Снег для продажи на юге

Речь шла о перевыборах комсомольского бюро, проходивших накануне отъезда. Аратов тогда подивился многочисленности собрания, представив, сколько же всего народу занято в отделе, если одна лишь молодёжь – и та с трудом уместилась в просторном зале; ему невдомёк было, что это и есть почти весь состав службы испытаний. Слушая выступления вполуха, Игорь оживился лишь при появлении на трибуне Гапонова. Тот, выходивший из организации по возрасту, произнёс нечто вроде прощальной речи и вдруг, посетовав, что на его памяти никто, кроме него самого, не представлял в бюро бригаду анализа, предложил выбрать Аратова. Считая, что знает Димыча, Игорь заподозрил здесь дурную шутку – и, возможно, был прав. Но если тот и вздумал просто лишний раз порезвиться, то всё же не достиг желаемого: Игорю стало и не обидно, и не весело, а – скучно, хотя чего-то в этом роде – не шутки, а выделения из массы – он, оказалось, ждал с самого начала. И в школе, и в институте его тоже избирали в такие же бюро – и он не считал, что, согласившись, марает своё имя, оттого что не воспринимал комсомол как политическую организацию: в доступном взгляду пространстве тот себя с этой стороны будто бы не проявлял, а коли так, то и Аратов не горевал по поводу своих избраний. Неизменно получая на откуп сектор культуры, он принимался в своё удовольствие устраивать танцевальные вечера вместе с какими-нибудь сугубо женскими заведениями – и ничего больше; от него и не требовалось другого. Но и такая деятельность поднадоела ему за несколько лет, и теперь, ещё незнакомый почти никому, он надеялся остаться в стороне от юношеской суеты. Безвестность, однако, оказалась слабым доводом. Самоотвод Аратова оставили без внимания, но худшее было ещё впереди. Он думал, если уж на то пошло, и тут взяться за безобидную культмассовую работу, однако при распределении обязанностей его неожиданно выбрали секретарём – и напрасно было доказывать, что такой пост никак не должен занимать новичок.

После собрания Аратов ещё не видел Яроша.

– Тут не Димыча надо благодарить, – сказал он, – а Лободу.

– Как? Он-то как раз будто бы понял тебя.

– И оказал медвежью услугу: едва он заикнулся, что кандидатуру надо отвести как не согласованную с партбюро, так всё немедленно и решилось. Ребята не стерпели нажима и стали намертво. А кто-то просто погорлопанил в своё удовольствие.

– Руслан, наверно, забыл, как всё это делалось в его время.

– Так же и делалось. Не настолько он старше.

– Ладно, не горюй. Идёшь в гору, так радуйся. Тебе здесь жить да жить.

– Жить как раз лучше на равнине. А вот и виновник, – кивком указал Аратов на лениво бредущего к ним Гапонова, не сразу, впрочем, издали узнав того, одетого в нелепый солдатский бушлат с латунными пуговицами.

– В ателье шили-с? – поинтересовался Ярош, щупая рукав. – И почём, интересно, матерьяльчик брали? Вставайте к нам – обмоем.

– Квас да воды? – покачал головой Гапонов. – Отлично, отлично, только это не для меня. А вы побалуйтесь, побалуйтесь напоследок. Пирожных теперь долго не увидите.

– А знаете, где продают лучшие в Москве эклеры? – поделился Аратов. – В метро «Комсомольская».

– Этого не проверишь до весны.

– Что там с вылетом?

– Глухо. Жуйте шоколадки, не торопитесь.

«Ну зачем он подходил?» – подумал Игорь, огорчившись пренебрежительным тоном Гапонова; так, пожалуй, лишь иные взрослые во время своего разгульного пира обращались к малышам, балующимся петушками на палочках.

В буфете удалось убить не так уж много времени, и когда это развлечение исчерпало себя, Аратов, чтобы взбодриться, вышел на перрон. Всего несколько человек прохаживались там вдоль барьера, зябко кутаясь от сырого ветра. Какие-то машины молча ползали вдалеке по полю, но самолёты не садились и не взлетали. «Не приближается ли непогода? Опасный ветер? – встревожился Аратов, ещё не летавший раньше. – Для кого-то это привычно – и командировка, и полёты, а я вот не представляю, чего мне хотеть и чего опасаться. Может быть, меня просто-напросто укачает, как барышню, так что станет стыдно перед соседями, а может быть, впереди – приключения или авария. И всё же совсем не в этом дело, а в том, что я впервые – один и свободен в поступках».

За этими рассуждениями время пошло побыстрее, и Аратов, увлекшись, потом счёл едва ли не преждевременной объявленную наконец посадку. Вслед за попутчиками он совершенно уже механически, как на зов рожка, побрёл куда-то далеко, через холодное пространство, мимо безжизненных алюминиевых громад, пока не достиг места, где подле ещё одной такой же громады стоял грузовик со знакомым загородным номером и, перетаскивая ящики, суетились люди в лётных куртках.