Снег в июле

«Опять он свое «да-нет» заладил», — Костя резко тронул машину.

Ехали, как всегда, молча.

— Вы знакомы с бригадиром Волошиным? — вдруг услышал Костя за спиной голос управляющего. Это было так неожиданно, что он даже притормозил машину…

— Нет, — удивленно ответил Костя, может быть, впервые так коротко, с тех пор как стал водителем персональной машины.

И снова ехали молча. Костя обгонял другие машины, останавливался у светофоров, включал сигнал поворотов. Все это делал механически, он был классным водителем. Наконец у Кости появилась возможность начать разговор, но он почему-то молчал.

— Познакомьтесь обязательно. Будет для вас очень полезно.

«Очень полезно», — значит, управляющий думал о нем. Костя вдруг увидел в зеркале лицо управляющего. Черты его лица утратили свою жесткость, глаза блестели. В этот момент он показался Косте совсем молодым. «С чего бы это? Что произошло на стройке? Спросить?»

— Хорошо, — все так же коротко ответил Костя.

В тресте было тихо. Петр Иванович прошел по длинному коридору, который в это время, когда люди ушли, почему-то казался незнакомым и загадочным. По обе стороны коридора на закрытых дверях холодно блестели черные таблички. На них золотом было начертано, кому, какому чину сидеть в кабинете. Но фамилии были написаны от руки на белых полосках бумаги. Верх экономии: если лет через пятнадцать — двадцать работник уходил на пенсию, табличку не переделывали, а наклеивали новую полоску бумаги с другой фамилией.

Только уже в конце коридора, где находилась приемная, висела большая табличка, на которой стояли и должность, и фамилия: «Управляющий трестом Игорь Николаевич Важин». Словно предполагалось, что Игорь Николаевич будет сидеть тут вечно. Но вот прошло всего два года, и Важин шагнул дальше. Табличку, однако, не переделали. Какой смысл писать новую, когда всем известно: новый управляющий пришел только на два месяца…

Петр Иванович зашел в приемную, здесь тоже было пусто, но, когда он открыл дверь кабинета, увидел, что за длинным столом сидели Лисогорский, Северов и Гуров.

Лисогорский поднялся, улыбаясь пояснил:

— Тут, Петр Иванович, бумажку одну нужно подписать. Приятную на этот раз. Срочная она…

Петр Иванович молча сел напротив них.

— Час назад, — продолжал Лисогорский, — позвонили из главка. Оказывается, в нашем тресте лучшие показатели. Выдвигают на переходящее Красное знамя. Ну, и премия, конечно… Требуют официальную справку.

Лисогорский положил перед Петром Ивановичем сколотые листки.

— Все цифры тут, конечно, точные. Северов Леонид Сергеевич если уж составит, то комар носа не подточит, все в ажуре. В справку включен новый пункт: качество сданных домов; раньше о качестве я, как главный инженер, писал отдельно. Тут тоже все точно, оценку поставили по актам госкомиссий… Мы все уже подписали… Леонид Сергеевич, — Лисогорский снова улыбнулся, пытаясь перевести разговор в простую беседу, — как плановик и как секретарь парторганизации, один в двух лицах.

Петр Иванович медленно прочел справку, аккуратно сложил листки и подвинул Лисогорскому.

— Не могу ее подписать, — тихо сказал он.

— Почему? — Худощавое лицо Лисогорского помрачнело. Он выразительно посмотрел на Гурова.

— Тут написано, что качество построенных домов хорошее…

— Но это же подтверждается актами госкомиссии. Смотрите вот… вот акт… вот акт.

— Вижу. Но в справке, на мой взгляд, совершенно правильно вопрос не об актах, а о качестве…

— Ничего не понимаю, — Лисогорский сдерживался. — У нас нет другого объективного показателя.

— Есть такой показатель: мнение жильцов. Я об этом говорил на оперативке.

— Извините, Петр Иванович, — мягко вмешался Гуров. — Мнение жильцов может быть разное. Вы, наверное, встречали в жизни людей, которые всегда недовольны.

— Встречал.

— Вот видите. Значит, объективным может быть только официальный документ. Госкомиссия выдала его. — Гуров всегда считал, что со всеми можно договориться. Он знал: особо на упрямцев действует ссылка на коллектив — и решил сейчас пустить в ход этот довод. — Ведь знамя получит не Лисогорский, не я. Его получит коллектив. Зачем же нам обижать две тысячи людей, которые так много поработали?

Снова, как в первый раз, Петру Ивановичу захотелось согласиться с Гуровым. Мерно и успокаивающе звучал его голос. Да, конечно, есть официальные документы, подтверждающие, что качество хорошее. Чего еще? Но он знал, как развращает людей незаслуженная награда, посмотрел на Северова.

— Оставьте справку. Я подумаю. — Петр Иванович поднялся. — Поздно уже.

Лисогорский и Гуров тоже поднялись. Когда они вышли, Северов приоткрыл глаза:

— Вы уже все решили. Подпишете?

— Нет.

— Можно так им и сказать?

— Да, пожалуйста.

— Тогда готовьтесь, — Северов тяжело встал. — Завтра за вас возьмется сам Важин.

Когда он вышел из треста, у тротуара стояла машина. Шофер открыл дверцу:

— Садитесь, Петр Иванович.

Он остановился, сухо заметил:

— Я ведь вам сказал — не ожидать. Мало ли… Я мог задержаться в тресте.

— Садитесь, Петр Иванович, — мягко повторил Костя. — Может, мне приятно отвезти вас домой…