Снайпер в Чечне. Война глазами офицера СОБР

Затем были другие командировки и другие ситуации, а иногда и безбашенные, по мнению руководства, отчаянные поступки, за которые никогда не знал наперед — отругают или наградят. Но так уж стало получаться, что на сложные задания, особо не раздумывая, назначали мой взвод, который прозвали морозовским. Это не тяготило, так как было своего рода выражением доверия мне как командиру и бойцу. А парни шли за мной. Верили. Рисковали. В чем-то даже подражали, но, отслужив, уходили, крепко пожав руку и обещав писать. На смену им приходили новые: необстрелянные, непроверенные, пустые, в которых только предстояло вложить знания, умения и дух воина.

И во всей этой круговерти не заметил, как уже стал майором, командиром разведроты.

Ой ли, не заметил? Отяжелел. Не телом, а внутренним состоянием. Душу налило усталостью, той, которая не проходит даже после выходных и выпитой водки.

И тут же вспомнил Арташу и свой ответ ему.

«…Не время уходить». А может, как ни уклоняйся от неприятного ответа, пора? Сколько можно? Азарта при выполнении поставленных задач, как прежде, уже нет. Лихость прошла. Надоело… Все надоело. Задолбало предательство. Подлость человеческая заела. Положиться не на кого. Моральных стимулов ноль. Начальство свой интерес блюдет. «Замок», ставленник свыше, волком смотрит, ждет, когда ошибусь или спишут на боевые потери. Солдатам вообще пофиг все, отсидеться бы… И желание, неприкрытое желание, чтоб не трогали, не дергали лишний раз, отвязались от них с учебой, тренировками и выходами. Поддержки нет… Устал… Но, наверное, это не основное. Главное в том, что наелся смертью за гланды. Насмотрелся на костлявую во всех ее уродливых проявлениях: и в раздерганных трупах врагов, и в пацанах, которых приходилось отправлять домой. Сколько их уже у меня, этих отправленных «двухсотых»? Как говорят врачи, «у каждого доктора есть свое кладбище». Вот и у меня, как в поговорке — свои вон белеют крестами за оградкой, каждого поименно помню, только легче не становится. И командир я вроде неплохой. Но разве всех убережешь, прикроешь? Втолкуешь, что можно, а чего нельзя? Ведь не в детском саду. А для пацанов всё игрушки, пока потери не начинаются. И главное — грызет понимание, что не будет этому конца. Где война — там и смерть бодра. Собирает свою дань. А у меня сил уже нет никаких смотреть на нее. На то, как человек со всеми своими мыслями, делами, планами в мгновенье превращается в окровавленную агонизирующую массу. Не могу больше пытаться удерживать уходящую из тел жизнь. Отмывать чужую кровь со своих рук и, глядя на личный состав, сдерживать внутренний вопрос: кто следующий? И ненавидеть их за это, и жалеть, и при этом понимать, что кому положено — тот все равно умрет. Наверное, я стал фаталистом. Или был им всегда? Но теперь понимание, что все мы пешки в чьей-то чужой игре, усилилось настолько, что тошно. Тошно мне от снов, которые снятся все чаще и чаще, все четче в своих кроваво-ужасных подробностях. И если уж быть совсем искренним — нет уже сил убивать.

Я вздрогнул, может, от этой мысли, а может, от того, что зацепил обочину и зимняя дорога слегка протащила машину к обрыву на башкирском перевале. Аккуратнее надо! Что-то залип я на мыслях.

Добавил громкости. Включенный приемник, словно подслушав мои мысли, захрипел знакомым голосом:

…Мне скулы от досады сводит:
Мне кажется который год,
Что там, где я, — там жизнь проходит,
А там, где нет меня, — идет…

И размышления поволокли сознание дальше в глубину скрытых признаний, которые вот только сейчас, на пути к другу, начали вскрываться, как гнойники. Ну и хорошо. Время есть, дорога дальняя. Обдумаю все, потом обсудим с Андрюхой. Он поймет. Он всегда понимает, не осуждая, а просто принимая порядок вещей, расставляя все по своим местам. А что рассусоливать?! Сам ведь знаю, люди иногда доживают до пенсии. И на этом жизнь не кончается. Находят интерес в гражданке. Андрюхе пришлось этот интерес найти — ему судьба выбора не оставила. Вначале — борьба за выживание, потом — за достойное существование, а затем появился кураж — быть на своих немецких протезах не просто как все, а быть лучше. И ведь смог! Умыл многих, да так, что его злопыхателей зависть до костей изгрызла. Андрей поддержит. Как когда-то поддержал после первой командировки. Нашел нужные слова и привел в чувство лейтенанта Молчанова. А размазало меня тогда тоже неслабо. Хотя сейчас, умудренный опытом, сам понимаю, что это была всего лишь прививка перед будущей службой. Малая толика. А вот ведь понесло — будь здоров. Казалось, повидал лиха. Смешно. А скорее — стыдно. За то, как вел себя, стыдно.