Снайпер в Чечне. Война глазами офицера СОБР

Подошел к своей машине, погладил по крылу, сел, теплая спинка подогреваемого сиденья нежно обняла напряженную спину, и тут же в голове всплыли слова Андрея, которые он мне сказал на прощание в госпитале:

«Все имеет свой закат, и только ночь заканчивается рассветом». Машина, не торопясь, выкатилась на дорогу и быстро набрала скорость.

«…не время уходить». А пока… Пока надо торопиться на свадьбу дочери друга.

Здравствуй, вчера!

Всем предававшим нас посвящаю

Здравствуй, вчера!

Стылое утро белесым туманом наступало на город, захватывая все новые и новые улицы, обволакивая дома изморосью. Но город еще спал и не замечал, как квартал за кварталом сдается в серый плен погоды. А я не спала. Нутром чувствуя настроение этого предрассветного осеннего времени и даже будто растворяясь в нем, вглядываясь в плачущее окно. С детства нравилось вот так, сидя на широком кухонном подоконнике, смотреть на темную улицу, которая ручейком тянулась от моего дома, с горки, в сторону центра, подсвеченная старыми чугунными фонарями. С пятого этажа был хорошо виден и заросший старый парк с давно заброшенным чертовым колесом, и соседние двухэтажки-сталинки.

В этих барачного вида домах когда-то, в далеком детстве, жили мои друзья Марьян и Буга. Вернее, звали их Мишка и Васька, а клички появились, после того как в мае из армии вернулся старший брат Васьки — Павел, который отслужил в Афганистане. Помню, как мы, второклашки, после учебы примчались к другу домой и сразу насели на этого здорового загорелого взрослого парня:

— Дядя Паша, а вы фрицев видели?

— Дядя Паша, а про вас кино снимут?

— А в газете «Пионерская правда» напишут?

— Дядя Паша, расскажите про войну!

В общем, тысяча и один вопрос оголтелых второклассников. Павел же ухмыльнулся, кинул нам вечное «потом» и укатил на своей тарахтящей «Планете» на танцы.

Как мы тогда разозлились! Променять нас, рассказы про далекий загадочный Афган на каких-то девок и танцульки! Но тут Васька, заговорщицки подмигнув, вытянул из нижнего ящика серванта пачку фотографий.

— Во-о, Пахины! Смотрите, какие они прикольные!

Фотографии были любительские, черно-белые, не самого хорошего качества, размазанные по краям и местами передержанные, но мы с жадностью рассматривали все мало-мальски различимые детали на снимках и млели от вида мужественных парней в лихо заломленных панамах со звездами и выгоревших до белизны хэбехах. Парни, среди которых был и Пашка, стояли на фоне гор, техники, небрежно держали автоматы и улыбались. Для нас они все были герои. И нам отчаянно хотелось походить на них: вот так же стоять, обняв друг друга за плечи, держать автоматы, ну, или сидеть на броне бэтээра с красивым названием «семидесятка». Душою и нашими детскими мечтами тогда мы были с ними, среди них, такие же, как они на снимках, — веселые и бравые. На обратных сторонах были пожелания и подписи. Желали удачи и мира, а вот подписывались странно — Ваган, Якут, Далман, Сокол, Бульдог, Студент. На что важный от обладания этими фотографиями и старшим братом Васька нам пояснил, что на войне надо шифроваться и поэтому придумывают клички. И мы сразу же решили не отставать и тоже выбрать себе прозвища и обращаться друг к другу только по ним. Сломав голову и перебрав все подряд, начиная от откровенно уголовных, которые носили некоторые обитатели все тех же сталинок, до прочитанных здесь же на снимках. Повторяться не хотелось, и на второй час раздумий и споров было принято, на наш взгляд, оптимальное решение — сократить фамилии. Так Васька Бугаров стал Буга, а Мишка Марейчик — Марьян, а вот с моей фамилией оказалось сложнее, ну как можно сократить Смирнову? Я даже расстроилась, но Васька нашелся и гордо изрек:

— Значит, ты будешь Лайка!

— Почему Лайка? — не поняла я.

— Ну, раз из фамилии выжать нечего, то будем сокращать имя.

Тут до меня дошло. Имечко у меня было еще то! Сами полюбуйтесь — Аглая! Не раз я тихонько ревела от такого подарка бабушки. Видите ли, она умоляла мою маму, когда та ходила беременная, чтобы, если у нее родится дочь, назвали Аглаей, в честь какой-то женщины, которая спасла во время войны бабулю и ее новорожденного сына, моего папку. Мама согласилась, в душе свято веря, что будет сын. Но родилась я. Пришлось слово держать. Эх, как же мне хотелось тогда простое, самое распространенное имя. Незаметно влиться во множество девочек из класса и затеряться среди Наташ, Оль, Лен, а не выделяться, попадая тем самым на злые языки одноклассников. На что мама как умела, так и успокаивала, что, мол, зато другой девочки с таким именем нет. От этого было не легче, а наоборот, думалось, что просто больше никому и в голову не пришло так по-дурацки назвать свою дочь. Имя отдавало непроглядной стариной и было чуждым советскому времени. Ну почему ту замечательную женщину не звали иначе!