Я подышал на пальцы, ухватил пальцами волос на затылке градоначальницы, выдернул. Куда его… Ободрал с горлышка шампанского золотистую фольгу, свернул кулечек, спрятал волос Зинаиды Захаровны туда. Одного мало. Она всю жизнь жгла прически химией, вероятно, в ее волосах уже не осталось никаких ДНК или они разбавлены до такой степени, что по ним ничего не определишь. Поэтому на всякий случай я выдернул еще два волоса, завернул в фольгу, спрятал ее в карман и подумал, что это мог быть парик. Зинаида Захаровна вполне могла носить парик. Я решил проверить, не парик ли, набрал в горсть волосы Зинаиды Захаровны.
Она очнулась.
— Ты что это?
Кажется, не парик.
— Можно, я буду звать тебя Зизи? — спросил я в ответ.
— Можно, — сказала Зинаида Захаровна через некоторую паузу. — Мне нравится, меня так давно никто не называл…
Зинаида Захаровна сидела, откинувшись на спинку дивана, и пыталась дотянуться до бокала на подлокотнике дивана. Не получалось. Рука тянулась, а тело за ней не спешило.
— Меня так называл один… — сообщила Зинаида Захаровна. — Его… кажется, лейтенант…
Зинаида Захаровна замолчала, видимо, вспоминая далекого лейтенанта. А я чувствовал себя не очень пьяным, видимо, бутерброды с маслом и копченым муксуном согнали хмель, не пьяным, но очень усталым и слабым.
— Я вообще не хотела, — сказала Зинаида Захаровна. — Я не хотела…
— И я не очень-то хотел.
— Я не хотела заведовать клубом, — закончила Зинаида Захаровна. — Я ведь на гитаре играла…
Я попробовал подняться с дивана, но не смог. Бурбон. Бурбон догнал, поплыло… С бурбоном смешиваются чудесные фруктовые коктейли.
— Я заслуженный работник культуры, — поведала Зинаида Захаровна.
— Это проливает свет… на многие обстоятельства, — сказал я.
— Сегодня ты лейтенант, а завтра в чешуе, — вздохнула Зинаида Захаровна.
Я не очень понял, что она имела в виду. Зинаида Захаровна потрепала меня по щеке.
— Что?
— А ты, Витенька, хитрец… Хитрец, я вижу… И кобылка хитрая…
Зинаида Захаровна ухмыльнулась и облизалась. Мне эта ухмылка ничуть не понравилась.
— Хитрая кобылка, — повторила Зинаида Захаровна. — Вывернулась тогда…
Зинаида Захаровна вдруг изменилась. Постарела. Сразу на десять лет. Или больше. В лице словно расслабились все удерживающие его пружины, скосился рот, вылезли морщины, нос потолстел, а глаза спрятались в мешки, осмысленное выражением исчезло вовсе. Причем изменилось не только лицо — фигура расселась, отвисла кожа на руках, выступила холка, Зинаида Захаровна будто одновременно поправилась и похудела.
— Кто вывернулась? — не понял я.
Зинаида Захаровна приложила палец к губам.
— А ты словно не знаешь? Ты же все знаешь, ты сам там был, Витя. Вся чешуя блестит в броне… попрыгай лучше-ка на мне…
Зинаида Захаровна попрыгала на диване и подсела ближе.
— Ты же, Витенька, все понимаешь, ты же не дурачок… Или дурачок… Кто бы мог представить…
Она замолчала и стала смотреть в окно.
Окна от пола до потолка, коттеджного типа, дорогие. За окном цветы и трава, деревьев нет, есть луг, спускающийся к реке. Хорошо бы уйти в луг, в траву.
— Никто не мог представить! — всхлипнула Зинаида Захаровна. — Мы не виноваты! Мы все правильно сделали, как полагается…
Зинаида Захаровна схватила меня за запястья. Я попытался избавиться, но Зинаида Захаровна держала крепко, или я ослаб, все-таки… много слишком…
— …Мы же не для себя, для всех, чтобы было лучше… для города, для людей…
Зинаида Захаровна отпустила меня и укусила себя за руку.
— Надоело очень, — сказала Зинаида Захаровна. — Жили в дерьме, жили… надо было и дальше жить…
На коже выступила кровь, Зинаида Захаровна ошалело размазала ее по халату.
— Хотела как лучше… Как лучше…
Зинаида Захаровна разрыдалась. По-бабьи, взахлеб, со всхлипами, с дрожащими щеками.
— Мы сделали, как ему нравится, все как он любит… Но все не так получилось, эта сучка вывернулась, я не виновата, что она вывернулась…
Зинаида Захаровна тряслась, растирая и размазывая по щекам сопли.
— Но я все исправлю, — пообещала Зинаида Захаровна. — Я все доведу до конца… Никуда не денется, никуда эта сучка не денется, в этот раз доделаем…
Зинаида Захаровна протерла лицо подолом халата, взяла себя в руки.
— А он… он на нас даже не посмотрел… побрезговал… он побрезговал…
Тогда я сделал так. Налил еще скотча и выпил, глядя в перепуганные глаза Зизи, сказал:
— Я передам ему ваши претензии, — сказал я. — Можете не переживать.
— Нет! — закричала Зинаида Захаровна. — Нет, не надо! Витя! Я тебя прошу!
Толстые лодыжки. Неприлично толстые лодыжки, раньше я этого не замечал. Хотя я раньше и не смотрел на лодыжки Зинаиды Захаровны, а надо было смотреть, это был бы мне знак.
— Не надо ничего говорить! Да и говорить-то нечего! Давай лучше выпьем! У меня есть чудесная бутылочка!
Зинаида Захаровна утратила контроль над губами, они дрожали и кривились, уголок рта сполз вниз, мэр города Чагинска приобрела кошмарный вид; едва она удалилась из гостиной, я бежал.