Снег на кедрах

Вскрыв задвижку аккумуляторного гнезда, Кабуо отсоединил кабели от клемм. Аккумулятор был раза в два больше и тяжелее, чем автомобильный; Кабуо вытащил его и понес. Подойдя к борту, он положил его на планшир, чтобы передать Карлу. Оба находились теперь на своих шхунах; аккумулятор лежал между ними.

– Войдет, – решил Карл. – Фланец у меня мягкий. Если что, выбью.

Кабуо нагнулся, снимая с борта гафель:

– Ладно, пойдем постучим.

Они вместе вошли в идеально прибранную рубку Карла: сначала шагнул Карл с аккумулятором, за ним – Кабуо с гафелем и фонарем. Рядом с нактоузом покачивался сигнальный буй в кожухе, подвешенный на проволоке; койка была тщательно заправлена. Кабуо во всем видел аккуратную руку Карла, его привычку к строгому порядку – даже инструмент в ящике был всегда разложен по отделениям, а одежда, пусть даже сильно поношенная, висела чистая и заштопанная.

– Давай гафель, – сказал Карл.

Опустившись рядом с аккумуляторным гнездом на колено, Карл стукнул по металлическому фланцу. Кабуо отметил про себя, каким сильным и ловким вышел удар – Карл не спеша примерялся, разворачивал плечи и ударял. Один раз у него соскользнула рука – гафель окрасился кровью, но Карл даже не остановился, только крепче сжал ручку. Уже потом, когда аккумулятор оказался в гнезде, он приложил руку к губам, отсасывая кровь.

– Попробуем завести, – сказал Карл.

– А ты хорошо подтянул ремни? – спросил Кабуо. – Иначе не заведется. Только аккумулятор посадим. А тогда совсем туго придется.

– Да нет, все нормально, – ответил Карл, занятый рукой. – Я как следует ключом подкрутил.

Он вытянул дроссельную заслонку и взялся за тумблеры. Двигатель «Сьюзен Мари» дважды чихнул под палубным настилом, закашлял, задрожал… Карл снова задвинул заслонку.

– Порядок, – сказал Кабуо. – Ты забирай аккумулятор, можешь с ним хоть всю ночь ходить. Я уж не стану ждать, пока закончится подзарядка, похожу на одном, а в доках свидимся.

Карл задвинул севший аккумулятор подальше, включил в рубке свет и, прижимая к руке платок, глянул на вольтметр.

– Да, пожалуй, – согласился он. – Потребуется время. Ладно, может, еще встретимся на воде.

– Не бери в голову, – ответил Кабуо. – Лучше рыбу лови, а вернешься – отдашь.

Кабуо задвинул крышку аккумуляторного гнезда, взял гафель и немного подождал.

– Ну, я пошел, – сказал он. – Увидимся.

– Погоди, – окликнул его Карл; занятый пораненной рукой, он даже не смотрел на Кабуо. – Сам знаешь, разговор есть.

– Ладно, – ответил Кабуо, все еще сжимая гафель в руке.

– Эти семь акров… – произнес Карл. – Сколько ты готов дать? Так… просто интересно…

– А за сколько продашь? – спросил Кабуо. – Может, сначала назовешь свою цену? Давай начнем с этого.

– Я разве говорил, что продаю? – ответил Карл. – Ничего такого я пока еще не говорил. Но если бы и решил… Это ведь моя земля, а тебе прямо-таки не терпится ее заполучить, а? Ну, я бы запросил кругленькую сумму… А вдруг ты заберешь аккумулятор, оставишь меня тут болтаться?

– Аккумулятор-то уже у тебя, – усмехнулся Кабуо. – И к делу не относится. Ты бы и сам так поступил.

– Может, и поступил бы, как знать, – ответил Карл. – Только знаешь, приятель… я ведь уже не тот, каким был раньше. Ты имей это в виду.

– Ладно, как скажешь, – ответил Кабуо.

– Вот черт! – разозлился на себя Карл. – Слушай, я не хотел. Нет, правда, не хотел… Ты извини, а? Ладно? Был бы я тогда дома, ничего бы такого не вышло. Это все мать провернула… пока я был на войне… бил ваших япошек, этих сукиных детей…

– Я – американец, – оборвал его Кабуо. – Такой же, как ты или кто другой. Я разве зову тебя нацистом, фашистский ты ублюдок? Я убивал немецких тварей, свиноедов этих… А они были так похожи на тебя! Знаешь, Карл, у меня вся душа перемазана в их крови. И кровь эту так просто не смоешь. Так что не смей говорить со мной о япошках, нацистский ты ублюдок!

Он вдруг заметил, что все еще сжимает гафель в руке. Карл оперся одной ногой о планшир и сплюнул в воду.

– Я и есть ублюдок, – наконец произнес он, уставившись в туман. – Нацистский ублюдок, фриц, верзила… А только знаешь, Кабуо… та бамбуковая удочка… она все еще у меня. Все это время я хранил ее. Мать говорила, чтоб вернул, но я не стал, спрятал в амбаре. А потом тебя в лагерь увезли. А меня на посудину определили. Эта штуковина все еще стоит в кладовке.

– Ну так и оставь ее себе, – сказал Кабуо. – Я о ней и думать позабыл. Оставь себе. Все, забыли.

– Да, забыли, – согласился Карл. – А только я все эти годы мучился. Открою кладовку, а она там, удочка эта твоя…

– Хочешь, отдай, если легче станет, – сказал Кабуо. – Но мне она не нужна, Карл, я ведь ее затем и отдал. Так что оставь себе.

– Ладно, – ответил Карл, – тогда вот что. По тысяче двести за акр – и по рукам. Столько я плачу Юргенсену. Столько сейчас стоят клубничные плантации, можешь проверить.

– Выходит, за все семь… восемь тысяч четыреста, – подсчитал Кабуо. – И какой задаток?