Снег на кедрах

– Не продавай, – отговаривала его Этта. – Продашь – потом пожалеешь.

– Люди они порядочные, – рассуждал Карл. – Вот увидишь, будут себе жить тихо-мирно. Ни тебе ругани, ни попоек. Соседи что надо. Гораздо лучше других, если уж на то пошло.

Карл взял трубку и стал вертеть, ему нравилось чувствовать ее в руке.

– В общем, сказал ему, что подумаю, – заключил Карл. – Ничего не обещал, просто сказал, что подумаю.

– Уж ты подумай, подумай как следует, – увещевала его Этта.

Она встала и начала убирать со стола. Ей никак не хотелось пускать дело на самотек – семь акров составляли почти четверть их земельной собственности.

– Подожди – не прогадаешь, – советовала она мужу. – Попридержи их пока.

– Может, и так, – согласился Карл. – Я подумаю.

Этта стояла у раковины, спиной к нему. Она с остервенением оттирала тарелки.

– А неплохо бы разжиться деньжатами, а? – помолчав, заговорил Карл. – Прикупили бы кое-что, да и…

– Если ты об этом, – сказала ему Этта, – то даже не начинай. Нечего соблазнять меня обновками к воскресной службе. Если мне что нужно, вполне обойдусь своими силами. Что мы, совсем обеднели, чтобы продавать землю японцам этим? Ради чего? Ради новых нарядов, мешочка дорогого табака? Говорю тебе, Карл, держись за свою землю, крепко держись, а шляпка с оборками из магазина Лотти мне ни к чему. Да и то сказать, – тут Этта развернулась к мужу, вытирая руки о передник, – ты что думаешь, у него кубышка где в поле зарыта? Думаешь, он выложит тебе сразу кругленькую сумму, да? Ты так думаешь? У него же ничего за душой нет, только то, что платим ему мы, Торсены, которым он дрова рубит, да эти католики… как их… ну те, что на Южном пляже, у пирса. Так что ничего у него нет, Карл, ничего! Будет выплачивать полдоллара за раз, аккурат тебе на карманные расходы. На табачок, на журнальчики… Да эти семь акров отправятся прямиком в магазин дешевых товаров в Эмити-Харбор.

– Католики эти – Хепплеры, – напомнил ей Карл. – И вроде как Миямото на них больше не работают. Прошлой зимой рубили дрова для Торгерсонов и, кажется, неплохо заработали. Они трудолюбивые люди, Этта, сама знаешь. Да о чем я, ты же видела, как они работают на полях. И деньги не тратят. Едят только рыбу да рис, который оптом закупают в Анакортесе.

Карл почесал под мышкой, потер грудь толстыми, сильными пальцами, взялся за трубку и снова принялся вертеть ее.

– Дом у Миямото в образцовом порядке, – убеждал он жену. – Ты никогда не заходила к ним? Так вот, у них с пола есть можно, такая там чистота, даже стены скребут от плесени. Ребятишки спят на тюфяках, не носятся по округе чумазыми. Белье развешано аккуратно да на прищепках. Вручную вырезанных, представляешь? Встают ни свет ни заря, по ночам не горланят, не давят на жалость, не ищут дармовщинки…

– Ага, ну прямо как иньдеицы эти, – перебила его Этта.

– Зря ты индейцев ни во что не ставишь, – урезонил жену Карл. – Будь к ним добрее – покажи, где находится туалет, где можно кристаллы соли раздобыть, где наловить моллюсков… Знаешь, Этта, мне все равно, какие у них там глаза. Плевал я на это, понимаешь. Люди есть люди, вот и вся правда. А эти живут прилично, их не в чем упрекнуть. Итак, дело за малым – решить, продаем мы или не продаем? Миямото говорит, что готов сразу выложить пятьсот. Пятьсот! А остальное растянем на десять лет.