо сказал Толя грустным голосом. Мысли о смерти всегда расстраивали его. Ещё в снайперской школе он высказал мне теорию, будто после смерти человек вновь рождается. Его душа вселяется в новорождённого ребёнка. Такая теория его успокаивала.
– Помнишь, как мы рассуждали о смысле жизни, – напомнил я ему о наших разговорах перед сном.
– Помню. Но теперь я думаю иначе, – сказал Толя. – Война заставляет мыслить серьёзнее, не с личной позиции, а с общественной. Человеческое общество бессмертно, по сравнению с жизнью отдельно взятой личности. Поэтому, задача каждого человека, принять меры для продолжения рода человеческого, чтобы бессмертие продолжалось.
– Значит, моя задача дать жизнь потомству? – спросил я.
– Не обязательно. Если ты погибнешь, за тебя это сделают другие. Твоя задача, как солдата, принять меры для нормального развития общества в целом. Что мы сейчас и делаем.
– Это верно, – согласился я. – Если Гитлер победит, то человечество забредёт в тупик. Не станет развиваться в лучшую сторону.
Мы замолчали. Мне захотелось размяться, и я подошёл к окну, посмотрел на улицу. Вьюга поутихла. Толя продолжал смотреть в бинокль.
– В окнах замка иногда появляется свечение, – произнёс он. – Это, наверное, зажигают спички, чтобы прикурить. Можешь меня подменить? Я уже устал.
– Конечно. Иди, отдыхай.
Толя отошёл от окна, сел в нагретое мной кресло, а я стал наблюдать в бинокль, прислонив свою винтовку к стене рядом, чтобы успеть схватить её, в случае необходимости. Внимательно осматривая каждый метр территории напротив нашей засады, я никаких следов на снегу не заметил. От белого снега, выпавшего недавно, глаза быстро уставали, и приходилось отрываться от бинокля, смотреть без него.
– Откуда-то дымом понесло, – встрепенулся Толя.
– Ты же сам куришь, – усмехнулся я.
– Да нет, это дым от горящего дерева, с лестницы несёт.
Теперь и я почувствовал дым, наполнявший комнату. Он валил из окон первого этажа нашего дома и через дверь со стороны лестницы. Мы с Толей не выдержали и пошли смотреть вниз, что происходит. Оказалось, что солдаты затопили печку на первом этаже, но дымоход был засорён, печка стала дымить. Пришлось огонь загасить снегом. Солдаты огорчились – не удалось погреться. Ноги у всех промокли, начали зябнуть.
– Давайте во дворе, за домом, разведём костёр, – предложил один из бойцов.
Мы поддержали это предложение. За домом стояли поленницы дров, и валялся различный хлам. Ребята разожгли хороший костёр и стали ходить туда по очереди греться. В очередной раз я возвращался на своё место после обогрева и увидел, что Толя оставил свой пост, болтал с солдатами на первом этаже.
– Ты чего здесь? Придёт капитан, и будет ругаться, что покинул пост.