Снайпер в Чечне. Война глазами офицера СОБР

Пулеметными очередями и взрывами из подствольников прижали нас крепко. Но и мы огрызаемся будь здоров! Потихоньку рассредоточиваемся и пытаемся переломить хребет бою.

— Лайка… помоги…

Вскидываюсь. Недалеко у соседней машины, привалившись на колесо, сидит Клим. По руке стекает кровь. Рядом валяется разбитый автомат. До него недалеко, метров двадцать, но периодически асфальт взбрызгивает черными искрами на этом отрезке.

— Держись, Климчик! Я сейчас!

Ищу глазами Костю, тот залег за среднюю пару колес и оттуда методично и хладнокровно, как по учебнику, огрызается расчетливыми тройками, ни на секунду не переставая крыть «духов» виртуозными матюгами. Окликаю в промежутке отсечки. Он тут же оборачивается. Я указываю в сторону Клима и прошу прикрыть. Костя коротко кивает и переставляет новый магазин. Потом опять кивает и всаживает в сторону зеленки всю тридцатку. Я же иду на рекордный рывок. Преодолев расстояние за немыслимо короткое время, плюхаюсь рядом с Климом. Пытаясь унять сердце, которое бухает в висках, делаю два глубоких вдоха-выдоха, разворачиваюсь и прямо с колена стреляю в сторону атакующих. Выстрелы не прицельные, оскорбляющие снайперское ремесло, но необходимые Костьке, чтобы перезарядить автомат. Считаные секунды — и Кинг снова начинает замешивать очередную порцию стрельбы с витиеватым матом, а я поворачиваюсь к Климу. Дела обстоят хуже, чем мне показалось до этого: кисть сильно повреждена взрывом, который разворотил автомат до рамы. Но, помимо этого, осколки посекли весь бок, грудь и правую сторону лица. Руки становятся тряпичными, и не от вида крови, а от ощущения того, как моему товарищу больно. Шепчу какие-то слова. Вкалываю шприц-тюбик и вытягиваю из разгрузки жгут. В это время гремит еще один взрыв. «Урал» Кинга облизало жаром, вспышкой и огнем. Он жалобно заскулил железом и горящими обломками накрыл Костю. Тугой гул в ушах наполнил голову ватой. От вскинувшегося пламени и густого черного дыма в глазах зарябило и стало разъедать до слез. Поймала себя на том, что смотрю на горящую машину, замерев, приоткрыв рот, зажав в ладони жгут. Встряхнула головой, вата качнулась, но слуха не добавилось.

— Климчик, щас, — шепнула я скорее себе и, схватив «Винторез», прильнула к оптике, выискивая нужную мне цель. Гранатометчик, бросив тубус, бежал, мелькая среди деревьев, пытаясь укрыться за скальником. Выстрел. Гад споткнулся и, с хрустом подломив под себя кустарник, медленно завалился набок. Ну и пес с ним!

Теперь надо собраться, не смотреть на горящий остов, сконцентрироваться на помощи Климу. Поднимаю с земли жгут и начинаю перетягивать руку у плеча. В это время послышался какой-то шелест сзади, в кустах, легко, как ветерок пронесся, резко разворачиваюсь и… чему-то удивляюсь. Не пониманием, не мозгом, а каким-то внутренним чувством. И в это время умер Клим. Пуля попала ему в голову, запрокинув лицо к безразличному небу. А я ухожу нырком в сторону и делаю выстрел в сторону кустов.

«Неужели обошли?» — пронеслось в мозгу, кидая в холодный пот. Но нет, никого. Видимо, на самом деле ветер.

А через четверть часа остатки боевиков, отработавшие себе хороший заработок, свалили в зеленку. Колонна была отбита, хоть и сильно потрепана. Бой завершен.

* * *

И вот теперь я дома, а Клим, Костя и еще несколько парней — в цинках. И понимаешь, что «груз двести» — неотъемлемая часть войны, но все равно привыкнуть к этому довеску не можешь. Не принимает его сердце. Болит, отторгает. Из-за этого не спится ночами и муторно вот такими промозглыми утрами. И вроде умом все знаешь, а принять не получается. Нужно время. Но какое же это тяжелое время! С натугой, медленно ворочаются шестеренки, отсчитывая минуты. Полгода командировки пронеслись быстрее, чем эти три дня по возвращении домой. Жаль, что Марьян сейчас далеко, он бы нашел нужные слова, которые несут в себе нечто большее, чем просто набор звуков. Они несут в себе принятие. Марьян тоже терял и знает цену успокоения. Буду надеяться, что зайдет Васька, расскажет про семью, сына, работу. А я не знаю, смогу ли я ему рассказать про Кинга, Клима, про засаду, подбитый бэтээр, сгоревший «Урал» и недопетый блюз.

* * *

Как будто услышав мои мысли, днем, после обеда, зашел Буга. Ничего сверхъестественного. Он всегда приходил после моих командировок. Приносил ключи, которые были доверены ему вместе с поливкой цветов, почтой и оплатой счетов. Рассказывал новости нашего района, передавал приветы и со скрупулезностью ответственного человека давал расклад по квитанциям и расходам. Сегодня же появился какой-то весь подавленный. Прошел на кухню и несвойственным для него движением достал из внутреннего кармана куртки бутылку водки и сверток с аккуратно сложенными его женой бутербродами с сыром и колбасой.

— Я все знаю, — сказал, не глядя мне в глаза, как будто каким-то образом был причастен к моему горю.