Машина Аглаи стояла у забора, все четыре колеса спущены. Прорезать все четыре покрышки… Первый шаг — кирпич на бампере, второй — вывернуть золотники, третий — вспороть покрышки, после этого бьют лобовое стекло или жгут. Мы в начале большого пути. Сама Аглая сидела на крыльце и пила чай.
Роман толкнул калитку, та неожиданно громко скрипнула, Аглая позвала:
— Заходите…
Она умудрилась похудеть. Щеки впали, глаза большие, под глазами мешки, джинсы болтались, вместо рубашки свитер. В жару.
— Знобит, — пояснила она. — Похоже…
Аглая высморкалась в платок.
— Аллергия, похоже, — Аглая потрогала щеки. — Не могу… полночи чихала… Голова болит…
— У меня все то же самое, — немедленно сказал Роман. — Это от тополей — сейчас у них самый цвет, я чихаю с утра до вечера. Давно пора эти тополя вырубить, а вместо них клены посадить.
Это я хотел сказать. Что у меня аллергия, и я не сплю полночи, чихаю, думаю.
— Чай вот пью…
Чай с имбирем. С куркумой и медом. С апельсином. Кружку Аглая держала двумя руками. Ослабла. Не очень похоже на аллергию, от аллергии на ровном месте в обморок не падают.
— Как у вас дела? — спросила Аглая. — У Зинки были?
— Да, — ответил Роман. — Только что от нее.
— Зря сходили?
— Я бы не сказал, что совсем уж зря. Зина напугана.
Роман подсел к Аглае.
— Она давно напугана, — Аглая отпила из кружки. — Мама говорит, что у Зинки дома личный врач всегда дежурит, капельницы ставит каждый день.
— От чего капельницы? — спросил я.
— От радона. Они тут все помешаны на радоне, каждый чирей объясняют радоном…
Аглая чихнула и тут же закашлялась.
— Радон нас всех убьет, — сказала она.
И засмеялась неприятным чахоточным смехом.
Бежать-бежать, подумал я. Пусть Рома сидит в Чагинске, пусть ищет правду, мне плевать на правду, я тут непонятно зачем. Аглаю увозить. И что-нибудь сделать. Она права, радон нас убьет. Он наверняка накапливается…
— Зина валит все на Механошина, — сказал Роман. — Говорит — он виноват. Охоту устроил, пацанов задели случайно, а потом втихаря прикопали.
— Вряд ли, — Аглая покачала головой. — Нет, охоту он мог организовать — и все прочее, но… скрывать не стал бы. Он, конечно, ворюга был, но это… не по-человечески. Мама говорила, что Механошин был нормальным дядькой, не упырьком.
— Его могли заставить, — предположил Роман. — Или купить. А потом убрать. Он же умер…
— При до конца не выясненных обстоятельствах, — сказал я.
— Вот видите! А теперь Зина на него стрелки переводит!
— Неудивительно, — Аглая болтала кружку. — Я примерно такого и ждала — теперь они друг на друга валить начнут, так всегда, кто последний — тот дурак… Касса близко, платить никто не готов, обычное дело. Но они заплатят…
Снова закашлялась.
— Все заплатят.
Аглая улыбнулась. На секунду я увидел странное — красные прожилки на деснах, словно Аглая переусердствовала с зубной щеткой.
— Ничего даром не проходит, — сказала Аглая. — Каждому по заслугам его…
Скрипнули петли, на двор вошла злая Надежда Денисовна, бросила на скамейку сумку, села.
— Здравствуйте, ребята, — махнула рукой в нашу сторону. — Извините, устала… Черт-те что творится…
Она сняла туфли, вытянула ноги.
— Час уговаривала заявление принять — бесполезно… В полиции никого нет, сопляк какой-то — я ему давай оформляй — порча имущества, на десять тысяч колеса испохабили… А он глазами лупает, дурак…
Аглая снова закашлялась, тяжело, задыхаясь.
— Видите! — Надежда Денисовна. — Видите, что творится?!
Аглая откашлялась, стала пить чай.
— Это все от золотушки, — сказала Надежда Денисовна. — На старом кладбище золотушка зацвела, вот все и несет…
Надежда Денисовна понюхала воздух.
— Она весь радон из земли вытягивает и в воздух отправляет. С пыльцой. Как золотушка цветет, так мы тут задыхаемся все. Четыре года жалуемся, Зинка комиссию вызывала, так эта комиссия ничего не нашла — все чисто-лучисто! Ни радиации, ни радона. А народ-то мрет! Я же в ЗАГСе работаю, вижу…
— Это ужасно, — сказал я.
— Ужасно… Глаша, ты как?
— Нормально, — ответила Аглая.
— Нормально… Какое там нормально…
— Мама…
— Ладно-ладно, молчу. Может, пообедаете? Есть рассольник.
Мы от рассольника отказались, тогда Надежда Денисовна принесла с веранды полотняный мешок с жареными тыквенными семечками, насыпала их в глиняную миску и подвинула нам.
— Сама жарила, — сказала Надежда Денисовна. — Очень полезные семечки.
Семечки действительно оказались вкусные и питательные, правильно прожаренные, солоноватые, крупные и миндалевидные, плотной структуры, с привкусом фундука. Аглая семечки не ела, а мы с Романом грызли.
Надо было поговорить с Аглаей насчет безопасности, но Надежда Денисовна не спешила уходить, тоже взялась за семечки и лузгала их необыкновенно ловко.
— Как ваша книга? — спросила Надежда Денисовна.
С незаметным, но несомненным вызовом.
— Продвигается, — ответил я. — Собираем материал, Чагинск город непростой…
— Паршивый городок, — тут же сказала Надежда Денисовна. — Хуже некуда. Хорошие-то люди давно разбежались или перемерли, одна сволочь осталась. Шины режут… Вот нормальный человек мог бы шины порезать?
— Мама, это хулиганы, — сказала Аглая.