Ещё неделю назад их грандиозная задумка была готова пойти прахом. Князья только пили и воровали для себя. Когда дело касалось работы, а не развлечений с местными распутными женщинами, никто не хотел слушаться ни Паратуза, ни Богатура. Напряжение нарастало, и казначей уже начал задумываться о том, чтобы вместе с деньгами мятежной армии бежать дальше на восток, как только солнце начнёт припекать землю.
Но всё изменил Палес. В тот день Паратуз ещё не успел проснуться, когда этот мятежный князь вышиб дверь к нему в комнату. Идеолог восстания натянул к самым глазам одеяло и в такой комичной позе наблюдал за покрасневшим и тяжело дышащим князем.
— Она убила их! — кинулся Палес к Паратузу и потянул одеяло на себя.
— Кто? — спросил испуганным голосом тот и в ответ дернул материю обратно.
— Она убила их! — вдруг из глаз князя хлынули слёзы, и он зарыдал, сел на кровать перед казначеем, не отпуская края его одеяла.
— Кто и кого убил? — спросил Паратуз уже более спокойно, он даже отпустил покрывало, и оно перекочевало в руки Палеса, который продолжал в него плакать.
— Она убила моих сыновей, — сквозь всхлипы проговорил князь.
Наступила пауза, во время которой в дверях появилась стража, у одного из воинов красовался огромный свежий кровоподтёк под левым глазом. Их хозяин показал жестом, что беспокоиться нечего и те скрылись с глаз. «Вояки», — презрительно подумал Паратуз.
— Асатесса казнила твоих сыновей? — вернулся к прерванному разговору идеолог восстания.
— Нет, — всхлипнул Палес. — Эта потаскуха Ашая, дочь этого сукина сына Георжа, она убила их.
— Ну, ну, — Паратуз пододвинулся к князю и обнял его вместе с одеялом. Они сидели молча. На самом деле утешающий не знал, что ему говорить, он сначала хотел сказать о мести, но потом решил не бередить душу Палеса, пока что. В этой тишине, прерываемой редкими всхлипами безутешного князя, у Паратуза в голове стал созревать план.
— Я убью её! — через некоторое время поднял на казначея красные глаза князь. — Она сейчас служит в замке, я пойду в замок и убью их всех. Мне нужна армия, мы пойдём по тропе в обход перевала и уничтожим их.
— Та тропа, — спокойно проговорил Паратуз. — Называется Тропой Мертвеца. И ты прекрасно знаешь почему. Повезёт, если десять человек из сотни пройдут её и останутся в живых.
— Плевать на опасность, я должен мстить!
— Ты не отомстишь, — также спокойно ответил казначей. — Ты погибнешь либо под обвалом, либо соскользнув в ущелье, либо под лавиной. Тебя также могут съесть волки, они в это время лютые. А в конце тебе предстоит штурм замка, даже если они не будут тебя ждать, оставшимися людьми ты вряд ли залезешь на его стены, — Паратуз покачал головой.
— Но должен же быть выход, — глаза Палеса горели огнём. — Я должен отомстить.
— Выход есть, — кивнул собеседник. — Собрать огромную армию и, дождавшись весны, перейти перевал, осадить замок, взять его и судить предателей народа Серных гор.
— Это долго, — вскочил на ноги князь.
— Либо так, либо никак, — пожал плечами казначей.
Палес снова плюхнулся на постель Паратуза.
— Тогда никак, — в отчаянии проговорил он и обхватил голову руками. — Ты видишь, что с нами творится. Мы пьём и развратничаем. Людей в наших армиях не становится больше — на каждого примкнувшего, приходится один упившийся до смерти. Когда сойдёт снег, большинство разбежится, а другая половина будет повешена Асатессой.
— Ты зря так думаешь, — грустно улыбнулся казначей. — У нас есть способ объединить силы.
— Да? — недоверчиво выдохнул Палес.
— Да, — кивнул Паратуз. — Просто сделай акцент на том, что Ашая убила твоих сыновей по приказу Асатессы.
— Такого в том письме не было, — мотнул головой князь.
— А ты сделай акцент, — с ноткой металла в голосе произнёс казначей. — То, что Ашая убила твоих сыновей, это вопрос кровной мести, касающийся именно тебя. Но то, что она казнила их по приказу Повелительницы-шлюхи, касается каждого в этой грёбанной армии возмездия.
— Думаешь? — шмыгнул носом Палес.
— Уверен, — кивнул Паратуз.