Снег на кедрах

Этта ответила не сразу. Она потерла нос и снова скрестила руки. Этта вспомнила, как однажды Карл принес листок бумаги, подобранный в Эмити-Харбор. Он сел за стол, положил листок перед собой, разгладил и стал читать, вчитываясь в каждое слово. Этта стояла над ним и тоже читала.

Начало было следующим: «Предписание всем лицам японского происхождения, проживающим на следующих территориях…» Дальше перечислялись Анакортес, Беллингэм, Сан-Хуан, Сан-Пьедро и многие другие места в долине реки Скагит… Она уже позабыла какие. Во всяком случае, этим японцам предписывалось покинуть территории к полудню двадцать девятого марта. Депортировать их должны были войска 4-й армии.

Этта сосчитала на пальцах: времени на сборы ровно восемь дней. Разрешалось взять с собой постельные принадлежности, предметы личного пользования, кое-что из одежды, ножи, ложки, вилки, тарелки, миски, кружки… Все это требовалось аккуратно связать в тюки, которые будут пронумерованы, и на каждом надписать имя. Японцам разрешалось взять все, что они в состоянии были унести, кроме домашних животных. Депортируемым было обещано, что их мебель останется на хранении. Мебель останется, а самим японцам предписывалось явиться двадцать девятого марта к восьми часам утра на пункт сбора в доках Эмити-Харбор. Для переезда туда им обещали предоставить транспортные средства.

– Господи! – покачал головой Карл, разглаживая листок большим пальцем.

– Да, не видать нам сборщиков в этом году, – отозвалась Этта. – Может, нанять этих… китайцев из Анакортеса?

– Потом решим, времени достаточно, – ответил Карл. – О господи, Этта! – снова покачал он головой.

Карл убрал руки с листка, и он тут же свернулся в трубку.

– Нет, ну надо же! – не мог успокоиться Карл. – Подумать только, восемь дней!

– Распродадут весь скарб по дешевке, – сказала Этта. – Вот увидишь. Все свои безделушки, кастрюли и сковородки. Говорю тебе, в каждом дворе будет распродажа. Так они и сделают, японцы эти, вмиг все распродадут, сбудут любому, кто возьмет.

– Да, и поживятся же некоторые, – отозвался Карл, все еще качая своей большой головой. Он сидел, положив руки на стол. Этта знала, что сейчас он попросит что-нибудь поесть и насорит по всей кухне. У него вид такой, будто он чего-нибудь съел бы, будто предвкушает еду. – Плохо, очень плохо, – сказал Карл. – Несправедливо все это.

– Они же японцы, – возразила ему Этта. – Мы же с ними воюем. К чему нам шпионы под боком.

Карл покачал головой и тяжело, всем телом, повернулся к ней.

– Знаешь что, Этта… – прямо заявил он ей. – У нас с тобой вместе ну никак не получается.

Она конечно же поняла, что он имел в виду. Но промолчала. Карл и раньше говорил. Ее это не больно-то и задевало.

Этта постояла, демонстративно уперев руки в боки, но Карл не отвернулся.

– Господи, Этта, где твое христианское милосердие? – взмолился он. – Неужели ты такая черствая?

Она вышла – надо было выполоть сорняки и задать корм свиньям. Этта задержалась в прихожей, снимая фартук. Повесила его на крючок и села обуть сапоги. Натягивая сапог, она с тревогой думала о словах Карла, что они не подходят друг другу, – он не первый раз уже такое говорит. Вдруг в дверях показался Миямото Дзэнъити; он снял шляпу и кивнул.

– Уже слыхали про вас, – сказала Этта.

– Миссис Хайнэ, дома ли мистер Хайнэ?

Японец сначала держал шляпу перед собой, но потом спрятал за спину.

– Дома, да, – ответила Этта. Она крикнула в дом: – К тебе!

Когда Карл подошел, она сказала:

– Можете говорить прямо здесь, меня это тоже касается.

– Привет, Дзэнъити, – поздоровался Карл. – Да ты не стой, входи.

Этта стащила сапоги и пошла за мужчинами в кухню.

– Садись, – пригласил японца Карл. – Этта нальет нам кофе.

Он выразительно посмотрел на жену; та кивнула. Сняла с крючка чистый фартук, повязала и наполнила кофейник.

– Мы уже видели предписание, – сказал Карл. – Восемь дней! Мыслимо ли, собраться за восемь дней? Несправедливо все это, – прибавил он. – Попросту несправедливо.

– Ничего не поделать, – ответил Дзэнъити. – Заколотим окна досками. Оставить все. Если хотите, мистер Хайнэ, работайте и на наших полях тоже. Мы так признательны, что вы продать их нам. Там все больше двухлетние кустики. Будет много ягод. Пожалуйста, соберите их, а выручку оставьте себе. Иначе ведь все сгнить, мистер Хайнэ. Не достаться никому.

Карл принялся растирать лицо. Сидел напротив Дзэнъити и растирал. Карл выглядел большим и грубоватым, японец – маленьким, с проницательным взглядом. Оба были примерно одного возраста, но японец этот казался моложе лет на пятнадцать, не меньше. Этта поставила на стол чашки, блюдца, открыла сахарницу. Смотри-ка, в деле хоть и новичок, а какой шустрый, подумала она. Предложить ягоды, которые самим все равно ни к чему. Да, ловко, ничего не скажешь. А потом завести разговор о деньгах.

– Спасибо, Дзэнъити, – ответил Карл. – Мы соберем. Огромное тебе спасибо.

Японец кивнул. Вечно они кивают, подумала Этта. Так и обводят вокруг пальца – только с виду скромничают, а в мыслях никакой скромности нет. Кивнут, промолчат, опустят глаза – тем и берут; ушли ее семь акров.