Снег и камень

Выходит, Николай Васильевич, осветивший в своих произведениях колоритный мир украинского казачества, был сильно однобок. Хочется верить, что нет. Хочется верить, что казаки, резавшие и насиловавшие беззащитных людей под стенами замка, были из тех, кто заряжает снежки камнями, а таких тварей на Земле меньшинство. И Гоголь писал о других! Правда, ведь?!

Он писал о тех, кто жертвует собой ради свободы, о тех, для кого вера дороже жизни, о тех, которые справедливы и терпимы к другим людям! И таких большинство. Наверное.

Я люблю казачьи песни и до сих пор играю их. Ведь поется там о гоголевских казаках, не рубивших шашками младенцев. И кошек в животы женщинам засовывали не они, а другие, те, кто в детстве начинал со снежков с камнями внутри. Но таких меньшинство. И среди казаков, и среди других нелюдей любой национальности. Вы тоже так считаете? Правда, ведь?!

Но тогда я ничего не знал, а просто жил как все.

Евреи были в каждом классе. И в русских школах, и в украинских. И ничем не отличались от мальчишек других национальностей. Разве что школьной формой. У одних синяя, у других коричневая. А девчонки даже формой не отличались. И дружили все со всеми. И это никак не было связано с сибиряками, которые проходили срочную службу в батальоне внутренних войск, расположенном в замке. Правда, ведь?

Несмотря на занятость замка, который мы называли «Крепостью», нас пускали внутрь на экскурсии. Там мы узнали, что до сорок первого года крепость ни разу не была взята штурмом. Она всегда отбивалась, в том числе и от татар. А один раз какая-то панночка выстрелила из пушки, и ядро снесло голову целому хану, подступившему со своим войском к городу. Татары сразу же сбежали, а панночка осталась в истории как храбрая и доблестная защитница.

Венька Бергман — один из моих одноклассников — слушая экскурсовода, забыл о нашей с ним ссоре, и одновременно бубнил мне в ухо о том, что панночка, дескать, спасла тех, кто отсиживался в крепости. А других не спасла.

Я спросил у него:

— Каких других?

— Всех остальных, — ответил он. — Которые за стенами остались: — и замолчал.

Наверное, он это придумал. Пацаны любят сочинять. Правда, ведь?

Мы тогда учились в шестом классе, и я еще не знал, что он еврей. Более того, я и понятия не имел — кто такие евреи вообще. Фамилия странная? Мало ли на свете странных фамилий? С кем я только не учился в прежних школах. На фоне Михая Мэлугеряну, Гочи Джапаридзе или Женьки Запсуйшапко фамилия Бергман выглядела достаточно прилично. А еще в нашем же классе учились двойняшки Борька и Ленка Левицкие. Вообще не придерешься! Тем более — Польша рядом.

И так получилось, что мы с Венькой поссорились именно на почве еврейского вопроса. Это было за неделю до экскурсии, и он на меня дулся. Надо сказать — справедливо.

Запас анекдотов двенадцатилетних школьников в то время был невелик. Большинство из них было подслушано у взрослых. Основными героями юмористических историй являлись Чапаев с Петькой, чернокожие обитатели Африки, немного чукчей с грузинами и, естественно, какие-то евреи. А кто они, эти евреи? Да просто категория жадных людей! Наверное.

В один прекрасный день волосы на моей голове не захотели больше быть прямыми. Они начали кучерявиться. Да с такой скоростью, что за неделю перестали подчиняться расческе, и я стал похож на папуаса. Произошло это событие во время весенних каникул. Когда я появился в школе, мой новый вид добавил веселья всем одноклассникам и одноклассницам. Без исключения.

За целый учебный день класс наржался подобно табуну лошадей на водопое. Это постепенно разозлило меня и пришлось даже несколько раз слегка подраться. Но крайней каплей стало поведение Веньки Бергмана.

На уроке труда (в тот день он был последним) этот засранец пробежал мимо тисков, за которыми я трудился, вытачивая напильником какую-то никому не нужную шпильку, и вставил в мою шевелюру толстый гвоздь-сотку. Я тут же встряхнул головой, но гвоздь не выпал. Хорошая шевелюра была у меня в детстве! Но тогда я этого факта не оценил.

А Венька, отбежав на безопасное расстояние, уже орал на всю мастерскую:

— Смотрите! Негр Тумба-юмба выменял у белых людей гвоздь! Сейчас он вставит его себе в нос и спляшет танец носорога!

За время, пока утихал хохот одноклассников, я успел сделать следующее: вытащил из шевелюры гвоздь, запустил им в Веньку (последний ловко от него уклонился) и достал из своего анекдотного арсенала фольклорный персонаж, занимающий положение, достойное месту негра, которым меня только что обозвали.

Набрав в легкие побольше воздуха, я рявкнул:

— А ты — еврей проклятый!

Стало необычайно тихо. И в этой звуковой пустоте еще тише прозвучал голос Веньки:

— Ну и дурак же ты…

Он резко сник, развернулся и вышел из мастерской. А помещение вдруг как по команде взорвалось всякими скобяными звуками! Одноклассники повернулись к своим тискам и принялись усердно наяривать напильниками различные железяки. Лопатки у них двигались в такт усилиям рук, производящих советскую учебную продукцию. И только Борька Левицкий ничего не делал.