Снег, газ и стальные трубы

Коля рассказал о себе. У него было уже двое детей – мальчишка и девчонка. Сам он работал начальником смены на Запорожской АЭС и на жизнь тоже не жаловался. Рассказал и о ребятах, которые вместе с ним были отправлены на Украину. Все как-то жили, крутились, у кого-то получше получалось, у кого-то похуже, но в общем-то все было в норме.

Страшно не повезло только Сашке Акимову. Стоило вспомнить Сашку, и настроение сразу же упало. Не было даже смысла пересказывать его историю. Ее знали все, даже люди, весьма далекие от энергетики.

– Согласись, как несправедливо поступили люди в отношении Сашки, – медленно произнес Коля.

– Почему? – не понял Виталий.

– Ославили его на весь свет. Чуть ли не главным злодеем сделали, да и всех его ребят тоже.

– Не понял. А ты считаешь, что этим ребятам памятник поставить нужно за то, что они реактор взорвали и половину Европы испоганили?

– Памятники у них уже есть, на могилах стоят. Просто несправедливо, что всю вину свалили на эксплуатацию.

Сашка Акимов был начальником смены на четвертом реакторе Чернобыльской АЭС, когда взорвался реактор. Именно под его командованием дежурная смена проводила дурацкий эксперимент, выродившийся в катастрофу.

– Ты хочешь сказать, что они были правы, когда отключили столько блокировок и аварийных систем? Да тут даже чайник электрический взорвался бы!

– Виталя, не упрощай, – произнес Коля. – Да, я спорить не буду. Они долго держали реактор на пониженной мощности, из-за чего произошло отравление активной зоны йодом. Отключили аварийную систему охлаждения зоны. Вынули много поглощающих стержней. Но ведь все было под контролем, и очень серьезным контролем. Эксперимент было нужно и можно провести. Сам знаешь, что такое плановый эксперимент. Наука сказала: надо! Эксплуатация ответила: есть!

– Наука, наука, – проворчал Виталий. – А эти ребята что, в школу не ходили, в институте не учились? Они что, думать не умели и не догадывались, что может произойти?

– А ты бы как на их месте поступил, если бы на тебя так же со всех сторон давили?

– Не знаю. Придумал бы что-нибудь.

– Интересно, а что бы ты придумал? У реактора произошел срыв циркуляционных насосов – раз, был и сейчас есть положительный паровой коэффициент реактивности – два. Вот ты человек науки, что бы ты делал в такой ситуации?

– Во-первых, я бы не стал загонять реактор в такой режим, когда все это сказывается.

– Не уходи от вопроса. Вижу, что не хочешь отвечать, человек науки. Хрен ты когда признаешься, что с реактором дело нечисто. Я знаешь когда это понял? Когда в Чернобыле судили эксплуатацию. Заметь, проводили не какой-нибудь показательный процесс в Киеве, а суд в Чернобыле. А что такое Чернобыль? Это зона, в которую без специального пропуска не попадешь. И на процессе не было людей, у которых могли бы возникнуть очень неудобные вопросы. Дали директору и главному инженеру станции по десять лет, другим поменьше – и все, вопрос закрыт, виновные наказаны. А я после суда раздобыл доклад нашей комиссии в МАГАТЭ, чертежи реактора и попробовал разобраться сам. Знаешь до чего додумался?

– Ну и до чего же?

– До того, что блок с РБМК-1000 – дикое дерьмо, гибрид телеги с плохо управляемым реактивным двигателем. Рано или поздно реактивный двигатель должен был эту телегу разнести. Он и разнес.

– И почему же реактор – дерьмо?

– Как его конструировали? Взяли барабанный паровой котел Рамзина, убрали из него топку и поставили вместо нее активную зону. Сделали биологическую защиту – и вот, пожалуйста, получите ядерный энергетический реактор. Даже циркуляционные насосы не поменяли, как были напорного типа, так их и оставили. А насос напорного типа чем опасен? У него бывают срывы, когда он крутится, воет, жужжит, а воду не качает. Могли хотя бы аварийные насосы поставить объемного типа, а так реактор остался без воды. Только если на обычном парогенераторе это просто крупная неприятность, трубы добела накаляются, то на реакторе это может закончиться взрывом. Далее, самый главный ляп. У реактора есть положительная обратная связь. Когда в аварийном режиме сбрасываются поглощающие стержни, у реактора мощность сначала повышается, и только потом он останавливается. Ребята пытались его остановить, а он вместо этого разогнался и многократно превысил свою мощность. Убило то, что должно было спасти. И что ты на это скажешь?

Виталий сидел молча.

– Так, наука говорить не хочет, – констатировал Коля. – Хорошо, скажи, ты все это знал?

– Да, знал, – подтвердил Виталий. – Точно так же, как ты, разобрался после аварии.

– И чего же ты молчишь, никому ничего не говоришь?

– А кому я скажу и что? Правительству, министерству? Да кто меня станет слушать, если таких реакторов сейчас четырнадцать штук работает? В стране с этой перестройкой идеологию уничтожили, промышленность развалили, армию и флот почти ликвидировали, сельского хозяйства тоже нет. Осталось только по единой энергетической системе ударить и науку погубить. Ты этого хочешь? – Виталий немного помолчал, потом добавил: – Да и подработали конструкцию реактора.

– Каким образом?