Расскажу один такой случай, который как раз связан с выкриками «За Родину! За Сталина!» Где-то в Западной Украине мы вели бои за один маленький городок. Расположившись перед маленькой речушкой, за которой находилось одно какое-то село, мы приготовились к атаке. С той стороны реки около моста стоял немецкий танк «Тигр», его пушка была направлена в нашу сторону. У нас народу было совсем немного. Нас, кажется, тогда прикрепили к чужой части. Командир дал возглас: «За Родину! За Сталина!» И только успел он это крикнуть, как случилось прямое попадание снаряда. От него ничего не осталось. Как говорят, был человек, – и нет человека. Мы, правда, потом пошли и это село взяли, а этот танк подбили из двух 76-миллиметровых орудий, которые у нас были. Танк тогда развернулся и собирался уходить, как вдруг наши артиллеристы угодили ему в заднюю часть. Но я хочу тебе сказать, что наши танки и немецкие, – это было как день и ночь. Наша Т-34-ка только по быстроте «брала», а по броне, конечно, нет. Когда я подошел к подбитому немецкому «Тигру» и посмотрел ему в зад, то увидел всего лишь большую трещину. Такое было ощущение, как будто в стекло кто-то выстрелил из рогатки. Там толщина брони составляло где-то 70 сантиметров. А на наших танках была плохая броня, если в них снаряд попадал, то, как правило, разбивал все вдребезги.
На фронте вам давали фронтовых сто грамм?
Водку нам давали, как правило, не на фронте, а до фронта. Когда после Орловско-Курской битвы мы находились на переформировке и считались вообще-то действующей войсковой частью, нам привозили фронтовых сто грамм. Потом неделю не привозили, потом – снова давали. А на самом фронте было, как говорят, не до этого. Какая могла быть там водка, когда нам и обыкновенной еды не давали?
Как, кстати говоря, у вас складывались отношения с сослуживцами в части, где вы во время войны служили?
Вот сейчас говорят о дедовщине. У нас в войну тогда и слова-то такого никто не знал. Я узнал об этом уже тогда, когда у меня сын Олег в армии стал служить. Их воинская часть находилась в Каунасе. Я ездил туда разбираться, разговаривал с начальником части. Он мне сказал тогда еще: «Если не хочешь, чтобы твоего сына били, иди и жалуйся». И он погиб здесь в Нарве в 1993 году. Он работал таксистом, стоял и приводил в порядок свою машину в центре города на Петровской площади. И вдруг подбежал пьяный полицейский и выстрелил ему в спину. Как потом выяснилось, этот полицейский до этого выпивал с компанией ночью в каком-то баре. Там у них завязалась перестрелка с местными бандитами. Бандиты скрылись. Этому полицейскому попало рикошетом в ногу. Тогда он прибежал на Петровскую площадь. Подошел к одному таксисту. Тот сказал: ничего, мол, не знаю. Тогда подбежал к другому. Тот ответил то же самое. А последним таксистом, который стоял на площади, оказался мой сын. Полицейский подбежал к нему и спросил: «И ты ничего не знаешь?» И выстрелил ему в спину из нагана. Сына на семь лет парализовало, он долго лечился, но все равно умер. Такая вот трагическая судьба у него.
На фронте вас награждали?
Нас кормить было нечем. Какое там могло быть награждение? Единственный случай, который был связан с награждением и мне как-то запомнился, это когда комбриг Смирнов вылез из танка и пообещал отметить нас всех орденами Боевого Красного Знамени. Но этого не произошло. Из боевых наград у меня только одна-единственная медаль – «За победу над Германией в Великой Отечественной войне». После войны меня еще наградили орденом Отечественной войны 1-й степени. Всего у меня есть 12 наград. Но я, кстати говоря, хочу сказать, что мне положена еще и медаль «За оборону Москвы». Дело в том, что до ноября 1941 года, как я уже тебе говорил, работал на авиационном моторостроительном заводе в Москве, тушил зажигалки. Но с заводом я не эвакуировался, потом меня взяли в армию и медали я так и не получил. После войны я обращался в архив, писал обо всем этом. Мне написали ответ: надо найти такие-то и такие-то документы, к ним приложить еще какие-то документы. Я не стал этим делом просто заниматься.
Были ли у вас в годы войны в части особисты?