Снег Энцелада

— До магазина. Хотел за печеньем, а денег снять не получилось, терминал отключен… И карточки не работают. Ну и к Аглае забежал.

— И что Аглая?

Забежал он, легкоа́тлет, танцор диско хренов…

— Дома не застал, она на работе с утра. С Надеждой Денисовной поговорил. Но я не про это…

— Что она сказала?

— Кто?

— Надежда Денисовна.

Роман не ответил. Он уселся в мою койку, вытянул ноги в кедах, в этом мире есть незыблемые константы. Я остался у окна.

— Иногда мне кажется, что это все…

Роман покрутил пальцем над головой.

— Это все декорация…

Мог бы быть оригинальнее, трюизмы с утра невыносимы, а еще вчера говорил, что я повторяюсь…

— Это ты к чему? — спросил я.

— К тому, что иногда кажется… что мы находимся в… искривленном пространстве.

Это радон. Радон чучелизирует, мертвецы в радоновых могилах не разлагаются десятилетиями и десятилетиями продолжают источать некротические эманации, примерно так.

— Ничего удивительного, ты же музыкант, — сказал я.

— А это при чем?

— У музыкантов обостренное восприятие, вот ты и воспринимаешь.

— Что я воспринимаю?

Роман покосился на ноутбук, стоящий на подоконнике.

— Это называется по-разному, — ответил я. — Эффект зловещей долины. Невыносимая легкость бытия. Мерцание матрицы. Великое молчание. Острое ощущение иллюзорности происходящего, момент, когда привычный абсурд… Мы это обсуждали много раз.

Повторение — мать чучелизации. Или отец. Повторение и радон, осень, в окно на «восьмерку» открывался осенний вид.

— «Растебяка», — сказал я. — «Легчатор», «Частная клиника «Стикс», «Мотоплуг и дрель», похороны Хазина, бог Кузя и одноименный носочный питон, смерть хорька Фантика, мшистые яги, смерть в скудельне ледяной, рано или поздно ты привыкаешь к этому настолько, что перестаешь замечать. И именно тогда тебе становится страшно. Так, Роман? Тебе страшно?

«Восьмерка» абсолютно сливалась с Чагинском, подтверждая свое подлинное предназначение, Роман не ответил.

— Наше путешествие было абсурдно изначально, — пояснил я. — Расследование исчезновения двадцатилетней давности — это сюжет дешевого скандинавского триллера. Тем не менее мы стали играть по этим правилам и втянулись в эту игру… Втянулись в этот…

— Я вспомнил, — сказал Роман.

— Что?

— У кого я видел зажигалку.

Город Чагинск. Город Чагинск не имеет даты основания.

— В тот день, — уточнил на всякий случай Роман.

Я понял в какой.

— Странное дело, — сказал он. — Я сегодня проснулся… Утро было солнечное такое… и я совершенно ясно вспомнил. Я видел эту зажигалку в руках у Хазина.

Хазин.

— Это точно? Если по десятибалльной шкале?

— Семь, — ответил Роман. — Сам понимаешь, я тогда… сильно выпил.

Еще бы.

— У меня тогда все перед глазами крутилось… плыло. А сегодня вспомнил — Хазин. Он от этой зажигалки предлагал прикурить… Механошину, Светлову… и врио. Точно, врио.

Про врио, кажется, не знает. Или делает вид, что не знает. Если знает, а я не расскажу, станет думать, что я ему не доверяю. Хазин.

— Ты уверен? — снова спросил я.

— Ну как уверен, сколько лет прошло…

— То есть не уверен.

Хазин. Я пытался вспомнить, видел ли у него зажигалку.

— Если это Хазин, то все бессмысленно, — сказал я. — Наша поездка, наша книга…

— Почему бессмысленно? — спросил Роман.

— Потому что Хазин мертв. И спросить с него ничего нельзя.

Роман думал, разглядывая кеды. А я не помнил зажигалки у Хазина.

— Но можно спросить с врио, — сказал Роман. — Хазин работал на него, значит, врио может иметь отношение. Эта история гораздо глубже, Виктор, чем нам представлялось. Поэтому я и хотел все обсудить. Раз Хазин мертв…

— Врио тоже мертв, — сказал я.

— Как?

— Крушение вертолета. Вчера. Никто не выжил.

Роман постучал кедами друг о друга.

— Это все меняет, — сказал он.

— Что меняет?

— Расклад. Теперь его можно исключить.

— С чего это вдруг его можно исключить? — спросил я. — А что, если наоборот? Если Хазин и врио имели отношение к нашему… происшествию — и поэтому они мертвы?

— Пилот — Серов? Слишком… банально.

Роман уставился в окно.

— Я никогда толком не думал про это… Где, кстати, Снаткина?

— Не знаю. А Снаткина при чем?

— Мне кажется, она у меня две тысячи украла…

Роман принялся шарить по карманам.

— Вытряс где-нибудь, — успокоил я.

— Возможно… Мне кажется, они устраняют свидетелей, — прошептал Роман. — Все, кто может пролить свет — неожиданно погибают. Это не случайно. Я думаю, врио летел на вертолете сюда.

— Он летел в Нарьян-Мар, — поправил я.

— Это так говорится, что в Нарьян-Мар, а на самом деле сюда. Хотел принять участие. А его бац! Ракета «земля — воздух».

— Роман…

— А что?! Это всегда так и бывает. Взять нашу машину…

Роман указал на «восьмерку».

— Нам прорезали шины. А что, если это для нашего же блага? Поехали бы куда-нибудь, а тормоза отказали… может, это Снаткина прорезала?

— А ей зачем?

Роман поднялся с койки.

— Она же с твоей бабкой дружила, — сказал Роман. — И к нам теперь благоволит.

— Благоволит?

— Ну да. По ночам приходит, кресты на лбу рисует… За Аглаей, кстати, тоже приглядывают.

Роман конспиративно выглянул в окно.

— Что?

— За ней следят, — повторил Роман. — Надежда Денисовна сообщила, мужик вроде.

— Мужик?