Почему я все это сделал.
— Потому что поигрались в детективов — и хватит.
— А как же… — спросила Аглая. — А как же… правда?
— Правда?! Ладно, я расскажу правду… Короче…
Я посмотрел на Аглаю.
— Короче, такое дело… Я вчера был у Зины.
Роман промолчал, сдержался. Аглая пригладила волосы. Надо продолжать.
— Федор нажрался и проболтался… Вроде как Зина против нас мутить собирается… Ну, а дом ее рядом там, сами знаете. А я уже слегка накатил, ну и чего-то… Одним словом, к Зинке поперся. Хотел узнать…
Аглая изучала конфеты.
— Хотел узнать получше.
— Узнал? — спросил Роман.
— Да.
— И что же ты узнал?
Отвратительная комната. Я живу в отвратительной комнате, здесь рассохшееся окно, щели в потолке и в полу, здесь везде змеиная пыль, а мне надо продолжать.
— Зинка проболталась, — сказал я. — Она коньяк любит, бухнула и проболталась. Сказала, что наше присутствие в Чагинске всем поперек горла. Что деньги любят тишину. Что нами недовольна не только она, но и некоторые джентльмены… Они собираются инвестировать в Чагинск, а мы… вносим хаос.
Еще немного.
— И кто же эти славные джентльмены? — спросил Роман.
— Они предпочитают оставаться в тени, но имеют интересы… Короче, они собираются на нас надавить.
Роман презрительно фыркнул.
— На тебя, как я погляжу, уже надавили, — сказал он. — Пена пошла, Витя, ты дал пену.
Я не ответил.
— Витя, зачем ты так? — спросил Роман. — Зачем так с нами?
— Думаю, Зинаида Захаровна не шутила, — сказал я. — Есть… Есть серьезная опасность. Похоже, они реально испуганы. А когда они реально испуганы, они начинают… задумываться.
— Мне плевать, — сказала Аглая. — Мне плевать на Зинку и ее друзей, я хочу знать правду…
— Нет никакой правды, — сказал я.
— Я хочу знать правду, — повторила Аглая.
Упаковка конфет порвалась, вишня рассыпалась.
— Зина говорила про Надежду Денисовну.
Аглая впервые посмотрела мне в глаза.
Сейчас.
— А ты уверен, что правильно понял? — спросил Роман. — Зина тебя на понт брала, она же умеет…
— Вряд ли она брала на понт, — сказал я. — Сам понимаешь, в такой ситуации…
Сейчас.
— В определенных ситуациях женщины… — я задержал паузу. — Склонны к излишней откровенности.
Почему же так?!
Губы у Аглаи дрожали. Хорошо, что она в очках, я бы сейчас не смог. Смотреть ей в глаза.
Надо заканчивать.
— Зина намекала… — сказал я. — То есть не намекала, а фактически прямым текстом… Если мы не уберемся отсюда, будет как с Хазиным.
Аглая закрыла глаза.
— Со всеми будет как с Хазиным, — повторил я. — С каждым.
Надо спуститься до улицы Любимова, два квартала налево, магазин «Эллада». Я его еще не посещал, но подход хозяев мне нравился — стены оживляла мозаика в виде квадратной эллинской волны, вывеска была украшена изображением шлема и стрел.
— Тебе только кажется, что Пересвет проиграл, — сказала Аглая. — Но это не так.
— Дерьмо, — сказал Роман.
Аглая вышла.
— Получается… Что же получается?
— Увези ее, — сказал я.
— Кого?
— Ты должен ее увезти.
— Да иди ты…
Роман побежал за Аглаей.
«Эллада».
Я досчитал до ста, потом с помощью велосипеда спустился до улицы Любимова и налево, бросил велосипед у крыльца, поднялся, перехватываясь по перилам.
Внутри магазина античности не хватало, зато радовал ассортимент. За прилавком сидела моя знакомая по аптекам, милая взору и сердцу дочь Монтесумы, судя по бейджу, Ирина.
— Что это с вами? — спросила Ирина.
— Гидрографы, — пояснил я.
— Вы же сами гидрограф.
— Гидролог, — поправил я с достоинством. — Это совсем разные вещи, примерно как пожарные и пожарники, как канал и канализация. Гидрографы ненавидят гидрологов, это еще с двенадцатого года тянется… Вечная вражда. Вот, подкараулили.
— Вам бадягу в аптеке надо взять, — порекомендовала Ирина. — Очень помогает, а то синяк наливается.
— Я уже взял бадягу, — сказал я. — А теперь хочу взять коньяк. Что-нибудь из французского ассортимента.
— У нас Москва и Калининград. Но из французского материала, выдержанный.
— Давайте.
Ирина пробила две бутылки, выставила их на прилавок. Я взял московский выдержанный, скрутил крышку, выждал, пока не улетучится собравшийся под крышкой выдох, сделал два глотка и сказал:
— Гидрографы — псы.
— А этих гидрографов вам на помощь вызвали? — спросила Ирина. — А то в колодцах сплошная муть…
— Это временное явление, — успокоил я. — Мы сейчас досверливаем шурфы, закладываем аммонал, через пару дней… все наладится.
Заглянула старушка, стала изучать йогурты.
— Скоро все наладится, бабушка, — сказал я. — Не беспокойтесь, мы штробим алмазный предел, восемь саженей осталось, небо волнующе рядом. Молот Берии с нами!
Я покинул «Элладу» и на обратном пути нашел на дороге металлический знак «Шарьинский сельхозтехникум», ШСХТ, твои выпускники честно работают по всему Нечерноземью; я спрятал знак в карман и достал московский. Два глотка, убедился, что московский тяжел — повело, и ноги задрожали. Нога, правая, левая уже почти ничего не чувствовала, как бревно. Я брел к дому Снаткиной, голова за ушами болела. И в затылке болело.