Снег

– Вы первая заговорили о сердце, – сказал я и, словно извиняясь, рассказал ей, что Ка в своих письмах, которые он не смог послать ей, но которые я был вынужден прочитать ради своей книги, писал, что весь первый год в Германии не мог спать из-за нее и поэтому каждую ночь принимал по две таблетки снотворного; что он напивался мертвецки пьяным и, когда бродил по улицам Франкфурта, каждые пять-десять минут принимал идущую вдалеке женщину за Ипек; что каждый день до конца своей жизни часами представлял себе, словно в замедленной съемке, моменты счастья, которые пережил вместе с ней; что чувствовал себя счастливым, если мог забыть о ней хотя бы на пять минут; что до самой смерти у него не было никаких связей с женщинами; и после того, как он ее потерял, он называл себя «словно не настоящим человеком, а призраком», и, так как я заметил ее нежный взгляд, который, однако, говорил: «Пожалуйста, довольно!» – и то, что она подняла брови, словно ей задали загадочный вопрос, я со страхом понял, что все это Ипек расценила не как мое желание, чтобы она поняла моего друга, а как желание, чтобы она приняла меня.

– Наверное, ваш друг очень меня любил, – сказала она. – Но не настолько, чтобы попытаться еще раз приехать в Карс.

– Его должны были арестовать.

– Это было не важно. Он бы пришел в суд и поговорил там, с ним не случилось бы неприятностей. Не поймите меня неверно, он хорошо сделал, что не приехал, но Ладживерт на протяжении многих лет много раз тайно приезжал в Карс, чтобы увидеть меня, хотя его приказано было убить.

Я заметил, что, когда она сказала «Ладживерт», в ее карих глазах появилось сияние, а на лице – настоящая печаль, и у меня защемило сердце.

– Но ваш друг боялся не суда, – сказала она, словно утешая меня. – Он очень хорошо понял, что я знаю, в чем он виновен по-настоящему, и поэтому не пришла на вокзал.

– Вы так и не могли доказать его вину, – сказал я.

– Я очень хорошо понимаю, что вы ощущаете вину за него, – проницательно заметила она и, чтобы показать, что наша встреча подошла к концу, положила в сумку свои сигареты и зажигалку.

Да, проницательно: как только она произнесла эти слова, я понял, что проиграл, ведь она знает, что на самом деле я ревную не к Ка, а к Ладживерту. Но потом я решил, что Ипек намекала не на это, просто я был чрезмерно поглощен чувством вины. Она встала – довольно высокого роста, красивая каждой своей черточкой – и надела пальто.

Мысли мои совершенно смешались. С волнением я сказал:

– Мы сможем еще раз увидеться этим вечером? – В этих словах не было никакой необходимости.

– Конечно, мой отец вас ждет, – сказала она и удалилась своей милой походкой.

Я сказал сам себе, что меня огорчает, что она искренне верит в то, что Ка «виновен». Но я сам себя обманывал. На самом деле, ведя сладкие речи о «моем любимом убитом друге» Ка, я хотел потихоньку обнажить его слабости, заблуждения и «вину», и так, оттолкнувшись от его священной памяти, вместе с Ипек сесть на один корабль и отправиться в наше первое путешествие. Мечта, которая появилась у меня в первый вечер, – увезти Ипек с собой в Стамбул – сейчас была очень далеко, и внутри я ощущал стремление доказать, что мой друг был «невиновен».

Насколько это означало, что из двоих умерших я ревновал не к Ка, а к Ладживерту?

Я почувствовал еще большую грусть, когда стемнело и я побрел по заснеженным улицам Карса. Телеканал «Серхат» переехал в новое здание перед заправочной станцией на проспекте Карадаг. Грязная и темная атмосфера обветшавшего города за два года успела наложить свой отпечаток на коридоры этого трехэтажного бетонного делового центра, который для жителей Карса был символом экономического подъема.

Фазыл, радостно встретивший меня в студии на втором этаже, доброжелательно представил меня каждому из восьми человек, работавших на телеканале, а затем сказал: «Друзья хотят, чтобы вы сказали несколько слов для сегодняшних вечерних новостей», а я подумал, что это может поспособствовать моим делам в Карсе. Во время пятиминутного интервью, записанного на пленку, беседовавший со мной ведущий молодежных программ Хакан Озге внезапно сказал – возможно, потому, что об этом ему сообщил Фазыл: «Оказывается, вы пишете роман, действие которого происходит в Карсе!» Я удивился и что-то промямлил. О Ка мы не сказали ни слова.