Снег и Сера

— Я знаю, что твои люди явились в имение Палеса и переломали там шеи даже диким голубям, — Асатесса навела на Георжа палец. — Но он узнает. Узнает, что именно твоя дочь укокошила его кровиночек. И когда он узнает, никто из нашего рода не останется в живых. Кроме, пожалуй, Ашаи, я верю, что она даже в одиночку может проложить себе ковровую дорожку из тел из Серных гор.

Георж стоял весь пунцовый.

— Мы в одной лодке, — подвела итог племянница. — Хочешь ты этого или нет. И если убьют меня, убьют и тебя. Поэтому, отправляй гонцов во все щели Серных гор, пусть каждый замшелый князь явится ко мне со своей свитой через полтора месяца и подтвердят мне свою лояльность. Пусть не появляются без поименного списка тех, кто встанет под знамена в конце зимы и примет бой на Драконьем перевале. Сам же садись на лошадь и объедь все крупные имения. Посмотри, что там делается. Все горны должны быть разожжены, а мужчины — тренироваться. Убедись, что эти князья готовы мне дать войска. Тех крепких мужчин, что не заняты, бери с собой, будут тренироваться во дворце. Нигде не пьянствуй и у гулящих девок не задерживайся. У тебя месяц.

Георж сдержанно поклонился.

— Это всё, — махнула рукой Асатесса. — Возьми с собой воинов, если князь не захочет подчиниться, то ты волен привести его во дворец, и я решу его судьбу. Можешь идти.

Когда весь красный визирь вышел из залы, Повелительница тяжело вздохнула.

— Солана! — крикнула она. И из двери где-то за троном сразу вынырнула стройная высокая чинис с прямыми волосами почти до пояса.

— Да, Повелительница, — поклонилась управительница дворца.

— Я сегодня больше судить не буду, — кивнула Асатесса. — Распорядись, чтобы мне приготовили горячую ванну в моих покоях… И… пошли гонца к Ашае из Немезины. Пусть она и её спутники явятся во дворец.

— Я все сделаю, о Повелительница, — кивнула Солана.

— Хорошо, — Асатесса поднялась с места.

Глава 11. Ода для мятежа

Налетевший с севера ветер немилосердно хлестал шатёр, в котором расположились претендент на престол Богатур и его брат Паратуз. Деревня, рядом с которой встало их войско, не имела постоялого двора или хоть какого-то здания, достойного амбициозных князей. Богатур наотрез отказался останавливаться в доме старейшины, потому как для его нежного обоняния там пахло старостью и потолок был слишком низок. Паратуз сначала хотел возразить, но потом решил, что для князя, претендующего на трон, потолки и правда низковаты.

Теперь лидер восстания и его вдохновитель сидели в просторном шатре, который едва прогревался жаровнями с углем, поставленными поближе к ложам высоких особ. Чертыхаясь, Паратуз подмерзшими пальцами выводил цифры в книге учета. Он обязал князей, присоединившихся к мятежу, и простых воинов при мародёрстве приносить половину награбленного в казну восставшего войска. В случае, если вскрывалось, что мародёры не вносят условленную часть на общее дело, суд, учиняемый Паратузом, был скор и обычно жесток. За предыдущие несколько дней по его приказу вынесено одно предупреждение сыну княжеского рода, восьмеро ополченцев из крестьян высечены и один повешен. При этом повешенный не сделал ничего нового, по меркам мятежной армии, просто Паратуз уже взбесился от того, что его угрозы и публичная порка никаким образом не наполняла казну, но всё равно оставляла деревни разграбленными.

Сегодня днём жесткие меры дали результат, и к казначею явились несколько князей и ополченцев с частью награбленной добычи. Приход был небольшим, так как на версты вокруг дорогих домов не наблюдалось. А самое ценное, что могли дать крестьяне: еда, нехитрая домашняя утварь, да местные девки (которых в казну посадить не представлялось возможным). Однако, принесенный десяток золотых монет, а также пара семейных реликвий в виде простеньких золотых колечек и сережек, видимо, закопанных как клад каким-то местным купцом, обрадовали Паратуза, у которого появился повод открыть амбарную книгу и в коем-то веке записать туда хоть что-то.

Богатур возлежал на софе рядом с одной из жаровен и потягивал подогретое вино, всматриваясь куда-то внутрь себя.

— А знаешь, — наконец сказал он. — Мне не нравится боевой дух нашего войска.

Паратуза чуть покоробило, что его маленькая радость была прервана разглагольствованием брата. Но он собрал всю волю в кулак, чтоб вести себя с родственником, как с будущим повелителем. Богатур был выгодным щитом для его амбиций, но щитом очень чувствительным, поэтому любое резкое слово могло вывести так хорошо управляемого брата из его чуткого душевного равновесия и сделать менее сговорчивым.

— А что не так с боевым духом? — спросил, закрыв книгу, Паратуз.

— Они не прониклись идеей нашей святой миссии, — поднял бокал и покачал им над собой Богатур. — Они грабят и насилуют, как будто это рядовой поход из-за княжеской обиды. А тут, тут же другое…

— Они слишком глупы, — откинулся на стуле казначей. — Многие князья слишком глупы, чтоб понять всю важность нашей миссии. Я уже не говорю про вчерашних крестьян. Они вообще позорят землю своим существованием.