«Немедленно выезжайте Москву. Пуговицын».
Через открытое окно слышался шум волн. Низко висели большие ликующие звезды. Мягкий, ласковый ветер приносил прохладу и запах моря.
— Наверное, на стройке авария, — медленно сказал я.
В дверь снова постучали. Она медленно приоткрылась. Показался угол чемодана, а потом настороженное лицо какого-то гражданина, напомнившего мне Аполлона Бенедиктовича.
— Подождите, — резко сказала администраторша.
Дверь закрылась.
— Боже, как он мне надоел! — воскликнула она. — Встал у моей конторки и не отходил битых два часа…
Она одарила меня очаровательной улыбкой.
— А вы сейчас уезжаете?
Я кивнул головой.
— Правда? Какой вы милый!
Серое, хмурое небо. Темная, словно застывшая, вода реки. Идет дождь, мелкий, назойливый. Но какое все родное!
— Что случилось? — взволнованно спрашиваю я Нового.
— Вы уж простите, Темушкин. У вас на стройке такое!.. Я убедился — старший прораб не может идти в отпуск. — На его осунувшемся лице появилось виноватое выражение. — Не нужно аккордных нарядов. Вы так и не отдохнули.
Новый сдавался на милость победителя.
Через окно я увидел свою площадку. Работали краны, монтажники ставили панели — все такое близкое, родное…
— Ничего, товарищ Главный, все будет в порядке.
Степан Петрович и Время
Последние два года прошли у нашего главного инженера Степана Петровича в ожесточенных схватках с Временем. Сначала оно подкрадывалось к нему незаметно. Ну, там, пятьдесят семь лет, пятьдесят восемь — можно еще думать, подшучивать над старостью, но пятьдесят девять — это уже безобразие.
Время побелило его волосы, избороздило лицо глубокими морщинами, но он продолжал работать. Мчался вверх по ступенькам на одиннадцатый этаж, рысью бежал к автобусу и энергично ругался с субподрядными организациями.
— Все равно не возьмет меня проклятое, назло ему буду работать, — гремел на оперативках наш главный.
Мы любили его за деловитость и уважительное отношение к нам, прорабам. Все были довольны, что Степан Петрович остается на работе. Было решено отметить его шестидесятилетие.
Спешно на дачу Степана Петровича были откомандированы чертежница Люся и счетовод Афродита Ивановна. Они здорово готовили салаты и, что не менее важно, отлично знали, как сейчас говорят, экономические законы.
В четверг после работы мы прибыли на дачу. Степан Петрович встретил нас у калитки, кланялся и хватал гостя за руку.
— Рад! — восклицал он. — Как это говорят — почтили меня.
Рядом стояла его жена Анастасия Николаевна, худенькая, тихая; скромно опуская глаза, она говорила:
— Милости просим…
Посреди двора был накрыт длинный стол, уставленный тарелками со всевозможными салатами, бутербродами и бутылками. Громко играл магнитофон.
Мы шумно уселись. И вот наступил торжественный момент.
— По…звольте мне, — заикаясь, сказал наш начальник, еще молодой, тощий человек, любивший приезжать на праздники пораньше. — По…по…звольте мне…
Я не буду терять времени на пересказ его речи. Скажу только, что наш начальник справился с заиканием и дальше все пошло гладко.
В конце он заявил:
— Особенно приятно нам, что наш дорогой, наш незабвенный Степан… Степан Петрович остается работать, не бросает нас на произвол плана… Произвол? Не то слово, — строго сказал он. — Словом, ура Степану Петровичу и его милейшей… да, милейшей супруге. Ура!
— Ура…а…а! — закричали мы и двинулись к юбиляру. — Ура!
От наших тостов, громкой музыки и смеха на всех дачах нервничали собаки. Из-за высоких сосен неожиданно выскочила луна и строго, как стройконтролерша Панюшкина, уставилась на нас.
Наконец слово было предоставлено самому юбиляру.
— Рад… рад… — на удивление тихо сказал Степан Петрович.
Он благодарил каждого, начав, как на всех оперативках, с сантехников. Когда очередь дошла до меня, Степан Петрович уже гремел:
— Сдадим, Темушкин, двенадцатиэтажный?
— А чего же, Степан Петрович, — как можно тверже сказал я, — сдадим через три дня!
«Он же еще без крыши», — подмигнула мне луна.
— Все равно сдадим!
Тут поднялась Анастасия Николаевна.
— Степан, — тихо сказала она, — Степан, ты все забыл: музыку, экскурсии. Ведь мы договорились.
Стало тихо, мы все уставились на Степана Петровича.
…Мы огорченно прощались.
— Не вешайте носы, гренадеры! — гремел Степан Петрович, ведя под руку начальника.
— Му-музыка, — лепетал начальник, — эк… эк… черт побери — экскурсии… Счастливый ты, Степан!
Так ушел на пенсию наш главный — Степан Петрович. Так обходным путем добило его хитрое, сильное Время.
На следующий день меня вызвал начальник.
— Занимай место Степана Петровича, — сердито приказал он.
Я нехотя поплелся в кабинет Степана Петровича. Почистил ящики, просмотрел старые сводки и стал ждать. Изредка в дверь заглядывали начальники отделов.
— Сидишь? — улыбаясь, спрашивали они.
— Сижу, — солидно отвечал я. — А как?..
Они исчезали, а я томился от скуки, не зная, что делать.
На третий день дверь резко открылась и в комнату влетел Степан Петрович.
— Степан Петрович, рад! — вскочил я.
— А ну-ка выматывайся отсюда на свою площадку.
— Что случилось, Степан Петрович?